О бедном вампире замолвите слово - Ирина Боброва

— Я хочу жить, жить вечно, — поскуливала Дреплюза, оплакивая свое тело, которым она впервые за длинную жизнь была довольна. Она согласилась бы стать вдвое толще. Согласилась бы и на то, чтобы морщины стали глубже и затянули всю ее морду. Она даже готова была стать немощной, дряхлой, но только бы жить, жить, жить…

Дреплюза плакала, и в притихшей больнице всем казалось, что вместе с нею плачет весь дом — тихо и беспросветно.

— Кто-то плачет, — прислушиваясь, произнес Саша Пушкин.

Они с Эдиком хоть и посмеялись над своим страхом, но все же в библиотеку вернулись не сразу. Немного постояли на улице, покурили. Потом молодые люди сходили в магазин. Денег с трудом наскребли на бутылку водки и банку кильки в томатном соусе. Можно было, конечно, вернуться на Крупу и попросить Мамонта добавить, но им почему-то не хотелось возвращаться туда. Открыв бутылку, друзья сделали по глотку прямо на улице, и, не сговариваясь, оба посмотрели в сторону дома на Крупской. Потом, переглянувшись, принялись хохотать.

— Чертов домик, — смеясь, сказал Саша, не подозревая, что попал в точку.

— Санек, пора б привыкнуть. Мы ж там кого только не видели! — Эдик похлопал друга по плечу. — Пошли? Как-то нехорошо от Мамонта отставать. Он-то не испугался, даю гарантию, что не испугался!

Вернувшись, парни выложили на стол выпивку и закуску. Беседуя о пустяках, они не собирались домой. Пушкин поссорился со своей «гарной дивчиной украинских кровей» и, демонстративно хлопнув дверью, решил преподать супруге урок. Дантес на Крупе отдыхал от назойливых поклонниц, карауливших его в подъезде, на остановках и на каждой лавочке небольшого дворика. Сотовый телефон он отключил и теперь отдыхал от бесконечного трезвона. Они тихо разговаривали, обсуждая презентацию книги барнаульского литератора Семена Лепоты, когда Саня снова замер и, склонив голову к плечу, слегка прищурился.

— Говорю же, плачет кто-то.

— Тебе кажется, — ответил Дальский. Он налил водки, поднес ко рту, резко опрокинул и, проглотив, запил пивом. Потом, благодушно посмеиваясь, сел, взял листок с портретом демоницы и осиновой палочкой сделал небольшую дырку в бумаге там, где сверху хорошо прорисованной могучей грудной клетки темнело заштрихованное черной пастой сердце.

— Сань, а почему ты этой бесовке сердце слева нарисовал? — поинтересовался он.

— У них там вообще все наоборот. — Пушкин пожал плечами. — Какая разница? — проворчал он, открывая консервы. Сейчас его больше интересовала еда, чем анатомия демонов.

Страшная медсестра горько рыдала над своей загубленной жизнью, а ведь еще несколько часов назад она пришла на работу в приподнятом настроении, большое демоническое сердце переполняли мечты и надежды.

Она пила чай и громко хохотала, слушая историю о тапочках для дракона. Потом вампиреллы посплетничали, обсуждая врачей, и, естественно, не преминули сообщить демонице новость, что доктор Кирпачек влюблен в Сервизу. От бдительных медсестер не укрылось то, как побагровело лицо начальницы. Их злорадствующие глазки заблестели, и вампиреллы заговорщически переглянулись, предвкушая интригу.

Из сестринской Дреплюза вышла мрачнее грозовой тучи и устроила разнос ни в чем не повинным санитаркам.

— Дуры, дуры, дуры, — тихо рычала она, как вдруг нашла идеальный способ избавиться от соперницы. — Дуры… дуры… процедуры… — пропела страшная медсестра совсем другим тоном, увидев вошедшую в процедурный кабинет Сервизу.

— Сервиза, милочка, — закричала она, рванувшись следом, — помогите мне найти упаковку плазмы. Больному переливание надо делать.

— Так вот же она!

Ничего не подозревающая Сервиза открыла дверцы шкафа и потянулась к верхней полке.

— Ни здесь, ни там; ни здесь, ни там; ни здесь, ни там, — пробормотала Дреплюза, со всей силой ненависти, на какую только была способна, толкнув красавицу в открывшийся портал.

Девушка вылетела на ту сторону, а страшная медсестра, быстро захлопнув за ней дверцы, для надежности немного подержала. Когда же она снова открыла шкафчик, то увидела, что полочки с пузырьками и коробками лекарств вернулись на место. Потом вышла из кабинета и даже не смутилась, соврав проходившему мимо Кирпачеку, что не видела Сервизу со вчерашнего дня. Вампир нахмурился, посмотрел в сторону поста, но там стояли совсем другие девушки в серых халатах. Он направился к лестнице и не видел, как злорадно ухмыльнулась Дреплюза, глядя ему вслед. Демоница была на седьмом небе от счастья. «Уж теперь-то красавец виконт фон Гнорь будет мой», — думала она. Предавшись сладким грезам, пожилая дама не сразу услышала, как к ней кто-то обращается.

— Вот же ваша плазма, — раздался за спиной нежный голос новенькой.

Демоница, хрюкнув, подпрыгнула, оглянулась и, вытаращив глаза, уставилась на Сервизу. Вампирелла была бледна, в глазах плескалась растерянность.

