Порочного царства бог (СИ) - Райот Людмила

И окружающее вдруг потеряло смысл. Веселый праздник стих и поблек. Я забыл, где мы находимся, зачем… Единственное, что имело значение в данный момент — хрупкий человечек в моих руках и то, как я желал остаться с ним наедине.

— Малек, можно я провожу тебя до дома? — спросил серьезно, а внутри все аж замерло от волнения. Скажет "нет", и куда мне тогда ехать, где ночевать? Я, Клифф Кавендиш, и не в такие ситуации попадал — и на улице спать приходилось, и в салонах и в опочивальнях малознакомых людей — но, чувствую, стар я уже для всего этого. Годы не те… Сколько мне уже, неужели и правда двадцать четыре всего?..

До Лукаса казалось — я уже все пережил и все испытал. Сотню женщин перепробовал, в тысячах друзей разочаровался. И любил и ненавидел так, что израсходовал весь свой эмоциональный резерв. А поди ж ты! Появился, негодник, и я снова, словно белый лист перед ним. Вроде и не было никого прежде. Ничего больше не хочу, кроме как засыпать рядом с ним и просыпаться. Что со мной будет, когда ты уйдешь, Малек?..

— М-можно… — также серьезно выдохнул он.

При виде нас дежуривший неподалеку от паба извозчик закатил глаза.

— Опять вы, мужеложцы нечестивые… — он сплюнул на землю. — Ладно, куда вам? Снова в Бромптон?

— Именно.

Странно, и откуда он нас знает? Неужели и правда весь город уже в курсе?.. Хотя это не важно. Я держал Малькольма за руку. Держал крепко и пока что отпускать не собирался. Даже не знаю, что должно случиться, чтобы у меня достало сил добровольно отлепиться от него…

— Ну что, спокойной ночи? — мы в нерешительности остановились на крыльце: также, как и после недавней прогулки на кладбище.

Лукас поднял на меня глаза, и взгляд его прибил меня к земле: ошалелый, подавленный, но в то же время какой-то жадный и жаждущий…

— Спокойной но… — ответил он также, как и тогда, но договорить не успел, потому что я поцеловал его.

Дверь отворилась мягко и бесшумно (не зря, все-таки, плачу слугам!), когда мы навалились на нее и рухнули внутрь дома.

— Ты как, не ушибся? — обеспокоенно спросил я, поднимаясь с Малька и отскребая того с пола. Лежать на журналисте оказалось приятно — ну, другого я и не ожидал. Можно был б и не вставать, только место не совсем подобающее…

Тот деликатно промолчал, что было не в его манере. На вид вроде живой, хоть и пришибленный… И, главное, опять тянет ко мне руки. Ну или просто показалось в темноте. В любом случае, отвергать такой шанс было бы глупостью, и я поцеловал его снова.

По дороге в спальню Лукаса мы еще несколько раз упали. Свалили парочку канделябров. Лестница оказалась тяжелым препятствием, но совместными усилиями мы одолели и ее. Наследили. Нашумели — да уж, шума от нас было предостаточно, но теперь меня не остановил бы и десяток Армстронгов, кинувшихся из-за угла.

Эту дверь я взял на себя — аккуратно растворил ее спиной и, пригнувшись (запомнил, наконец!), втянул Лукаса вслед за собой.

— Подожди, — пробормотал он, когда я оставил его рот в покое. — Есть кое-что…

И тут же задохнулся снова, потому что поцелуй переместился на шею. Мой платок остался в пабе, и платок Лукаса я тоже снял.

— Не надо…

Стянул с него пиджак, затем жилет — все это в мгновение ока. Мужчин раздевать оказалось проще, чем женщин — сказывались годы практики на себе?.. Я уже приготовился возиться с рубашкой, как у моего намечающегося любовника вдруг прорезался голос.

— Да стой же ты! — с явным отчаянием вскрикнул он. — Мне надо вам… Надо тебе…

— Не надо ничего говорить, Малек, — прервал я его.

Слова делают только хуже. А я не хочу, чтобы этот волшебный момент был испорчен. Да и руки мои живут собственной жизнью — сам не заметил, как лишил журналиста рубашки. Осталась шелковая сорочка, да и то, ненадолго…

Он всхлипнул и попытался оттолкнуть меня, но сделал только хуже — ткань белья с треском разошлась, жемчужины пуговиц хлынули вниз и застучали по деревянным доскам.

