Мой враг — королева - Виктория Холт

— А что могло заставить ее так поступить?

— Она, кажется, потеряла разум. Мысль о браке и раньше вызывала в ней такое же возбуждение, но она никогда не заходила так далеко.

Я знала, о чем думает Роберт, и опасалась, что он прав. Она любила его, и если вдруг до нее дойдет, что он женился, она впадет в страшную ярость. Тот ее выпад с унизившими Роберта словами, что она не опустится до замужества со слугой, которого она подняла до себя, мог быть отзвуком ее внутренних разногласий. Она желала Роберта всецело для себя. Сама она дала себе право флиртовать с другими, капризничать и шалить, но ему предназначалось знать, что все это несерьезно. Он у нее был единственный. И теперь Роберт догадывался, что ей стали известны слухи о нашем браке, поскольку утаивать их столь долго становилось трудно.

Роберт рассказал о том, что когда он услышал о подписанном ею паспорте, он пошел к ней.

«Неожиданно перед лицом некоторых своих приближенных она потребовала ответа, как я осмелился явиться к ней, не испросив прежде разрешения на это. Я напомнил ей, что всегда делал это, не опасаясь порицания. Она сказала мне, чтобы я был осторожнее. Она пребывала в странном настроении. Тогда я ответил, что желал бы покинуть двор, поскольку вижу, что королева желает этого. Она ответила, что если бы таково было бы ее желание, она бы, не сомневаясь, высказала его, но, поскольку я сам предложил это, она считает, что моя отставка — неплохая идея. Тогда я поклонился и собрался уходить, и вдруг она остановила меня вопросом, отчего я так бесцеремонно врываюсь в ее апартаменты. Я отвечал, что не желал бы отвечать в присутствии ее приближенных. Она удалила их.

И тогда я сказал:

— Мадам, будет большой ошибкой приглашать сюда француза.

— Отчего же?! — закричала она. — Не думаете же вы, что я выйду замуж, даже не увидя своего будущего мужа?

Я отвечал:

— Нет, Мадам, дело в том, что я очень надеюсь и молю вас не выходить замуж за иноземца.

Она рассмеялась и выпалила целый запас ругательств. Она сказала, что прекрасно изучила мои завышенные претензии, мои амбиции и намерения, что я позволил себе возомнить, будто наряду с милостью и добротой ко мне она поделится со мной и властью.

Я сдержался и сказал, что мало кто был бы таким дураком, чтобы ожидать, что она поделится с ним властью. Все, что мог бы желать любой ее подданный — это служить ей во всех ипостасях, а если это служение она почтет за милость перенести в интимные сферы, избранник должен быть счастлив этим.

Затем она обвинила меня в том, что я чиню препятствия Симье, который лично жаловался ей на мое недружелюбие. Она сказала, что я взял на себя лишнее, что у меня завышенное самомнение, что я думаю, будто она без меня не обойдется и что если она выйдет замуж, ее муж вряд ли потерпит столь заносчивого подданного при дворе. Вследствие чего я попросил у нее отставки.

Она закричала:

— Ступайте с Богом! Ступайте и не приходите более. В последнее время при дворе слишком тесно от славы и гордыни лорда Лейстера.

И вот я в Уонстеде».

— Как ты думаешь, она, действительно, выйдет замуж за француза?

— Не могу в это поверить. Это чудовищно. У нее не будет наследника, а какой прок от замужества в таком случае? Ему — двадцать три, а ей — сорок шесть. Это несерьезно.

— Клянусь, она понимает, что это ее последний шанс сыграть в любимую игру ухаживания за ней: вот и весь ответ.

Он покачал головой, а я продолжала:

— Возможно, именно сейчас наступил благоприятный момент, чтобы обнародовать наш брак. В конце концов, она отвергла тебя и разве не естественно при этом искать утешения на стороне?

— В ее теперешнем настроении это может сгубить нас. Нет, Леттис, Бог да поможет нам, нужно подождать.

Он был в таком озлоблении против королевы, что я решила не продолжать эту тему. Он говорил еще о том, что может означать для нас потеря королевских милостей, как будто мне нужно было объяснять это. Человек, который пользовался таким расположением королевы, неизбежно будет подвергаться злобе и нападкам, будучи в опале. Зависть — это доминирующее свойство человеческой натуры, и двор Елизаветы не был исключением. Роберт был возвышен королевой до положения наиболее могущественного и богатого человека в стране. У него был великолепный дворец в Стрэнде, несравненный Кенилворт, Уонстед, земли в северных, южных и средних областях — и все это приносило богатые доходы. Когда кто-либо искал расположения королевы, он приходил к Лейстеру, потому что было известно, что королева не может отказать ему ни в чем, когда она в настроении; более того, она всегда жаждала показать, как любит и ценит его.