— Сервиза, вы тут?! — Молодой врач, услышав голос любимой, оглянулся и кинулся к ней. — Дорогая, что-то случилось? — с беспокойством в голосе спросил он, вглядываясь в бледное, растерянное лицо девушки.

— Нет-нет, — спешно ответила вампирелла. — Просто на мгновение потеряла сознание… Наверное… Я пойду умоюсь, выпью воды… Простите…

— Я провожу.

Вампир взял ее под руку, но Дреплюза оттеснила врача.

— Вас ждут в операционной. Ассистента нет. Идите, Кирпачек, я сама позабочусь о нашей милой девочке, — сказала она, увлекая вампиреллу в сестринскую комнату.

Кирп пожал плечами, немного потоптался на месте, сердце его сжалось в предчувствии беды.

— Фон Гнорь, тебя в операционную требуют, — услышал он голос постовой медсестры, подтвердившей слова Дреплюзы.

Кирп поспешил в операционный блок. По пути он на миг остановился у дверей сестринской и, услышав голос Сервизы, решил, что стал слишком мнительным. Его любимая рядом, вокруг много людей — и персонала больницы, и пациентов, значит, все будет в порядке. Возникшую было мысль, что демоница чем-то испугала его Сервизу, вампир отогнал и подумал: может, в кафе пиявки несвежие были? Но и в этом случае за помощью не придется далеко бежать, здесь найдут средство облегчить боль.

— Дорогая, тебе надо немедленно выйти на воздух, тут душно, — ворковала Дреплюза, хлопоча вокруг растерянной девушки. — Где твой плащик?

— В шкафу, — слабым голосом ответила вампирелла.

— Не вижу. — Демоница распахнула дверцы шифоньера. — Милочка, покажи, какой именно твой. На улице моросит, простудишься еще.

Вампирелла, двигаясь, словно сомнамбула, подошла к шкафу и протянула дрожащую руку к вешалке со своей одеждой.

— И здесь, и там, и здесь, и там, и здесь, и там, — прорычала страшная медсестра, снова толкнув Сервизу в шкаф.

Хрупкая красотка влетела внутрь, и злодейка, захлопнув дверцы, навалилась на них всем телом. Немного подождав, она открыла шифоньер: Сервиза пропала, внутри легко покачивались вешалки с одеждой медсестер, будто девушка, исчезнув, превратилась в слабенький ветерок. Страшная медсестра довольно хрюкнула, закрыла шкаф и прошла к столу. Раскрыв ридикюль, она достала кружок кровяной колбасы, откусила половину и, не жуя, проглотила. На душе полегчало.

— Я никому не позволю забрать мое счастье, — заявила она, пряча остаток колбасы в нутро бездонной сумки. — Он мой, мой, мой!!!

— Конечно, ваш. Разве я могу позариться на чужой обед? — раздался нежный голос новенькой. — Вот моя одежда.

Дреплюза повернулась и замерла, раскрыв пасть. Возле шифоньера стояла соперница, сжимая в руках поношенный плащ из просмоленной конопляной ткани. В голове демоницы пронеслось: «Заклинание не работает», и она будто наяву увидела, как рушится придуманный, но уже такой родной замок ее надежд. Она горестно хрюкнула:

— Ты одевайся, одевайся… Я сейчас…

Пулей вылетев из сестринской комнаты, страшная медсестра понеслась в туалет. Выгнав оттуда парочку молоденьких пациенток-ведьм, устроившихся на подоконнике покурить, закрыла дверь на крючок. Втиснувшись в кабинку, страдающая от неразделенной любви дама нечаянно угодила копытом в унитаз. Громко ругаясь, она вытащила ногу, со злостью захлопнула дверцу. Задыхаясь от злости, прошипела:

— Ни здесь, ни там, ни здесь, ни там, ни здесь, ни там…

Дверца растаяла, и демоница увидела отражение кабинки. Такая же проволочная урна, утопленный в пол унитаз, и — жуткий монстр, ничем не напоминающий человеков, к которым страшная медсестра уже попривыкла. Чудовище стояло на четырех конечностях, спиной к ней, наклонившись над урной, и выло:

— Су-у-у-у-ки-и-и, заначку-у-у спе-о-о-рли-и-и… Не, тут она, — и вверх поднялась коричневая лапа, сжимающая бутылку с жидкостью. «Настойка боярышника» — было написано на этикетке.

Невыносимая вонь перебила серный запах дорогих духов наблюдательницы. Дреплюза, чихнув, зажала нос. Существо, держась за стенку кабинки, выпрямилось, открутило крышку и, опрокинув бутылочку, приложилось к горлышку. Жидкость водоворотом влилась ему в глотку, ввергнув наблюдательницу в шоковое состояние. Не в силах вымолвить ни слова, она брезгливо смотрела на это, поражаясь тому, что человек может опуститься до скотского состояния, до стадии кентервильского порося. Серое лицо с мутными, водянистыми глазками, сизым носом, в кровоподтеках и ссадинах выглядывало из-под мохнатой, засаленной шапки с опущенными ушами. Ворох тряпья заменял одежду, на груди тряпки были перевязаны крест-накрест веревкой и подпоясаны цветастым джиннистанским платком. Существо несколько раз моргнуло, внимательно вглядываясь в морду демоницы.