Планета звезды Эпсилон (сборник) - Лариса Захарова

Итальянец неопределенно хмыкнул.

— Значит, я буду твоим клиентом до тех пор, пока вместе со счетом ты не принесешь мне информацию.

— Ба! — Перчини пожал плечами. — Сеньор Дуайнер слишком плохо думает обо мне. Я не якшаюсь со всякой мразью.

— Я знаю, с кем ты якшаешься. Тебе придется платить? Впишем в мой счет.

— У меня семья… — опять пожал плечами итальянец.

— Я не заставляю тебя вытаскивать девчонку из могилы или из тюрьмы. Только информация. Ты знаешь Хальта?

— Немца? — На остром, черном от солнца и густых бакенбардов лице Перчини появился неподдельный испуг. — Он был у меня… Месяц назад. Больше я его не видел.

— А откуда ты его знаешь?

— Нет, сеньор, это он меня знает. Разве я смею… Он кушает у меня. Ну и… девочки… иногда. Тут неподалеку у него вилла. Небольшая, летняя.

— На побережье? — настороженно уточнил Дуайнер.

— Близко, — выдавил из себя Перчини, замялся, и Дуайнер понял, что итальянец сказал лишнее. — Близко от моря, сеньор.

— Хо-ро-шо, — растянул Дуайнер и, чтобы вконец не запугать итальянца, повторил: — Меня интересует одно: кому понадобилась русская и зачем. К утру я должен это знать.

… Когда он вышел из ресторанчика, распрощавшись с Плетневым и ощущая в себе приятную тяжесть старого кьянти, ему стало весело. «Мне надо писать детективы для Голливуда, — подумал он, — Какой удачный сценарий, какой удачный сценарий… И всего за одни сутки!»

Он дошел пешком до миссии, по пути все больше проникаясь уверенностью, что русский пойдет на контакт с ним. Последние колебания Плетнева от отметет завтра, когда покажет ему фото.

Войдя в номер, Дуайнер тут же заглянул в ванную. Зажег красный ручной фонарик. Что ж, для первого опыта он неплохо отретушировал фотографию из Бонна. Вот этот снимок с увеличенным лицом аквалангиста он покажет Перчини. Правда, портреты Хальта в светских журналах не давали полного сходства с этим снимком. Во-первых, ракурс — аналогичного Дуайнер в журналах не нашел, во-вторых, гидрокостюм меняет лицо. Перчини видел Хальта неоднократно и должен узнать его. Дуайнер рассчитывал на психологический эффект: миллионер и аквалангист со свастикой — одно лицо!

По дороге в рыбный ресторан Дуайнер думал о Хальте. То, что он узнал о нем из светской хроники, поразило, захлестнуло воображение. Самая обширная в Европе — не исключено, что в мире — коллекция старинных часов. Жена Хальта — обладательница ожерелья из черных жемчужин. Виллы на побережье, отделанные лучшими дизайнерами Франции. «На его месте, — подумал Дуайнер, я бы вел себя скромнее. Подумаешь, страховая контора… Слабое прикрытие».

С этой мыслью он толкнул дверь плюшевой комнатки. Дуайнеру показалось, что итальянец, увидев его вновь, задрожал. Дуайнер дружески подмигнул ему:

— Кажется, я оплатил свой счет двоекратно. Но я не за сдачей. Если ты познакомишь меня с Хальтом, я выплачу тебе за это…

Перчини выглядел затравленно.

— Герр немец не любит людей вашей профессии.

— У меня, между прочим, вполне подходящая профессия, я — один из директоров кораблестроительной компании. Идет?

— Сеньор, я не берусь за дела, которые выше моего места. Тут я не мастер. Профан!

«О, — подумал Дуайнер, — ты, братец, все-таки масон…»

— Разве Хальт масон? — Дуайнер сунул руку в карман, где лежала фотография, и Перчини, видно, решив, что там пистолет, сжался.

Дуайнер рассмеялся:

— Можешь не отвечать, без тебя знаю. Только ответь, на этой фотографии — Хальт? — И Дуайнер выложил на стол снимок.

Видимо, ресторатор не мог прийти в себя. Рассматривал фото пристально, то поднося к свету, то отдаляя. Наконец решительно сказал:

— Это не он. Таким герр Хальт был двадцать лет назад. И честно говоря, мне рассказывали, что Хальт панически боится воды.

3

Джакомо Перчини не был профаном в ложе святого Эльма. Правда, не был он и мастером. Но в его комнатке за тяжелыми плюшевыми портьерами нередко собирались приверженцы святого Эльма самого высокого ранга. В задачи Перчини входила также поддержка постоянной связи между масонами. Тому способствовало официальное занятие Перчини — ездил он по стране, закупая для своего ресторана лучшие продукты. К примеру, лучший порей и сельдерей для знаменитого «фрутто дель маре» он покупал только в небольшой деревушке под Миланом, а заодно проделывал еще пару миль, навещая хозяина авторемонтной мастерской. За тунцом и макрелью обычно ездил в Геную или Ливорно, лангусты и креветки покупал в Павио, и там тоже было кого навестить.

Хальта он узнал недавно. Его привел Мастер, о котором Перчини знал одно — Мастер занимает слишком большой пост в Риме, чтобы можно было задавать ему посторонние вопросы. За Хальтом утвердилась кличка Банкир, и в самом деле несколько раз Хальт передавал ложе значительные суммы. Эго происходило в комнатке с портьерами, и кое-что перепадало Перчини — на подорожные.

Перчини вывел машину из гаража с твердой уверенностью, что сегодня он получит подорожные, во много раз превышающие расход на бензин, затраченный на путь к вилле Хальта и обратно, ведь ему пришлось сгонять туда трижды, все никак не заставал хозяина.

Наконец садовник, отворивший калитку, молча кивнул и впустил его. Но в дом Перчини не пригласили. Садовник привел его в поросшую одичалым виноградом и плющом беседку и оставил одного. Вдруг Перчини услышал легкие шаги, сквозь зелень что-то забелело, в проеме показалась белокурая головка. Девушка улыбалась, что-то пробормотала на языке — Перчини был готов поклясться чем угодно — он не слышал такого языка ни разу в жизни, — и убежала. Поздоровалась она или о чем-то предупредила? Она, конечно, не итальянка, даже самые светлые венецианки темнее ее. Скорее всего с севера. Но зачем она приходила? Что сказала? Перчини, раздумывая, не заметил, как перед ним появился Хальт.

— Добрый день, сеньор, — Перчини по-солдатски вытянулся перед Банкиром. — Славная у вас дочь…

— Доброе утро, это не дочь, в чем дело? — тяжелый недоверчивый взгляд сковал Перчини.

— Не могли бы мы… — забормотал он, — поговорить так, чтобы…

— Здесь некому нас слушать. В чем дело? Перчини невольно перешел на полушепот:

— Если я не разучился понимать кое-что в людях и разбираться в этой жизни, вас собираются шантажировать, сеньор…

В мясистом, холеном, почти бесцветном лице Хальта ничто не дрогнуло.

— Я никого не боюсь… — Хальт отвел глаза, и Перчини испугался, что их разговор сейчас закончится.

— О, выслушайте меня! Этого Дуайнера, американца, я знаю еще по Лас-Вегасу. Он большая теперь птица, а большим пройдохой был всегда. Он явился ко мне и стал требовать — нет, он мне угрожал! — чтобы я уточнил, так сказать, не имеют ли наши люди отношения к этому делу, о котором пишут в газетах… Ну, о русской из галереи Уффици…