Дезертир (СИ) - Ахметшин Дмитрий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он запутался.
- Стихи, - холодно напомнила Варя.
- А, да. Хочешь, чтобы я написал для тебя стих? Я никогда не пробовал, но мама говорила, что во мне в любой момент могут открыться неожиданные таланты. Правда, она имела ввиду, что я вдруг могу полюбить шпинат и оставить без салата гостей, но...
- Понятно, - сказала Варя. - Тогда второй вопрос, слушай внимательно. Откуда ты забрал эти коробки?
- По-разному. Одну из "Нумизматики", другую "У Зулуса", третью передал дядя Захар, то есть вышла его жена, а сам он, похоже, снова в дрова.
Варя ничего не понимала.
- И при тебе их никто не открывал?
- Нет. Всё собрал за утро и сразу поехал к вам. Нигде не останавливался.
- Я поняла, - сказала Варя и отключилась.
Все посылки из разных мест. Их ничего не должно связывать.
- Кто это сделал? - спросила она громко. - Ты за мной следишь?
Она готова была расцарапать лицо любому, кто сейчас подал бы голос. Но воздух по-прежнему неподвижен. Только по крыше вдруг застучал резкий, каркающий дождь.
Последующие дни Варя пребывала в депрессии. Она приходила на работу вовремя, но в обеденное время подолгу сидела, глядя на прежде родные вещи, как потерявшаяся в лесу собака на окруживших её волков. Ей казалось, будто её предали. Даже Гецель заметил перемены. Варя прекратила с ним препираться, работала безропотно, погрузив голову в грозовые тучи и будто спустив свои руки с поводка.
В это время у них было много клиентов. Заурядные туристы с глазами цвета Невы, сумасшедшие коллекционеры научных часов и музыкальных инструментов, старушка, перепутавшая "Лавку старьёвщика" с аптекой и неспособная отвести взгляд от фарфорового чайника с гжелью. Июль и август обычно дохлые месяцы, и только сентябрь немного разгонял кровь в их финансовых отчётах. Но середина лета в этом году - нечто особенное. Гецель листал каталоги, как сумасшедший. Брал трубку и звонил коллегам, подолгу отсутствовал, два раза выбрался в командировку в Москву, а один раз - в самый, что ни на есть, Ярославль за какой-то редкой картиной. В глазах у него Варя видела свирепый огонёк.
На этой картине, проложенной для надёжности толстыми листами картона, на обороте Варя тоже нашла стих, скрупулёзно занеся его в общую тетрадь. Ещё один нашёлся на подставке подсвечника, изящного и похожего на печальную леди, горюющую на могиле своего принца. Текст бежал по спирали, буквы так плотно лепились друг к другу, что в некоторых местах Варя едва разбирала написанное.
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})...и не иметь корней</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})медленно отовсюду</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})взгляды свои беречь</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})в тихом уходе ветра</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})мысль заставляет течь</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})реки на север с юга</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})между страниц найти</p>
<p>
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})верный тебе цветок.</p>
Неведомый поэт творил с лёгкостью падающего пера, и каждый предмет, которого он удостаивал своим вниманием, обретал какой-то особенный смысл.
Однажды воскресным вечером она взяла под мышку тетрадь (где чужих стихов набралось уже порядочно) и пошла в тесное полутёмное кафе, где, усевшись за круглый столик, заказала себе пиццу и зелёный чай. Народу немного. На сцене, сменяя друг друга, человечки с пропитыми, скорбными лицами декламировали стихи, читая их с экрана телефона, с мятых бумажек или, в редких случаях, по памяти. Уходя со сцены, они нарочно медлили, лелея беспочвенные надежды, что в жидкие аплодисменты кто-нибудь закинет пару бульонных кубиков, но в конце концов покидали свой низенький олимп. Варя сидела к ним боком и смотрела в свою кружку, до тех пор, пока не услышала, как стул напротив отдвигается и кто-то ставит на стол чашку. Поверхность кофе идёт кругами; там отражается вытянутое лицо с длинными волосами и тонкими, кажется, всегда презрительно искривлёнными губами. Молодому человеку на вид лет тридцать. Как и Варя, он не выходил на сцену и ни разу не поднял рук для оваций.
- Чего пришла? - спросил он без приветствия. - Захотелось зарифмовать "водку" с "селёдкой" или лизнуть кому-то задницу?
Не дождавшись ответа, он спросил:
- Сколько человек знает, что ты неплохо пишешь?
- По-прежнему только ты, - девушка сделала паузу. - Хочу показать тебе кое-что.
Она пододвинула к нему тетрадку. Брезгливо взяв её за уголки длинными пальцами, напоминающими паучьи лапки, гость погрузился в чтение. Брови его поползли вверх, к чистому лбу.
- Мысль заставляет течь реки на север с юга, - сказал он, - где ты этого набралась?
- Можно потише? - попросили со сцены.
- Нет! - рявкнул длинноволосый, не оборачиваясь. - Я нашёл в груде фекалий настоящий самородок. Как вы думаете, могу я потише?
И снова:
