В одном чёрном-чёрном сборнике… - Герман Михайлович Шендеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Идем. – Довольно грубыми героями, потому что, взяв Еву с двух сторон, они рывком поставили ее на ноги.
Где-то вспыхнул огонь. Стало теплее. И пламя озарило своим светом тьму. Трое детей остановились, озираясь вокруг. Они стояли в центре гигантской комнаты, походившей на свалку с огромными кучами отходов из мебели и одежды. Детской одежды.
– Сюда, – шепнула Мира, когда пол начал дрожать от чьей-то тяжелой поступи.
Спрятавшись за одной из свальных куч, дети наблюдали, как рослое тяжелое существо ходило сквозь кучи, что-то или кого-то ища.
– Ме-ме-ня ищ-ще-щет, – заикаясь, произнесла Ева, за что получила по губам двумя ладошками.
– Тщ-щ-щ, – Антонио и Мира синхронно зашипели на нее, во все глаза ища выход.
Дверь.
Черная и гладкая. Она была едва заметна с такого дальнего расстояния. Но это точно была она. Мальчик указал туда.
– Далеко, – прошептала Мира.
Ева кивнула.
Антонио согласился.
Но выбора-то и не было.
Дождавшись, пока существо отойдет подальше, дети рванули гуськом к концу комнаты. Запах огня становился все сильнее и невыносимей. Было жарко. Пот пропитал одежду, а волосы неприятно липли к голове. Но с каждым отчаянным движением ног она становилась все ближе и ближе.
На одной из свалочных куч взгляд Антонио зацепился за футболку. Помятую, серую, впитавшую в себя что-то красное. Она была ему знакома, потому что до того, как пропасть, Радий приходил в ней в школу. Его последний день. Интересно, куда он все-таки пропал? Он тоже застрял во сне с монстрами и не вернулся?
Антонио не знал, но догадывался.
Дверь толкнула Мира, вылетая из душной страшной комнаты. За ней выбежала Ева. Антонио запнулся возле самой двери и впечатался головой в пол. Перед глазами поплыли цветные круги и искры. В ушах зазвенели неприятные колокола. Хотелось пошевелиться, но было сложно. Тело устало. Было разбито. А Антонио был забыт. Никто не позвал его, когда он упал. Никто не помог. Хорошо, что Антонио привык все делать сам, и помощь ему была не нужна.
Мальчик, шатаясь, поднялся с пола, неуверенной шаткой походкой идя к двери. Каких-то три метра. Он почти вышел.
Колокола стихли, и на их место пришел рев. Такой же, впрочем, неприятный, как и звон. Антонио оглянулся, чтобы посмотреть, кто так гудит. Это было что-то человекообразное. Большое. Нет. Огромное! И это что-то тянуло к нему свои гигантские руки.
Мальчик не мог оторвать глаз от гиганта. Просто отходил назад к двери, не думая и не осознавая ничего вокруг. А потом все вмиг прекратилось. Под ногами оказался снег. Дверь захлопнулась перед его лицом, а сам он неуклюже застыл, смотря на закрытую растворявшуюся в воздухе дверь.
«Что это было?»
– Антонио! – радостный девчачий голосок вывел его из задумчивости.
Мальчик развернулся, чтобы увидеть двух девочек, весело махающих ему рукой.
«Что происходит?»
Они только что спали. Они уже выбрались из сна? Это конец?
– Здесь так хорошо! – малышка смеялась, раскидывая теплыми ладошками холодный снег над головой.
«Сон?»
Мира хохотала вместе с ней. Одеты они были не по погоде. Но…
«Что значит – не по погоде?»
Легкая улыбка коснулась губ мальчика, стоило ему посмотреть на детскую искрящуюся радость в глазах Евы. Антонио улыбался. Впервые улыбался по-настоящему с тех пор, как понял, что он «особенный», «не такой, как все». Вот только кто ему это сказал и когда? Он не помнил. Улыбка померкла, а взгляд метнулся обратно к двери, которая пропала. А была ли она вообще? Разве они не всегда здесь играли?
– Антонио! Получай! – Мира зарядила ему в макушку снежком.
Улыбка вернулась на место. Отбрасывая печали и заботы, он скатал самый большой из возможных снежков и помчался за девочками.
Было весело.
И это хорошо.
* * *
В ночь, когда пропал Антонио, на улице пошел снег. Полиция говорила, что это сыграет им на руку, потому что по следам они смогут быстрее отследить ребенка. И они отследили. Мальчик лежал замерзший на снегу, с легкой застывшей уже навсегда улыбкой на губах.
Еще была неизвестна причина, по которой ребенок добровольно открыл дверь и вышел на улицу. Был ли к этому причастен кто-то еще? Пока что все были опечалены таким исходом, смотря на тело и откладывая вопросы на потом. Ведь никто не видел, как мальчик бегал вокруг них, играл с другими детьми в снежки, заливисто хохоча и радуясь чему-то своему, детскому, чистому, искреннему и настоящему.
И это было… Неплохо.
Гордей Егоров. «Настасья»
Кладбище было прямо через дорогу от двора, в котором мы росли.
Это сейчас его благоразумно обнесли двухметровым забором из уродливого синего профлиста, а когда мы были жадными до всего таинственного десятилетними хулиганами, оно было частью нашей бурной насыщенной жизни.
Думаю, можно не уточнять, что дворовый фольклор на девять десятых состоял из страшилок и баек про мертвецов, ведьм и сатанистов, приносящих жертвы прямо на могилах. Большая часть этих историй нужна была только для того, чтобы рассказывать их девчонкам, которые театрально пищали и умоляли не продолжать. Но некоторые были взаправду так страшны, что мы сами старались их побыстрее забыть и чуть не плакали темными ночами от страха, зажмурившись и до скрипа в суставах стискивая подушки.
Одну из таких историй рассказал мне мой старый друг Слава, когда нам было уже лет по семнадцать. Он жил в соседнем дворе, и детворой мы много общались, но потом он перешёл в другую школу, и мы почти перестали видеться, у него появились другие друзья.
Однако в тот вечер мы неожиданно оказались рядом у тревожного осеннего костерка, разведённого в тёмном бору метрах в трёхстах от кладбищенской ограды. Мы немного повспоминали детство, и всё было прекрасно, пока разговор не зашёл про одну из наших общих знакомых, которая тоже в какой-то момент перестала гулять в нашем дворе.
Когда мы о ней заговорили, Слава вдруг сильно расстроился и неожиданно стал со всеми прощаться. Мне тоже нужно было отправляться домой, и так вышло, что нам было по пути. Я решил прогуляться вместе с ним.
Часть пути мы шли по освещённой улице и молчали. Я предположил тогда, что между Славой и той девочкой была какая-то романтическая связь, и потому её упоминание расстроило моего друга. Как же я ошибался…
Когда пришло время свернуть на тёмную тропинку в осенний мрачноватый лес, мой
