Собиратели Руси - Дмитрий Иванович Иловаиский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако, у Московского великого князя в ордынских пределах были устроены «доброхоты», как выражается летопись, т. е. между самими Татарами находились люди, получавшие от князя подарки и за это извещавшие его о том, что делалось в Орде. От них, а также из Нижнего Новгорода, Димитрий успел получить вести; он начал собирать войско и вместе с братом Владимиром уже двинулся было к Коломне навстречу Татарам, разослав гонцов к подручным князьям, чтобы спешили к нему на помощь. Но тут сказались последствия того страшного напряжения, которое Северная Русь сделала в эпоху Куликовской битвы. После испытанных в ней огромных потерь, Русь, по выражению летописи, «оскудела» ратными людьми. Требовался довольно продолжительный отдых для восстановления сил и для нового возбуждения воинственных инстинктов в народе. Удельные князья, также истощенные потерями и, может быть, не совсем довольные усилившеюся Московской зависимостью, на этот раз не обнаружили ревности к борьбе с Татарами. Никто не спешил на помощь Димитрию.
В среде его собственных воевод по-видимому возникло разномыслие. Напрасно кто-то из тысяцких предлагал идти к Оке, стать на переправах и оттуда послать к хану посольство с дарами и с мольбой укротить свою ярость; если же просьбы и дары не подействуют, то, отступая, всеми средствами задерживать Татар на их пути и тем дать время для сбора рати. Донской герой не принял этого совета и не решился ждать Татар с теми малыми силами, какие у него были под рукой. Он отступил к Переяславлю, а оттуда мимо Ростова прошел в Кострому; брата Владимира Андреевича отрядил к Волоку (Дамскому), чтобы там он ожидал помощи от новгородцев и от Тверского князя, к которым отправлены были гонцы. В Москву Димитрий послал приказ готовиться к обороне; княгине же своей велел с детьми спешить к себе в Кострому.
Тохтамыш беспрепятственно перешел Оку; взял и сжег Серпухов, и затем двинулся прямо на Москву, пленя и разоряя все на своем пути.
В покинутой великим князем столице весть о приближении Татар произвела большое смятение. По выражению летописца народ в эту минуту походил на овец без пастыря. С одной стороны из окрестностей многие жители со своей рухлядью спешили укрыться в Москву; с другой — богатые граждане спешили с имуществом и семьями выехать из города, чтобы бежать в дальние места; но чернь подняла мятеж, и если отпускала их, то предварительно ограбивши. Мятежники звонили в колокола и собирались на шумные веча; решено было занять все ворота стражей и не выпускать никого из города. Бояр перестали слушаться. Высшим лицом в городе оставался митрополит Киприан, которого в предыдущем году великий князь призвал в Москву и торжественно принял в митрополию. Но он первый потерял голову; думал только о своей личной безопасности, и решил уехать вместе с великой княгиней Евдокией и ее детьми. Чернь едва согласилась выпустить их из города. В это время в Москву прибыл, вероятно, назначенный от великого князя воеводой, один из православных Литовских княжичей, внук Ольгерда, прозванием Остей (может быть, сын Андрея Ольгердовича Полоцкого). Он принял начальство, восстановил некоторый порядок в городе и приготовил его к осаде. Выстроенные Димитрием каменные стены представляли надежную защиту; жители вооружились, в том числе сурожане, суконники и другие купцы, и вместе со множеством граждан и крестьян, сбежавшихся из ближних городов и волостей, составили значительную рать. Скоро от страха и смятений они перешли к противоположной крайности, т. е. к излишней самоуверенности и пренебрежению неприятелем.
23 августа 1381 года передовые татарские отряды появились под Москвой. Стража с городских ворот, увидав их, затрубила в трубы. Татары остановились за два или за три перестрела от города. Толпа неприятелей подъехала к стенам и спрашивала о великом князе. Им отвечали, что он отсутствует. Татары начали ездить вокруг города, осматривая его рвы, забрала, ворота, башни. Кругом все было чисто: так как граждане пожгли все посады и даже загородные монастыри; не оставили ни одного тына или бревна, из опасения примета к городу. Между тем как добрые люди молились, постились и причащались в ожидании горькой смерти, буйная часть граждан предавалась пьянству и грабежу тех домов, хозяева которых бежали из города; особенно опустошались запасы меда и вина, находимые в их погребах; причем много было пограблено кубков серебряных и стеклянных. Разгулявшиеся буяны, шатаясь, ходили по городу и хвастались своей будущею победой над врагами; некоторые влезали на стены, оттуда сквернословили, плевали на Татар и вообще делали против них разные бесстыдные выходки. В ответ на это Татары грозили обнаженными саблями и знаками показывали, как они будут рубить головы. Граждане ошиблись, думая, что перед ними вся татарская рать; на следующее утро пришел сам Тохтамыш с главными силами, и темные тучи варваров облегли город со всех сторон. Осажденные первые начали бросать стрелы в неприятеля; в ответ на это Татары открыли частую и меткую стрельбу; стрелы их сыпались как сильный дождь и омрачали воздух; многие граждане падали мертвыми на забралах. Были у Татар и такие искусные люди, которые стреляли без промаха с коней на всем скаку, направо и налево, вперед и назад. Во время этой перестрелки часть варваров приставила лестницы и полезла на стены. Москвичи обливали их кипящей в котлах водою и отразили приступ. Он возобновлялся три дня сряду, но безуспешно: башни и забрала были снабжены самострелами и камнеметательными орудиями, каковы: пороки, тюфяки и даже пушки, тут впервые упоминаемые. Были и в числе Москвичей искусные стрелки; так некий суконник, по имени Адам, с башни над Фроловскими воротами поразил из самострела прямо в сердце одного из первых ордынских князей, чем причинил большую печаль самому хану.
Видя, что город нельзя взять открытой силой, и опасаясь пришествия великокняжеской рати, варвар употребил коварство.
На четвертый день к стенам по
