Светильник Божий. Календарь преступлений - Эллери Куин

Казалось, в большой кровати с балдахином лежит человек без головы, но, подойдя ближе, они поняли, что это причудливое впечатление создают бинты на фоне подушки и абсолютно бескровное лицо.

Майлс Сентер бросил на жену резкий взгляд, но тут же закрыл глаза.

— Мистер Сентер, — заговорил инспектор Квин, — вы можете рассказать нам, что произошло?

— Не знаю. Я поговорил с моим секретарем, мистером Хартом, послал его вниз встретить мистера Квина и остался один. Дверь открылась. Я собирался повернуться, когда что-то взорвалось и наступила темнота.

— Значит, вы не видели, кто в вас стрелял?

— Нет. — Голос доносился словно издалека.

— Тогда, миссис Сентер, — промолвил инспектор, — прошу вас рассказать мужу то, что вы сообщили мне.

— Я вышла из дому после обеда, сказав, что иду навестить друзей, — начала Дороти. — Я пришла в Центральный парк и села на скамью. Через некоторое время я встала, еще немного погуляла по парку и пошла домой. Была почти полночь. Я поднялась к себе в комнату, пройдя мимо гостиной Майлса. Он разговаривал там с Харри Хартом, и они меня не слышали. Я подождала, пока Харри спустится вниз, а потом взяла в своей комнате револьвер, который хранила давно, пошла в комнату Майлса и выстрелила в него. — Человек в кровати слегка шевельнулся и снова застыл. — Потом я выбежала по черной лестнице в сад, увидела лодочный сарай, бросила револьвер в реку и спряталась внутри. Не знаю почему.

Майлс Сентер прищурился, как будто ему мешал свет.

— А теперь насчет оружия, миссис Сентер, — сказал инспектор, потирая щеку. — Вы говорили, что это был револьвер 22-го калибра?

— Да.

— С вращающимся барабаном, куда вложены пули?

— Да. Но я бросила его в реку.

— Весьма любопытно, миссис Сентер, — заметил инспектор, ослабляя воротник рубашки. — Найдя вашего мужа на полу, мой сын обнаружил рядом патронную гильзу. Но револьверы при выстреле не выбрасывают гильзу — она остается в камере. И еще один интересный момент: эта гильза не от 22-го, а от 38-го калибра. Поэтому должен с сожалением заявить, что вы лжете, миссис Сентер, и хотел бы знать, кого вы покрываете.

Дороти вцепилась в спинку кровати мужа.

— Я скажу вам, кого она покрывает, — заговорил Майлс Сентер, глядя на балдахин. — Моего брата Дейвида. Вместо того чтобы уехать в Уэстпорт, Дейвид где-то спрятался и выстрелил в меня. Дороти видела, как он это сделал, но так как она безумно влюблена в него…

— Нет, Харри! — вскрикнула Дороти.

Но секретарь Майлса Сентера покачал головой:

— Это бесполезно, Дотти. Я не могу позволить этому продолжаться. Дейвид тут ни при чем, Сентер. Это мы с вашей женой любим друг друга.

Майлс Сентер приподнялся и уставился на Харри Харта, словно впервые осознав, что перед ним нечто большее, нежели комплект одежды. Казалось, этот взгляд видит все сразу, как объектив фотоаппарата. Потом раненый откинулся на подушки и отвернулся.

Харт побледнел до корней стриженных ежиком волос.

— Мы пытались избегать друг друга. Но как можно остановить это? Я хотел рассказать вам, но…

— Но подумали о жалованье, — закончил Сентер. — Верно, Харри?

Харт с усилием встал.

— Дороти думает, что я пытался убить вас. Вот почему она сказала, что стреляла сама.

— Весьма благородно с ее стороны.

Секретарь молчал.

— Значит, все это из-за любви, Харри?

— Да, из-за любви, — упрямо ответил Харт.

— Трогательно. Но я бизнесмен, Харри, и у меня коммерческий склад ума. Вы ведь знали, что я завещал свое состояние Дороти. Думаю, вашей целью была жизнь в праздной роскоши, на пути к которой стоял только простодушный лысый муж. Один выстрел — и проблема была бы решена…

— Если бы только это действительно было так, — послышался голос.

Все, вздрогнув, обернулись. Но это был всего лишь Эллери.

— Харри Харт, бесспорно, талантливый парень, мистер Сентер, но, чтобы выстрелить в вас, ему пришлось бы стать волшебником. Харт поднимался по лестнице между мною и Никки Портер, когда мы услышали звук выстрела над нашими головами. Так что, возможно, здесь в самом деле любовь без всяких кровожадных намерений… Быть может, папа, мы были правы в первый раз?

