Во власти любви - Линда Ли

Его глаза потемнели, но он не двинулся с места.

– Мало? – язвительно спросила Финни. – Ну а что скажешь на это? – Она сорвала с себя рубашку и осталась в кожаных штанах и тонкой сорочке из хлопка. Рыжие волосы рассыпались по плечам.

Финни видела, как он напрягся, сжимая и разжимая пальцы на руке, прижатой к боку.

Ослепленная злостью, Финни ничего не замечала.

– Еще что-нибудь снять?

Мэтью промолчал, и она вытащила заправленную в штаны сорочку.

– Убирайся! – крикнул Мэтью.

Ее руки замерли. Финни посмотрела ему в глаза и промолвила:

– Ну уж нет. Я не уйду отсюда, пока ты не перестанешь придумывать отговорки! Ты утверждаешь, будто любишь дочь, но не идешь к ней. Утверждаешь, будто хочешь вернуться к занятиям живописью, но сидишь перед мольбертом и ничего не делаешь!

Готорн стал расхаживать по комнате, но двигался с трудом, и было видно, что каждый шаг причиняет ему боль.

Как же она могла этого не заметить?

– Мэтью, ты…

Он не дал ей договорить, резко повернулся и развернул альбом.

Его тело содрогалось. Финни оцепенела от страха.

– Ладно, сейчас ты поймешь, почему я сижу перед мольбертом и ничего не пишу.

Он вырвал из альбома лист, задев при этом вазу, которая упала на пол и разбилась. Затем потянулся за угольным карандашом. Его длинные тонкие пальцы то и дело на что-то натыкались. Лицо изменилось до неузнаваемости.

– Мэтью, не надо, – проглотив ком в горле, попросила она.

– Не надо? – Он с горечью рассмеялся. – Но ты должна узнать правду о своем муже.

Мэтью взял карандаш и провел на бумаге линию. Она получилась неровной. Он попытался еще раз, но, как ни старался, линия опять вышла кривой.

Мэтью брал листок за листком, но с каждым разом у него получалось все хуже и хуже. Он с ожесточением водил карандашом по бумаге, пока не сломался грифель. Выйдя из себя, он с яростным ревом опрокинул мольберт.

Финни с ужасом смотрела на него. У нее так бешено колотилось сердце, что стук его отдавался в ушах. До чего же она глупа! Как же ей раньше не пришло в голову, что ярость и гнев Мэтью вызваны болью?

Он не рисовал, потому что не мог. Физически.

Ее захлестнуло чувство вины. Вины и отчаяния из-за того, что она была слепа. А ведь уже давно могла это заметить. В поезде, когда упала в его объятия. На званом обеде в доме его родителей, когда он опрокинул бокал с вином. Во время занятий. В церкви. Во время еды, за столом. Когда он уединялся на несколько дней, чтобы никто не видел его страданий.

– Мэтью…

Готорн не поднимал головы, грудь его тяжело вздымалась, глаза были закрыты.

– Мэтью, давай поговорим.

– Убирайся!

– Мэтью, прошу тебя!

– Убирайся, черт подери!

Финни замолкла. Она поняла, что ему надо дать время. Ей оно тоже было необходимо, чтобы решить, как действовать дальше. Теперь она знала, как вернуть ему долг.

Она найдет средство и вылечит Мэтью, поможет ему наладить отношения с дочкой, а потом со спокойной душой расторгнет брак.

Глава 17

– Снимай рубашку.

Мэтью вскинул голову и уставился на Финни как на сумасшедшую.

В середине следующего дня Финни появилась в кабинете мужа. Всю ночь она не спала, но чувствовала себя бодрой. До самого утра она составляла список необходимых трав, а утром вручила его дворецкому. Тот посмотрел на нее с надеждой, быстро оделся и вышел из дома. Через час с небольшим он вернулся с пакетом трав, которые удалось разыскать. В следующий раз принесет остальные, и тогда у Финни будет все, что ей требуется.

– Что ты сказала? – переспросил Мэтью.

– Я сказала: снимай рубашку.

Готорн, сидевший за письменным столом, откинулся в кресле. Ярости и отчаяния, так испугавших накануне Финни, не осталось и следа. Он изогнул бровь и скривил в усмешке губы.

– Ну-ну, миссис Готорн. Неужто вы передумали и решили выполнить свой супружеский долг?

Она покраснела, но оставалась спокойной.

– Мне нужно осмотреть твои шрамы… все до единого.

Она сказала это просто, без обиняков. Почти по-деловому. Мэтью изменился в лице. На нем снова появилась ярость.

– Нет! – Он вскочил и бросился к двери. Финни загородила ему дорогу.

– Пожалуйста, – ласково, но настойчиво промолвила Финни. – Я могу тебе помочь. – Она положила ладонь на его больную руку. – Разумеется, если ты мне позволишь.

Он посмотрел на нее затравленно, словно волк, попавший в капкан. На его лице появились настороженность, страдание и… надежда: вдруг Финни в самом деле поможет?

В камине потрескивал огонь. Время текло мучительно медленно.

Не дождавшись ответа от Мэтью, Финни принялась расстегивать на нем рубашку.

За все это время Мэтью не проронил ни слова, лишь смотрел на Финни, не сводя с нее глаз. Она едва в обморок не упала, когда увидела, сколько у него на теле рубцов.

Только бы он не заметил, что она в шоке! Какой же она была дурой!

Размышляя всю ночь, миссис Готорн пришла к выводу, что вылечит его. В Африке ей приходилось видеть всевозможные раны. От снадобий знахаря они затягивались прямо на глазах. Но таких ран, как у Мэтью, она не встречала.

Они шли от плеча и спускались по руке до самой кисти. Осколки стекла не задели левую руку, и потому все полагали, будто у Мэтью изуродовано только лицо. Шрам, протянувшийся от брови к скуле, был всего лишь поверхностным порезом. Но рубцы на теле… Казалось, Мэтью волокли по битому стеклу. Рваные, медленно заживающие раны. Какое ужасное зрелище!

Финни с трудом сдерживала волнение. Тело его завораживало своей красотой и, так же как обезображенное лицо, казалось высеченным из мрамора. Так и хотелось к нему прикоснуться. Финни вздохнула, чтобы унять возбуждение.

Этот мужественный человек вызывал восторг и уважение. Никому и в голову не приходило, сколь велики его страдания. Другой на его месте давно бы пал духом.

Не успела Финни опомниться, как Мэтью вырвал рубашку из ее рук.

– Полюбовалась уродом? – отрывисто бросил он.

– Нет! – воскликнула она, схватив его за руку.

Боль снова огненной лавой разлилась по телу. Мертвенная бледность покрыла его лицо.

– Прости, – сказала Финни и убрала руку.

Мэтью рухнул в кресло и закрыл глаза. В кабинете воцарилась тишина и стало нестерпимо душно. Беспомощность и чувство вины угнетали Финни. Она не могла найти нужных слов, однако первым заговорил Мэтью.

– По-моему, чеснок не поможет, – тихо промолвил он.

Она вздохнула.

– Мне все известно. Если бы даже Куинси не пичкал меня, как он выражается, твоими удивительными снадобьями, я все равно догадался бы, что творится что-то неладное, ибо дом провонял чесноком.

– О Мэтью! – сказала она, опустившись на колени. – Я не подумала, когда схватила тебя за больную руку.