Пресс-центр - Юлиан Семенов

- Кому же? Дигону?

- Да.

- У вас есть факты?

- Они были в квартире Лыско.

- Можно от вас позвонить в посольство?

- Хотите, чтобы разговор стал известен полиции?

Степанов улыбнулся.

- Считаете, что ваш аппарат подслушивают?

- Мне намекнули об этом. Мне дал это понять инспектор Шор, который ведет дело Грацио... Я пыталась взять у него интервью...

- Он сказал, что слушает ваши разговоры?

- Не только один он. Есть частные детективы, есть еще и другие силы, научно- техническая революция и все такое прочее.

Степанов поднялся, поменял у бармена монету на жетон для телефона-автомата, позвонил в бюро, где работал Лыско, представился, попросил ключ от его квартиры.

- У нас нет ключа, товарищ Степанов, его отправляли в таком состоянии, что было не до ключей, попросите у консьержки.

- Почему вы думаете, что она даст мне его ключ? Я и по-французски не говорю...

Мари, стоявшая рядом, шепнула:

- Я говорю, пусть только они позвонят...

- А вы не можете позвонить? - спросил Степанов.

- Мы не знаем номера. Поезжайте, поговорите, в конце концов, можете обратиться в консульство...

- Вы очень любезны, - сказал Степанов. - Дайте адрес, пожалуйста....

Мари снова шепнула, словно бы понимала русскую речь:

- Не надо, я знаю, где он живе... где он жил...

...Консьержка приняла подарок Степанова, рассыпавшись в благодарностях (уроки краткосрочных командировок; всегда бери с собою, если, конечно, сможешь достать, пару баночек черной икры по двадцать восемь граммов, три цветастых платочка, три бутылки водки и набор хохломских деревянных ложек).

Прижав к груди "горилку з перцем", женщина достала ключ от квартиры Лыско, заметив:

- Он всегда предупреждал меня, когда уезжал на несколько дней, а теперь даже не оставил записки...

Мари и Степанов переглянулись; консьержка шла первой по лестнице; Мари приложила палец к губам; Степанов действительно готов был спросить: "Неужели вы не знаете, что с ним случилось?" В России все бы уже все знали или строили догадки, а тут личность в целлофане; есть ты, нет тебя - никого не колышет, каждый живет сам по себе, и если наша заинтересованность друг в друге порою утомляет, особенно если это выливается в "подглядывание в замочную скважину", то здешнее равнодушие все- таки куда как страшнее, есть в нем нечто от глухой безнадеги, иначе как этим российским словом не определишь.

Консьержка обернулась, опершись о теплые (так, во всяком случае, показалось Степанову) деревянные перила старого дома, достала из кармана фартука платок, вытерла лоб.

- Я ощущаю свой возраст, только когда поднимаюсь по лестнице. С тех пор как я начала здесь работать, а это было пятьдесят лет назад, лишь в этом году лестница показалась мне немножко крутой.

Степанов неожиданно для себя попросил Мари:

- Пожалуйста, узнайте, сколько раз в этом подъезде делали ремонт?

Мари удивилась:

- Почему вас это интересует?

- Потому что у нас нет консьержек и ремонт делают раз в три, а то и в два года....

Мари спросила старуху; та нахмурилась, начала загибать пальцы, сбилась.

- Последние лет пятнадцать, в этом я уверена, ремонта не было.

- А сколько ей платят в месяц? - поинтересовался Степанов.

Консьержка погрозила пальцем.

- Разве можно называть сумму заработка, месье? Это мой секрет.

Мари улыбнулась.

- Месье иностранец, его все интересует...

- Я живу очень хорошо, - ответила консьержка, - у меня пенсия, и хозяин платит вполне прилично, так что выходит где-то тысяча двести франков....

Степанов спросил:

- А как вы думаете, Мари, сколько стоит ремонт подъезда?

Та пожала плечами.

- Пятнадцать тысяч, не меньше... Да нет, что я, добрые двадцать пять, квалифицированная работа очень ценится, краски и все такое прочее... Хотите, узнаю точно?

- Очень хочу. А я подразню тех, кто у нас в Москве занимается этой проблемой... На спичках экономим, а электричество жжем...

Мари вздохнула.

- Все еще относите себя к "бунтующему поколению"?

Степанов покачал головой.

- В пятьдесят лет не бунтуют, Мари; в моем возрасте доделывают недоделанное.

...Консьержка открыла дверь, пригласив Степанова и Мари в маленькую квартиру; прихожая была очень темной, зато, когда старушка отворила дверь в комнату, Степанова поразило огромное, во всю стену окно, такие бывают у парижских художников, что живут на Монмартре рядом с проститутками, студентами-иностранцами и томными сутенерами.

А возле стола, впечатанный в голубой проем неба, сидел помощник инспектора Шора, высокий улыбающийся Папиньон.

- Первые гости, - сказал он, - я вас жду.

