Вернуться по следам - Глория Му

Я настораживалась, задумывалась, пытаясь разгадать эти знаки, как человек, смутно узнающий места, где он бывал в прошлых жизнях, но тщетно. Просто тени на зыбкой воде.

Надо думать, я прикипела к этому месту. Оно было моим, без всяких сомнений.

В тот, первый день я не пересела на другую лошадь, я расседлала и отшагала Зоську, пустила в леваду, чем заработала Гешино «молодец, тля».

Уже через неделю, если время было не школьное, а Геша не видел меня на конюшне, он начинал оглядываться и вопрошать: «А где это моя малáя?» – и я всегда находилась, потому что до школы и после школы, едва переодевшись, бежала туда, на конюшню.

Я сгребала навоз, развешивала рептухи с сеном, чистила, скребла, поливала из шланга и делала уколы. Последнее подкосило Гешу.

– Да чего ты, у меня все родители врачи…

Но Геша только качал головой, его удивляло не столько умение, сколько метод.

– Смотри, совсем маленькая иголочка… Совсем крохотулечная, – терпеливо уговаривала я шарахнутого на всю голову и кривого на один глаз Тактика, которого только Геша мог выманить из денника и поставить под седло, а уж уколоть никто не мог. – Смотри, какая малюсенькая, совсем не то, что шпора… Смотри, вот иголка, а вот – шпора, видишь? Шпоры же ты терпел?..

Конь косил на меня здоровым глазом, вздыхал, обнюхивал шприц и шпору, которые я совала ему под нос, а я продолжала:

– Видишь, и не страшно. Вот я тебя хлопну, – и я легонько хлопала жеребца по ноге, – разве страшно? Во-о-от… А еще раз хлопну? – Я похлопывала его, пока он не переставал вздрагивать, и, зажав иголку между пальцами, всаживала ее с очередным хлопком и вводила лекарство, а потом еще долго чесала страдальцу холку, гладила бока и ноги.

Кончилось тем, что Тактик при виде шприца начинал пританцовывать и гугукать, словно выпрашивал подачку.

Надо мной посмеивались, конечно. Нет, не за болтовню с лошадьми (это все делают, а что говорить – какая разница?), вот за этот подхалимаж, но я только пожимала плечами. Я и сама-то не любила принуждения, а уж бить и пугать кого-то… Нет уж, спасибо.

Папа мой говорил, что властвовать любят слабые, а сильные ищут дружбы. Хотя какая может быть дружба с лошадью? Дружба – это свободный выбор, лошадь же или собака изначально находятся во власти человека. Даже слабый ребенок вроде меня мог заставить лошадь, эту махину, себе подчиняться, используя множество хитрых приспособлений – мартингалы, трензеля, шпоры и хлыст. Хорошенькая дружба…

Вот однажды какие-то Лилины друзья привели на конюшню своего пятилетнего сынишку – покататься. Паренька посадили на самую смирную, старую лошадь, ветерана конноспортивного движения, кобылу Драгу, и одна из девочек водила ее в поводу по кругу.

Однако малец оказался бойким и не робкого десятка, хоть он до тех пор ни разу не видел лошади живьем, – не испугался и хотел ехать быстрее. Стал подпрыгивать в седле, колотить кобылу пяточками, дергать за гриву, щипаться, и тут уж даже Драга, невозмутимейшая лошадь в мире, не выдержала и всхрапнула – больно же, когда за волосы дергают…

Девочка, «водитель кобылы», остановившись, попыталась вразумить мальца. Ну что там детям затирают в таких случаях – «не надо так делать, лошадке больно, она обидится и дружить с тобой не будет».

На что мальчик возмущенно ответил:

– Но я не хочу с ней дружить! Я хочу кататься!

И эта фраза, я считаю, является одной из самых честных формул отношений «лошадь – человек».

Нет, я вовсе не против того, чтобы управлять лошадью, – коров, тех вообще едят, так уж сложилось. Дружбой только называть это не надо, и все в порядке будет.

Так что я не стала примучивать Зоську, бывшую моей главной любовью, показывать ей, кто здесь хозяин, как говорят. Нет, я ходила за ней, как нянька, мыла ей ноги, расчесывала гриву, пела песни и в любую свободную минутку усаживалась с учебниками, как воробей, на ограде выгона, если там бродила моя лошадка, ожидая, не подойдет ли она ко мне.

И когда она подошла в первый раз сама, без принуждения, без подачек, и уткнулась ноздрями мне в шею, это было такое счастье! Я чуть с забора не упала.

Глава 9

На занятиях, к сожалению, я не могла ездить только на Зоське, так во всех школах – в первый год новички получают лошадей по жеребьевке или по указке мастера. Это правильно, надо научиться управляться с любой лошадью, горячей или спокойной, резвой, медлительной или упрямой, но мы занимались поначалу только три раза в неделю, в прокат Зоську не пускали – берегли (не так уж много было у нас молодых, здоровых лошадей), так что в остальные дни мне давали ее в работу на час-полтора, чтобы кобыла не застаивалась.

