Серебро далёкого Севера (СИ) - Юрий Циммерман

Снова и снова погружаясь в глубины женщины разгоряченным копьем, Зборовский одновременно терзал ее сейчас своими когтями, клыками, царапал и кусал – в полную силу, совершенно себя не сдерживая. Широко растянув в стороны руки и ноги фру Теннеке так, что она оказалась распластанной на кровати крестом, и сжав своими руками запястья женщины наподобие кандалов – он опять и опять овладевал ею. Утверждая свою власть над ней, исконную власть мужчины над женщиной. А высокородная госпожа, кажется, именно об этом и мечтала: почувствовать себя беззащитной невинной жертвой жестокого и грубого насилия на грани смертоубийства. И она покорно поворачивалась и сгибалась, повинуясь малейшим желаниям барона. Становилась перед ним на колени, чтобы вылизать и заглотить его мужское орудие страсти. Подставляла свои высоко поднятые ягодицы, чтобы ему было удобнее царапать и кусать их. Распахивала для него настежь все врата своего тела, которые только могут быть предоставлены мужскому удовольствию – и одни, и другие, и третьи…

Влад находился уже на грани безумия, настолько сильными и яркими были его ощущения. Но он продолжал изо всех сил сдерживать себя, пытаясь не дать раньше времени завершиться этой неистовой схватке, хотя валькирия уже слезно и униженно умоляла его об этом:

– О Владисвет, господин мой, ты же вдоволь испил моей красной крови, так подари же мне теперь свою белую! Заполни меня своим семенем, залей меня всю! Прошу…

– Плохо просишь, девочка, проси лучше! Стара‑ательнее!

Именно этого унизительного ответа Таннеке, похоже, и ждала. И она еще сильнее забилась под ним, переходя от сдавленных жалобных стонов к хриплому рычанию. Двигаясь навстречу барону и все глужбе насаживаясь на него…

Неизвестно, сколько бы еще могло продолжаться это неистовое соитие, если бы вдруг перед глазами Зборовского не возникло туманное и нерезкое видение лица совершенно другой женщины. Медноволосой, чуть полноватой, с припухлыми губами. Женщины, озабоченно вглядывающейся вдаль и пытающейся что‑то там разглядеть. Такое знакомое и близкое – лицо Энцилии.

А валькирия тотчас же почувствовала, что внимание Зборовского ускользает. И отреагировала уже не как покорная жертва, а в полную силу. Неожданно ее полость, в глубине которой находился сейчас Влад, судорожно сжалась, немилосердно стиснув его "гордость" словно тисками. В следующее мгновение барон почувствовал легкое покалывание, а потом… Трудно описать, что произошло потом, но больше всего это походило, наверное, на удар молнии, которая насквозь прошила все мужское достоинство Зборовского, распахивая его и выворачивая наизнанку. Фиолетовые вспышки, оглушительный треск… И он излился в Теннеке водопадом семени – подобно туче, которая проливается ливнем после могучего раската грома.

…

Её милость леди д'Эрве, волшебница первого ранга при дворе Его владетельного Высочества Ренне V, не выходила из своего дома уже третьи сутки. Короткая эфирограмма Влада Зборовского поразила ее обилием новостей, но прежде всего – тем критическим состоянием, в котором пребывал сейчас их непосредственный начальник. Хотя и просто увидеть снова знакомое узкое лицо в шрамах, обрамленное длинными угольно‑черными волосами, эти глубоко посаженные насквозь прожигающие глаза, этот утонченный профиль носа… "Да, это оказалось намного приятнее, чем я думала", – вынуждена была признаться Энцилия самой себе. Всё‑таки барон Зборовский был неотразимым красавцем, пусть даже его красота и могла показаться многим мрачной и диковатой. "Особенно когда рядом попахивает кровью", – ехидно прокомментировал внутренний голос.

Так или иначе, но наладить регулярную связь с бароном было настоятельно необходимо. Если бы это удалось, то Энцилия могла бы попытаться чем‑то помочь выздоровлению Юрая или хотя бы просто держать руку на пульсе событий вместо того, чтобы мучиться в неизвестности, как все последние дни.

Сапфир, магически связанный с Юраем, был непоправимо разрушен и уничтожен, рассеявшись в мелкую крошку – как теперь понимала волшебница, он не выдержал мощного удара сил в момент спонтанного и неуправляемого телепорта путешественников из‑под Змийгорода. Но изумруд Зборовского всё‑таки оставался целым, хотя эфирный контакт с бароном и был разорван. И леди д'Эрве не оставляла попыток пробудить кристалл к прежней активности. Сделать это было очень непросто, потому что ментальный образ Влада претерпел сильные изменения: сначала при немыслимой дальности телепорте, а потом – в результате контакта со сверхсущностью. Да и присутствие неподалеку верховного мага Белозерья тоже вносило в потоки стихий заметные искажения. Поэтому Энси не могла просто взять и стереть с камня всю тонкую структуру целиком, вписав потом на ее место прежний магический профиль Зборовского. Так что сейчас ей приходилось кропотливо снимать эту структуру с изумруда тончайшими слоями, после каждого слоя снова пытаясь обратиться к эфирному образу барона – в надежде на отклик той части его личности, которая сохранилась неизменной. И на третий день самоотверженных магических усилий удача улыбнулась Энцилии…

… но так, что лучше бы и не улыбалась вовсе! Удалив очередной слой, волшебница привычно послала сквозь кристалл эфирный зов, слегка "приправленный" аспектами земли и огня – ведь эти стихии были проявлены в бароне сильнее, чем остальные. Неожиданно кристалл откликнулся, и Энси наконец почувствовала присутствие Зборовского. Но прежде всего она почувствовала его запах, характерный и так хорошо ей знакомый. Запах мужского вожделения и удовлетворения. Да, ей удалось нащупать ментальный контакт с Владом, но надо же было случиться так, что удалось ей это именно в тот момент, когда он упоенно трахал какую‑то другую бабу!

– Вот ведь скотина! Мерзавец! Я его тут жду, жду, испереживалась вся, а он там времени даром не теряет, знай наяривает! Ну что же, в конце концов, я вам тоже не в весталки нанималась. – Соединенным движением рук и волевым усилием леди д'Эрве оборвала эфирный контакт и поднялась из‑за любимого яшмового столика, на котором сейчас покоился изумруд. Выйдя из магического кабинета, она порывистыми шагами прошла в свой будуар и стала нервно перебирать ворох конвертов с приглашениями. Найдя, наконец, самый роскошный, украшенный в углу геральдическим грифоном Его Высочества, она распечатала его и внимательно изучила карточку. Приглашения на свои "камерные вечера" великий князь присылал ей с завидной регулярностью. А Энцилия эти приглашения с такой же регулярностью отклоняла под тем или иным предлогом, ибо хорошо понимала, что под красивым названием скрываются буйные пьянки и разнузданные оргии. Но сейчас, сегодня, назло этому подонку – а почему бы, собственно, и нет?