Еще недавно я не собирался выпускать Малькольма из объятий, но тут уж обстоятельства оказались сильнее моих намерений. Я отдернул руки и в который раз уронил Лукаса на пол.

Потому что мужчина моей мечты вдруг совершенно натурально закатил глаза и лишился чувств.

И потому что под сорочкой его пряталась небольшая, но явно не мужская… ГРУДЬ!!!

18. Малек

Никогда не возвращайся

Еще даже не придя в себя, я поняла — случилось непоправимое. Мозг не стал жалеть хозяйку и моментально восстановил всю последовательность действий: свадьбу леди Гамильтон, урок по соблазнению от самого Кавендиша, наш танец и ранний отъезд домой… Затылок побаливал (возможно, из-за падений, а не похмелья), обнаженную грудь холодило от непонятного предчувствия… Мою грудь!

Ой, ой… Ой! Мысль о том, что Клифф увидел меня без сорочки, быстро привела меня в чувство. А ведь перед этим он меня еще и раздевал, и целовал, и к стенкам разным прижимал! Матерь Божья, и как же все зашло так далеко?

Определенно, мне нельзя употреблять алкоголь — выпила всего рюмку или две, но события закрутились в ритме… в ритме вот этого самого неприличного танца, который исполнил со мной маркиз! Или виноват не алкоголь, а Кавендиш с его сногсшибательной харизмой? Будь я заправду мужчиной, все равно бы не устояла против подобного любовного натиска…

Да уж, ему самому нельзя употреблять тем более — уж не знаю, сколько он принял на грудь, но, выпивши, "Порочный Бог" становится не "неразборчив", а прямо-таки "всеяден"!

Я привстала на локтях: оказалось, что я лежу в своей кровати. Заботливо накинутое одеяло прикрывает мой срам — после невольного разоблачения меня, кажется, свалил обморок. Обморок благополучно перешел в сон — за окном уже занимался рассвет… И Кавендиш, сорвавший с меня рубашку… Он все еще был здесь.

Маркиз сидел около окна, повернув стул в мою сторону. Создавалось впечатление, что он провел в таком положении всю ночь. Вот только от вчерашнего Кавендиша — чуткого, страстного и обольстительного ловеласа в франтовском камзоле — остался лишь камзол. На смену горячему лорду пришел лорд ледяной: застывший, отстраненный, максимально закрытый и формальный. Казалось, стекло за его спиной покрылось инеем от такого соседства.

— А я ведь все-таки вспомнил тебя, — сказал Кавендиш, увидев, что я проснулась. — Значит, Амелия?.. Фамилии не назову, уж прости. Наверное, такая же блеклая и неинтересная, как и ты сама.

Я упала обратно в постель, натянув одеяло аж до подбородка. Вспомнил, значит. Да у вас феноменальная память, лорд Кавендиш! И догадливость. И способность оскорбить одной незначительной фразой…

— Застрявшая в грязи карета. Лето и ливень… Ты жила недалеко от Лайон Парка, верно? Имение… — аристократ поднял глаза к потолку и покрутил ладонью, словно призывая на помощь провидение, потом сдался и обмяк. — Нет, бесполезно. Слишком давно и недолго. Как бы то ни было, поблизости нет ни одного «Ньюхаус-Стемпинга»… Или насчет него ты тоже соврала?

Я промолчала. Надо же, припомнил название моей родины, придуманное впопыхах во время одного из разговоров. А целую ночь, проведенную вместе, не смог. Также, как и несколько встреч и прогулок, наполненных дрожью и томлением сердца… Видимо, слишком много этого было в жизни молодого наследника — и ночей, и прогулок, и встреч.

— И давно ты этим занимаешься?

— Чем?

— Выдаешь себя за того, кем не являешься, и морочишь головы чест… Конечно, меня тяжело назвать "честным человеком", но… — Кавендиш побледнел, хотя бледнее было уже некуда. — Почему?!

— У девушек, запятнавших репутацию добрачной связью, не так много сценариев возможного будущего. — Голос со сна хриплый и глухой. Но теперь уж отмолчаться не получится, придется говорить правду. — Можно наложить на себя руки, уйти у монастырь или просто смириться с позором… Амелия выбрала нестандартный вариант.

— Я тебя не принуждал, — лицо маркиза окаменело. — И в койку силой не тянул — уж в этом-то уверен.