Но она была деспотом: ее сходство с отцом проявлялось во многом. Он так же часто царственно напоминал своим подданным:

— Я тебя поднял, я тебя и уничтожу!

Ее тщеславие было безмерно, и покушение на него непростимо.

Да, Роберт был прав, говоря, что с королевой нужно быть осторожными. Весь тот день и далеко за полночь мы толковали о нашем будущем; хотя Роберт и не верил, что королева выйдет замуж за д'Анжу даже, если он приедет в Англию, ему все равно было нелегко.

На следующий день пришел вызов от королевы: Роберту предписывалось явиться ко двору без промедления.

Мы обсудили этот поворот событий.

— Мне все это не нравится, — сказал Роберт. — Боюсь, когда я униженно и покорно явлюсь к ней, она не преминет показать мне, как сильно я от нее завишу. Я не поеду.

— Непослушание королеве?!

— Я использую тактику, которой она сама так успешно пользовалась в юности — притворюсь больным.

Так Роберт сделал вид, что готовится к отъезду, но перед самым отъездом пожаловался, что чувствует неодолимую боль в ногах и что они сильно опухли. Предписанием его докторов всегда в таких случаях было оставаться в постели; так он и сделал, однако послал к королеве с уведомлением, что получил предписание, но просит его извинить, поскольку он прикован болезнью к постели и не может в эти несколько недель предпринять путешествие из Уонстеда.

Пришлось оставаться и в самом деле в постели, ибо со стороны злопыхателей была опасность, что они донесут королеве совсем не те сведения. А какие могли быть у нас надежные друзья?

К счастью, я была в доме, когда вдали показалась кавалькада. Королевский штандарт реял в воздухе: я в ужасе поняла, что она на всех парах скачет к новоявленному инвалиду.

Оставалось время как раз только на то, чтобы убедиться, что из спальни убраны все предметы, которые могли бы изобличить присутствие женщины, и постараться самому «больному» принять возможно более болезненный вид.

Зазвучали трубы: королева прибыла в Уонстед.

Я услышала ее голос: она потребовала, чтобы ее незамедлительно провели к графу. Она желала убедиться в его состоянии, поскольку очень волновалась за него.

Я закрылась в одной из небольших комнат, откуда могла слышать, что происходит. Я волновалась, что будет значить в нашей жизни сей визит, и одновременно была очень зла: я, хозяйка дома, сидела взаперти и не могла появиться.

У меня было несколько доверенных слуг, и я послала одного из них за новостями.

По сведениям, королева была с графом, выражая большую печаль по поводу его болезни. Она не могла доверить никому ухаживать за ее дорогим другом. Она решила остаться в комнате больного и велела приготовить ей Королевский кабинет на случай, когда он ей понадобится.

Я была в отчаянии: так то не был краткий визит!

Какая странная ситуация: я, хозяйка, не имела права показаться в своем собственном доме.

Прислуга забегала. Я слышала, как королева кричала какие-то приказания. Полагаю, Роберту более не было необходимости изображать что-либо, так как он в самом деле сделался больным из-за волнения. Он не знал, что со мной и будет ли раскрыто мое присутствие в доме.

Я благодарила Бога за то, что Роберта так многие страшились, по крайней мере, они остерегались выдать королеве истинное положение дел. Так же, как королева могла сбросить его с пьедестала, так же и он мог свершить страшную месть над виновником.

Более того, у Роберта была зловещая репутация. Люди до сих пор помнили Эми Робсарт и скоропостижно скончавшихся графов Шеффилда и Эссекса. Я знала, что некоторые даже шептались о том, что врагам и недругам графа Лейстера лучше не обедать с ним за одним столом.

Оказалось, я не напрасно боялась предательства.

Но более всего меня в тот момент мучила проблема, небезопасно ли мне оставаться спрятавшейся в доме или лучше уехать. А если я уеду и буду замечена, то поднимется буря.

Я решила оставаться и молила Бога, чтобы визит Елизаветы оказался кратким. Теперь я часто смеюсь, вспоминая те времена, но тогда мне было не до смеха. Еду мне приносили, так как я не могла выйти. Моя преданная горничная постоянно подсматривала и подслушивала.