— Похоже на то, — проворчал инспектор Квин. — Ну, мистер Сентер, думаю, на эту ночь с вас довольно нашего присутствия, тем более что доктор Грэнд явно нервничает. Мы больше не будем вас беспокоить, если только сможем получить сведения о вашем брате.

— О моем брате? — с болезненной гримасой переспросил Майлс Сентер.

— Насколько я понимаю, после вашей смерти фармацевтическое предприятие по завещанию вашего отца отойдет Дейвиду Сентеру. А судя по моим сведениям, это лакомый кусочек. Боюсь, мистер Сентер, нам придется начать розыски вашего брата.

Когда Никки вышла в сад, она понятия не имела, сколько сейчас времени. О том, что время не стоит на месте, свидетельствовала только сменившая тьму серость, превращавшая все вокруг в клейкую массу, безвкусную и бесформенную. Никки собиралась присесть на бамбуковый стул, когда чья-то рука ухватила ее за запястье.

Она взвизгнула.

— Это всего лишь я, — послышался голос, и вскоре Никки разглядела в полумраке Эллери, который лежал в бамбуковом шезлонге, склонившись набок.

— Вы окончательно поглупели, — сердито сказала Никки. — На вас так подействовала неудача?

— Я нуждался в каких-то действиях, — отозвался Эллери. — Никки, посмотрите на эти звезды…

— На эту ночь с меня достаточно действий, — огрызнулась Никки, опускаясь на стул. — И романтики тоже. Я наконец усыпила Дороти с помощью таблетки, которую дал мне доктор Грэнд, и не забыла сказать пару слов мистеру Харту. Его тип мне хорошо знаком. Играет в гольф и с женщинами как профессионал, а на бирже как простофиля… По-вашему, Нью-Йорк когда-нибудь прекратит поджариваться?

— Выглядит так, как будто он только начал это делать, — задумчиво промолвил Эллери и указал на небо: — Звезды, Никки.

— Какие звезды? — Никки посмотрела туда, куда указывала его призрачная рука. — Знаете, я не расположена шутить.

— Я тоже. — Эллери все еще поглядывал на небо. — Но эта шутка имеет серьезные аспекты. Я лежал здесь в духоте, поджидая вас и интересуясь, каким образом человек, который всего лишь уехал в Уэстпорт, мог напрочь исчезнуть, как это, по-видимому, сделал Дейвид Сентер, когда заметил под луной нечто новое. Посмотрите на крышу, Никки… Вон туда, над апсидой — кажется, это так называется. Видите нечто вроде пентхауса?

— Это студия Дейвида Сентера, — сказала Никки.

— Видите ее трубу?

— Конечно вижу.

— Что над ней вьется?

— Похоже на какой-то туман.

— Это дым.

— Ну и что? — фыркнула Никки. — Что еще может идти из трубы?

— Только не дым, Никки, когда мы уже полторы недели пребываем в том, что можно смело назвать пеклом, и когда время — около трех часов ночи, а термометр продолжает зашкаливать. — Эллери поднялся, все еще вытягивая шею. — Никки, там наверху кто-то играет с огнем, а я чувствую себя прожаренным достаточно глубоко, чтобы хотеть выяснить причину. Пошли?

— Пошли, — согласилась Никки. — Может, на крыше прохладнее.

Спустя несколько минут Эллери ползал на четвереньках в камине Дейвида Сентера, исследуя с тщательностью ищейки обугленные остатки. В студии царили байронический беспорядок и невыносимая жара, но Эллери, поглощенный своими мыслями, даже не замечал капель пота, с шипением падающих на раскаленную решетку. Никки, стоящей в дверях, казалось, что он уменьшился в размере. На крыше не было прохладнее, хотя не так припекало, как в студии, дверь и окна которой оказались закрытыми.

— Кто-то разводил огонь в камине? — простонала Никки.

— Вот именно, — отозвался Эллери, вертя носом в разные стороны. — Ясно, что его развели не для тепла. Пепел и обгоревшая древесина поведали мне, что это странное возгорание произошло около трех часов назад. Дерево было зеленым и горело медленно. К тому же заслонка прикрыта…

— А трихинопольских сигар тут нет?[97] — устало осведомилась Никки.

— Нет, — ответил Эллери, — но есть вот это.

Он поднял предмет, показавшийся Никки обугленной человеческой рукой. Но это была всего лишь белая плотная хлопчатобумажная перчатка — одно из тех бесполых изделий, которые продаются в отделе садоводства любого универмага. Она была опаленной, испачканной сажей, покрытой таинственными черными пятнами и вызвала у Никки после мимолетного облегчения чувство подавленности. Ибо перчатка подтверждала версию ночного преступления и делала невыносимую жару не только дьявольской, но, что куда хуже, абсолютно не относящейся к делу. А когда Эллери с видом гурмана попробовал на язык несколько черных пятнышек и заявил, что это крупицы пороха, Никки мрачно кивнула.