Тьма моей души (СИ) - Lee Iren

Интересно, они сами понимают, что из них вышла бы отличная пара?

Мы проходим в зал, где за столом уже сидит Милли, стараясь изо всех сил придать себе внешнюю невозмутимость.

— Сандра, а ты у Лайи останешься? — спрашивает она, вонзая зубы в спелую клубничину.

— Нет, разумеется, — откликается гостья. — Я не хочу стеснять вас! Мы с Владом уже заселились в отель.

— В один но…? — Милли громко закашливается, краснеет, а в глазах появляются блестящие горошины слез. Я подхожу и с деланным сочувствием хлопаю девочку по спине: кажется, за бестактное любопытство положена Божья кара.

— Милли, ты бы не болтала во время еды, — я крепко сжимаю пальцами ее плечо, а стоило бы зажать прищепками язык. Вот только мне самой чертовски интересно узнать ответ.

И в это совершенно неподходящее для любознательных особ время дверь хлопает и в комнату заходит Влад, держа в руке заветную бутылку шампанского. Невинные улыбки растягиваются по нашим лицам: мы, словно нашкодившие дети, заметаем следы неприятного разговора, хватая со стола кто до чего дотянулся, и затыкаем рты.

— Милли… Поможешь мне достать фужеры? — Я отодвигаю стул вместе с девушкой, вцепившейся зубами в очередную клубничку, и силком выдергиваю ее на кухню. Оказавшись наедине, срываюсь на свежую порцию нравоучений. — Ты же обещала, Милли! К чему сейчас эта ревность и неуместные провокации? Если ты такая упрямая и хочешь пойти против своей природы и разницы в возрасте, то хотя бы остановись перед тем, что у него уже может быть другая! Сандра его слишком долго ждала, она достойна этого шанса.

— А я, значит, не достойна, по-твоему? — взрывается девушка. Она воинственно смотрит мне в глаза, но все же закрывается скрещенными на груди руками. — Может, я тоже долго ждала. И именно его! — Она отворачивается и распахивает шкаф, достает оттуда три фужера под шампанское и звонко шлепает ими о стеклянный стол.

— Разобьешь! — предостерегаю я. — Сама же свое сердце. Отстань от них, пожалуйста!

Милли будто задумывается над словами, а потом спускает еще один фужер:

— Для меня!

— А тебе не рано? — Я выгибаю бровь и с подозрением смотрю на нее. По-моему подлить в костер горючего — ни разу не отличная идея.

— В самый раз! — грубо отрезает Милли. — Выпью за счастье сладкой парочки.

Едкая, хищная улыбочка отпечатывается на ее пухловатых губах. Она уверенно подхватывает посуду и с гордо поднятой головой выбегает с кухни, игнорируя мои цыканья и шипения в спину. А мне остается только бежать следом, беспомощно озираясь по сторанам в поисках огнетушителя.

Когда бокалы наполняются шипучей жидкостью, я первая кидаюсь произнести тост, излишне повышая голос:

— Давайте выпьем за чудесное воссоединение нашей компании! Я… искренне рада, что вы здесь. Оба. — Слух ласкает приятный звон богемского стекла.

— Еще Ноэ и Лео не хватает для полной коллекции, — замечает Милли.

Горло тут же сдавливает спазм, который заставляет усомниться, что я смогу спокойно сделать глоток и не захлебнуться. Эти двое — последние, кого я бы хотела видеть в своем доме.

А Милли все же прислушалась и оставила в покое Сандру. И похоже, теперь обратила свою партизанскую войну против меня.

— Кстати, Лайя, — начинает Сандра, отпив глоток и поморщившись от пузыриков, ударивших в нос, — Лео же тоже живет в Лэствилле. Вы видитесь?

— Пока не довелось, — и очень бы хотелось, чтобы не довелось никогда. — Мистера Нолана сейчас нет в городе. Лучше спросить Милли, она ведь дружит с его сестрой. — И с этим тоже надо бы покончить побыстрее.

— Дааааа, у Лео классная работа. Он постоянно в командировках по разным городам и странам. Даже интересно, чем он занимается. Правда, Лайя? — Милли смотрит на меня укоризненно, с немым обвинением. Или просто моя нечистая совесть заставляет так думать и бояться разоблачения?

— Я не настолько им интересуюсь! — как можно небрежнее роняю я, а потом залпом опрокидываю бокал с пьянящим напитком. Маска показного спокойствия так и норовит съехать с моего бледнючего лица. Алкоголь просто обязан мне сейчас помочь, иначе меня разорвет от натужных попыток удержать ее на месте.

Несмотря на лихое начало, обед проходит относительно спокойно. Мы общаемся на непринужденные, безопасные темы, и даже Милли больше шашкой не размахивает. Похоже, в ее конкретном случае шампанское действительно пошло на пользу: позволило расслабиться и приотпустить терзающие душу переживания.

Через полтора часа девушки садятся смотреть какую-то комедию, уже напоминая больше подружек, нежели соперниц, а мы с Владом перемещаемся на кухню, увлеченные обсуждением предстоящей выставки.

Меня интересуют его мысли и пожелания по размещению полотен, освещению зала и другим незаметным обывательскому глазу мелочам. А он предоставляет мне аннотации и сопроводительные тексты, которые я вдумчиво читаю. Мы с легкостью приходим к единому видению практически по любому вопросу, будто мы — две части единого разума, идеально дополняющие друг друга.

Так было и тогда. Мне легко удавалось быть ему верной и понимающей подругой. А ему? Просто ли было ему притворяться?

Лале, выставив мольберт у самой кромки озера, пытается рисовать солнечный пейзаж. Ее то переполняет радостное блаженство — и тогда мазки ложатся сами собой; то черная печаль раздирает сердце — и она долго не может решиться тронуть дрожащей кистью полотно.

Птицы поют чарующую серенаду юношеской влюбленности, но это светлое чувство омрачено виной. Ее счастье — такое нечестное, такое несправедливое! Она не знала, что бывает так.

«Я люблю тебя, Лале!» — бесконечно крутятся в голове самые нужные слова. — «Я люблю тебя так давно, что иного уже не помню.»

Губы все еще хранят вкус влажных и горячих поцелуев. Кожа горит в таких местах, о которых Шахи-хатун ни в коем случае нельзя рассказывать. Они с Асланом чуть не перешли последнюю границу, разделяющую их от полного, самозабвенного обладания друг другом.

Он распутывал проворными пальцами ленты ее корсета. Прямо на конюшне, где в любой момент мог показаться какой-нибудь конюх или, того хуже, Али-бей.

Он покрывал поцелуями ее шею, сантиметр за сантиметром, спускаясь к ключицам, а затем и к аккуратной девичьей груди, бесстыже обнаженной спадающим платьем.

Он сминал ее стройные бедра, тесно вжимаясь в их упругость: так, что Лале чувствовала, насколько он напряжен в том самом «запретном» месте, которое не должно до свадьбы занимать мыслей благородной княжны. Но ее мысли были только об этом.

В мечтах девушка уже не единожды представляла их первый раз.

Роскошные шелковые простыни и мягкие подушки. Изящные вазы и свежесрезанные цветы. Ароматные эфиры, парящие в обжигающем легкие воздухе. Тусклые свечи, кидающие робкие отблески на сплетенные в страсти тела. Его декатность и напор. Сдержанная нежность и необузданная сила. Ее робость и доверие. Готовность принять его полностью. Отдать все, что есть.

Томно. Нежно. Горячо. Сладко. Словно на кухне, где готовят тайные, изысканные сладости для султанского стола. Где облизываешься от одного только предвкушения.{?}[Мда, это вам не конюшня