Том 1. Дживс и Вустер - Пэлем Вудхауз

— Знаешь, Берти, бывают минуты — нечасто, конечно, — когда твой интеллект приближается к разуму человека. Отличная мысль! Я и не подумала про Сельдинга. Думаешь, он приедет?

— Только позавчера он мне сам говорил, что мечтает напроситься к тебе в гости. Воспоминания о кулинарных изысках Анатоля все еще свежи в его памяти.

— Пошли ему телеграмму. Можешь позвонить на почту и продиктовать. Подпиши моим именем.

— Будет сделано.

— Скажи, пусть все бросит и приезжает немедленно.

Она дала отбой, и я уже собрался набросать текст телеграммы, как вдруг почувствовал непреодолимое желание немедленно пропустить рюмочку, такое нередко случается с человеком, только что испытавшим сильное облегчение. Или, как выразился бы Дживс, осушить «кубок, льющий теплый юг[60]». Поэтому я нажал кнопку звонка и уселся в кресло. Через некоторое время дверь отворилась, и предо мной предстала округлая фигура с лысым черепом и кустистыми бровями. Я вздрогнул от неожиданности. Забыл, что в нынешних обстоятельствах, если вызываешь дворецкого в «Бринкли-Корте», на сцене неизбежно появляется сэр Родерик Глоссоп.

Не так-то легко вступить в беседу с человеком, представляющим собой помесь специалиста по психическим расстройствам с дворецким, особенно если ваши отношения в прошлом были не слишком дружескими, поэтому я растерялся и не знал, с чего начать. Я жаждал промочить горло — как «лань желает к потокам воды[61]», но если вы просите дворецкого принести вам виски с содовой, а он по совместительству еще и знаменитый психиатр, вполне возможно, что он встанет в позу и испепелит вас взглядом. Все зависит от того, какая из двух его ипостасей возобладает в данную минуту. Поэтому я испытал облегчение, увидев, что он мне приветливо улыбается и явно рад возможности поболтать с Бертрамом Вустером. Я решил, что если держаться подальше от воспоминаний о грелках, все может пройти наилучшим образом.

— Добрый день, мистер Вустер. Рад, что нам наконец представилась возможность поговорить наедине. Но, возможно, мисс Уикем уже успела вам все объяснить? Ага, успела. Тогда все в порядке, и я могу не опасаться, что вы случайно меня выдадите. Вы ведь понимаете, что миссис Артроуз ни в коем случае не должна заподозрить истинной цели моего пребывания в доме.

— Само собой… Молчание и тайна, верно? Если она догадается, что вы наблюдаете за ее сыном, чтобы выяснить, действительно ли у него шариков в голове не хватает, она ведь может обидеться или даже возмутиться до глубины души.

— Совершенно с вами согласен.

— Ну и как, что-то проклюнулось?

— Простите?

— Я про ваши наблюдения. Удалось вам углядеть какие-нибудь признаки того, что он слетел с катушек?

— Если вы подразумеваете, составил ли я уже определенное мнение относительно вменяемости Уилберта Артроуза, я отвечу — нет. Как правило, мне бывает достаточно одной беседы с пациентом, чтобы дать однозначный ответ, но в случае молодого Артроуза я все еще не могу ничего сказать наверняка. С одной стороны, мы знаем его «послужной список».

— Бомбы со зловонным газом? — Совершенно верно.

— Размахивает кольтом в банках.

— Правильно. И другие выходки, которые указывают на психическую неуравновешенность. Вне всякого сомнения, Уилберт Артроуз — личность эксцентрическая.

— Но, по вашему мнению, мерку для смирительной рубашки снимать еще рано?

— Я бы предпочел продолжить наблюдения.

— Дживс упоминал о некоем факте из жизни Уилберта Артроуза, о котором ему кто-то рассказал, когда мы были в Нью-Йорке. Возможно, это могло бы пролить свет.

— Вполне вероятно. А что это за факт?

— Он забыл.

— Жаль. Но, возвращаясь к нашему разговору: события его прежней жизни свидетельствуют о глубоко укоренившемся неврозе или даже шизофрении, но в разговоре симптомы этих заболеваний никак не проявляются. Вчера утром я имел с ним весьма продолжительную беседу, и он произвел на меня впечатление очень умного человека. Он интересуется старинным серебром и с восхищением расхваливал сливочник в виде коровы работы восемнадцатого века из коллекции вашего дяди.

— А он не говорил, что он сам — сливочник?

— Нет, разумеется.

— А, может, он просто маскируется?

— Простите?

— Я хочу сказать, затаился на время. Хочет усыпить нашу бдительность. А потом, рано или поздно, покажет свое истинное лицо. Эти типы с глубоко укоренившимися неврозами бывают ужасно хитрыми.