Консьержка возмутилась:

- Месье, как вы здесь очутились?!

- Я из полиции, действую с санкции властей, а вот как сюда попали эти люди? И кто они такие? Впрочем, мадемуазель Кровс я мельком видел. Ваши документы, месье, обратился он к Степанову.

- Я пришел в дом моего коллеги; в отличие от вас я пришел сюда совершенно открыто; мне нужны материалы моего согражданина, оставленные им здесь на столе вечером накануне покушения на его жизнь.

- Здесь не было никаких документов, - ответил Папиньон и, достав из кармана жетон полицейского инспектора, учтиво предъявил его каждому из вошедших. - А теперь я попрошу вас сделать то же, что сделал я. Судьба документов господина Лыско интересует моего шефа так же, как и вас.

"Началось, - подумал Степанов. - Значит, надо звонить в консульство, вызывать нашего представителя, полиция станет дуть дело, это понятно, фу ты, глупость какая... Да здравствует Черчилль. "Советуетесь ли вы с женой, господин премьер?" - "О да, и поступаю наоборот". Все давно известно. К тому же эта самая Мари не жена мне, я не Черчилль, но повел себя как дуралей... А, впрочем, как мне надо было себя вести?"

- Если вы задерживаете нас, - сказал Степанов, - меня в частности, я вызову сюда представителя нашего консульства, я русский.

- О? - Папиньон покачал головою. - Даже так? Нет, я пока не задерживаю вас, просто-напросто я обязан идентифицировать ваши личности.

- Мою тоже? - спросила консьержка. - Я не намерена подниматься сюда второй раз, извольте спуститься вниз, я покажу вам свою пенсионную книжку, паспорт я не выписываю, оттого что уже три года как не езжу за границу...

Папиньон снял трубку телефона, набрал номер.

- Шеф, у меня гости, без вас не разобраться, они издалека.

Шор приехал через пятнадцать минут, по лестнице взбежал легко, словно ему было двадцать, а не пятьдесят четыре, сразу же спросил консьержку:

- Я требую от вас ответа под присягой, что говорили вам эти люди, когда просили открыть дверь квартиры Лыско? - Он показал на Мари и Степанова. - И еще: почему вы впустили их в квартиру русского журналиста?

- Эти люди сказали, что знают месье Лыско, - ответила женщина, и лицо ее вдруг стало багровым. - Они сказали, что здесь лежат их общие бумаги. К месье Лыско часто приходили люди, и он всегда позволял мне открывать им дверь. "Пусть ждут, - говорил он, - покажите им, где кофе, могут читать журналы".

- Благодарю вас, мадам. Месье Степанов, вы являетесь официальным представителем русской стороны?

Степанов озлился.

- Я пришел сюда, в квартиру моего коллеги, которого у вас пытались убить. Вы до сих пор не нашли тех, кто покушался на него. Я пришел сюда с женщиной, из-за которой якобы его хотели уничтожить...

- А эта женщина, - сказала Мари, - полагает, что здесь у Лыско остались материалы, которые были нужны тем, кто в этом заинтересован.

- Вы отказались отвечать мне на этот вопрос, когда мы беседовали по телефону, фройляйн Кровс, - заметил Шор. Отчего же вы решили рассказать все этому человеку?

- Оттого, что я не верю полиции, господин инспектор, а этот человек, - она кивнула на Степанова, - мой коллега.

- Он русский, - заметил Папиньон.

Мари снова усмехнулась.

- Достоевский, кстати, не был швейцарским гражданином.

Шор рассмеялся.

- Хорошо, едем в полицию, я задержу вас на пятнадцать минут, формальность должна быть соблюдена...

49

Ретроспектива VIII (семь дней назад)

Майкл Вэлш выглядел усталым, под глазами залегли темные тени, на висках то и дело выступала испарина, хотя работал кондиционер и народа собралось в его кабинете не так уж много: ЗДП, как сокращенно называют в ЦРУ заместителя директора по планированию, ЗДР - заместитель директора по развединформации, ЗДН - заместитель директора по сбору информации научно-техническими методами и ЗДА - начальник управления анализа и оценки разведданных, получаемых агентурой ЦРУ во всем мире; докладывал Уильям Аксель, шеф управления стратегических операций.

Вэлш вернулся в Вашингтон на рассвете; за два дня успел слетать в Паму, Гватемалу, Сальвадор; провел переговоры с министром обороны и рядом ведущих политиков; три часа ушло на то, чтобы встретиться с главным редактором "Эпока", крупнейшей газеты Памы, и обсудить ситуацию в Центральной Америке; летал "под крышей" вице-президента "Стил констракшн", в дымчатых очках, будь они трижды неладны, терпеть не мог грима, но понимал, что сейчас необходима предельная осторожность: газетчики - ушлые люди, если его расконспирируют накануне дела, может быть нанесен удар по всей операции.