Я любила ездить на «голой» лошади (без седла и уздечки, только с недоуздком), чем снова заслужила насмешки, мол, неспортивно, «колхозная езда», а я и не обижалась, это было правдой – ездить так я привыкла с детства и научилась этому именно в колхозе. Так что я не обращала внимания, тем более Зоська оказалась на редкость чуткой кобылой, слушалась легкого прикосновения, поворота корпуса, хорошо шла на голос.

Я даже заподозрила, что эта чуткость и была причиной ее дурного норова.

– Смотри, Геш, как она в недоуздке хорошо идет. Тихая, как кошечка, разве что не мурлычет… Может, у нее седло неправильное? И трензель слишком тонкий? – Мы с Зоськой, отработав, заехали на двор.

– Может, и так, подумать надо, – согласился Геша, но тут же строго добавил: – Малáя, ты долбанутая кукуха, я те сам всю жопу отобью, если коняка поленится, ты на хера опять голышом ездишь? А если не справишься с кобылой?

– Не-е-ет, это никак невозможно, – ответила я, нежно наглаживая Зоську, а она от этого начала красоваться перед Гешей, показываться – несколько шажков налево, несколько шажков направо. – Она у меня у-у-умница, да? Ай Зосичка, а кто у нас умница? Кто красавица? Кто золотая девочка?

Лошадь совсем загордилась, картинно выгнула шею и пошла пританцовывать.

– Да, утетешкала ты ее, дала тебе кобыла сердце. – Геша улыбался, качая головой.

– Что за ерунда, Геш? – фыркнула я. – Ты как девочка, какое еще сердце?

– Зря ржешь. – Геша присел на кучу бревен у конюшни. – Она ж у тебя буденновка почти…

– Еще не легче… Какая еще буденновка, шапка, что ли?

– Вот дурло… Сама ты шапка. – Геша, схватившись за поясницу, заныл. – Ох, устал… Шагать надо ее?

– Не, не надо, сухая, мы ж не перерабатываем, так, погуляли, считай.

– Ну, лады. Пусти ее в леваду и приходи, буду про буденновцев рассказывать.

– Пусть здесь, ей же тоже интересно. – Я соскользнула с лошади и устроилась рядом с Гешей. Зоська сразу стала обнюхивать бревна, очень любопытная она была.

– Ладно, пусть, а ты слушай. Лошадей буденновской породы вывели, скрещивая дончаков с чистокровными верховыми, это ж новая порода, в сорок восьмом токо утвердили. Но донских с чистокровками и раньше скрещивали – и с английскими верховыми, и с арабами, чтобы качество породы улучшить… Так вот, Зоська твоя не то чтобы буденновка…

Я снова хихикнула, а Геша отвесил мне легкий подзатыльник в профилактических целях и продолжил:

– Зоська – полукровка, англо-донская. А донские и буденовские лошади – это тебе не кот начхал, это кавалерийские кони, специально заточенные под войну. Заметь, Зоська твоя – отважная, паникует редко, всегда успевает раскумекать, когда удрать, а когда и вдарить, о. Еще «хозяйские» лошади их называют, это в смысле лошадь-друг, надежные они. Лошади «с сердцем», к человеку привязываются, как собаки…

– Да ну, а другие не привязываются разве?

– Э-э-э, не скажи. – Геша со значением вытянул указательный палец. – Привыкают, конечно, да не так. Это городские думают, что лошадь всю жизнь тебе будет хвостом вилять за две морковки, а лошадь себе на уме. Ты ж деревенская девка, сама сообрази: собака – хищник, и кошка – хищник, и человек, бля буду, хищник. А лошадь – травоядное, у нее мозги совсем по-другому устроены. Если вдруг какое ссыкалово, то лошадь сама спасается, а о человеке и не вспомнит, она и себя не помнит со страху, а эти не такие, нет. Вот видала в кино, как лошади раненых с поля боя выносили? Ложились, чтоб человек залезть мог, а потом помалу-помалу шли, и хоть ты поперек виси, она тебя не уронит. Так это они самые и есть, донские.

– Ух ты! – загорелась я. – А можно, я Зоську ложиться научу?

– Ну научи, чучело ты. – Геша снова улыбнулся и дернул меня за косичку. – Но уж не сегодня. Лови вон заразу свою и ставь в денник, а сама домой вали, поздно уже.

Моя зараза убрела на другой конец двора и теперь играла с одним из Звонков – припав на передние ноги, как жеребенок, она неожиданно наскакивала на пса, высоко подпрыгивала на месте и, задрав хвост, бросалась наутек. Пес с лаем несся за ней, обгонял, загораживал дорогу, и все начиналось по новой.

Я свистнула в два пальца, лошадь оглянулась и побежала ко мне, смешно переваливаясь – была у нее такая домашняя рысь, не для работы.