Он с неодобрением покачал головой.

— Никогда не следует делать поспешных выводов, мистер Вустер. Мы не должны судить предвзято. Никогда не мешает как следует взвесить факты. Я думаю, вы не забыли, как однажды я поторопился при оценке вашего психического состояния. Эти двадцать три кошки в вашей спальне…

Я густо покраснел. История произошла несколько лет назад, и, на мой взгляд, стоило давно предать ее забвению.

— Но все же потом разъяснилось.

— Совершенно верно. Мне доказали, что я был не прав. Именно поэтому я и говорю, что в случае Уилберта Артроуза не стоит торопиться с выводами. Мне нужны дополнительные факты.

— Чтобы их взвесить?

— Да, если вам угодно, чтобы их взвесить. Но вы звонили, мистер Вустер. Чем могу служить?

— Честно говоря, я хотел виски с содовой, но мне неловко вас беспокоить.

— Дорогой мистер Вустер, вы забываете, что в этом доме я — пусть на время — дворецкий, и, надеюсь, добросовестный дворецкий. Я принесу вам виски немедленно.

Когда он ушел, я задумался: не сказать ли ему о том, что миссис Артроуз тоже занимается взвешиванием фактов о нем самом, и решил, что лучше не стоит. Зачем смущать его душевный покой? Хватит с него и того, что приходится откликаться на такое имя, как Макпалтус. Если навалить еще новых забот, он совсем с лица спадет.

Вернувшись, он принес мне не только кубок, льющий теплый юг, к которому я с благодарностью тут же припал, но и письмо, пришедшее с дневной почтой. Утолив жажду, я взглянул на конверт и увидел, что письмо от Дживса. Я распечатал его без особого интереса, думая, что он просто сообщает мне, что благополучно добрался до места и выражает надежду, что письмо застало меня в таком же добром здравии, в каком оно оставило его самого. Словом, обычная чепуха.

Но, оказалось, что далеко не чепуха. Едва пробежав письмо глазами, я невольно охнул, отчего папаша Глоссоп взглянул на меня с интересом.

— Плохие новости, мистер Вустер? Надеюсь, ничего страшного?

— Смотря что считать плохой новостью. Сенсационная новость — уж это точно. Это от Дживса, моего слуги, он сейчас ловит креветок в Херн-Бей, и письмо его проливает ослепительный свет на частную жизнь Уилберта Артроуза.

— В самом деле? Чрезвычайно интересно.

— Начну с того, что, когда Дживс уезжал в отпуск, у нас зашел разговор об У. Артроузе, поскольку тетя Далия сказала мне, что он — один из ее гостей, и мы подробно его обсуждали. Перемывали косточки, как водится. Так вот, перед тем, как уйти, Дживс и обронил то важное замечание, о котором я только что упоминал, насчет того, что он что-то слышал про Уилберта, а потом забыл. «Если вспомню — напишу», сказал он мне. И, черт меня подери, вспомнил. Знаете, что он пишет в этом послании? Угадайте с трех раз.

— Полагаю, сейчас не время для игры в угадайку.

— Вы правы, хотя я эту игру очень люблю. Так вот, он пишет, что Уилберт Артроуз…. Господи, опять забыл это слово, — я заглянул в письмо, — ну да, клептоман. А это означает — на случай, если вы не знакомы с этим термином — субъекта, который крадет все, что подвернется под руку.

— Боже милостивый!

— Я бы даже сказал — «Будь я проклят!»

— Мне и в голову не приходило…

— Я же говорил, что это маскировка. Наверное, они и за границу-то его из-за этого увезли.

— Вне всякого сомнения.

— Не учли, что в Англии тоже есть чего свистнуть, не меньше, чем в Америке. Вы ни о чем сейчас не подумали?

— Разумеется, подумал. О коллекции вашего дяди.

— И я тоже.

— Это сильное искушение для несчастного молодого человека.

— Не уверен, что он так уж несчастен. Готов поспорить, кражи доставляют ему удовольствие.

— Нужно немедленно пойти проверить коллекцию. Может быть, что-то уже пропало.

— Боюсь, что там остались лишь голые стены. Их просто не унесешь.

Нам потребовалось время, чтобы добраться до комнаты, где хранилась коллекция, ибо папаша Глоссоп был скроен скорее с расчетом на устойчивость, чем на скорость, но в конце концов мы туда доплыли, и моим первым чувством, когда я оглядел помещение, было облегчение, потому что вся серебряная рухлядь, казалось, была in statu quo. И только после того, как папаша Глоссоп выдохнул «Уфф» и вытер пот со лба после быстрой ходьбы, я обнаружил недостачу.