Ересь Хоруса: Омнибус. Том I - Дэн Абнетт

— Возьми его, Захариэль, — произнес Амадис. Его искаженное болью лицо постепенно разглаживалось под прикосновением смерти. — Он твой. Я хочу, чтобы ты им владел.

— Я не могу, — возразил Захариэль, чувствуя, как в уголках глаз скапливаются слезы.

— Ты должен, я хочу, чтобы ты его взял, — выдохнул Амадис. — Это мое наследство, и я завещаю его тебе. Вспоминай обо мне, когда будешь из него стрелять. Вспоминай, чему я тебя учил.

— Я все исполню, — пообещал Захариэль и принял липкий от крови пистолет.

Оружие показалось ему очень тяжелым, гораздо тяжелее, чем любое другое изделие из металла и дерева. Вместе с пистолетом он взял на себя ношу ответственности и долг перед его благородным владельцем.

— Это хороший пистолет… Никогда меня не подводил, — добавил Амадис, едва справившись с кашлем. — Он и тебя не подведет, а?

— Не подведет, — подтвердил Захариэль и поразился внезапно наступившей тишине.

— Проклятие, я уже не чувствую боли, это ведь не к добру, верно?

— Это означает, что конец близок, — ответил рыцарю лорд Символ.

— Я так и думал, — кивнул Амадис. — Мерзкий зверь из Эндриаго запустил в меня свои когти. Слишком большой… Калибанский лев… А я думал, он был всего один.

— Калибанский лев! — воскликнул Захариэль. — Разве лорд Джонсон его не убил?

— Хотелось бы… — поморщившись, сказал Амадис. — Я бы не решился сейчас солгать… Я только хочу…

Последнее желание брата Амадиса так и осталось тайной. В следующее мгновение его глаза закатились и губы шевельнулись в последнем вздохе.

Захариэль опустил голову и, не скрываясь, заплакал по своему великому герою. Он обеими руками прижал к груди пистолет Амадиса, а в душе уже разгорался горячий гнев от мысли, что убийца рыцаря все еще жив и продолжает бродить по сумрачному лесу.

Лорд Символ осторожно коснулся ладонью лица усопшего и закрыл погасшие глаза.

— Так брат Амадис покинул наш Орден, — с мрачной торжественностью произнес он.

Затем он поднялся, положил одну руку на плечо Захариэля, а другой показал на отданный ему Амадисом пистолет.

— Это не просто оружие, мой мальчик, — сказал лорд Символ. — Это оружие героя. Оно несет в себе возможности и могущество, которым не обладает твой собственный пистолет. Ты должен с честью носить его и не посрамить памяти героя, завещавшего его тебе.

— Я не опозорю его памяти, — поклялся Захариэль. — Не сомневайтесь в этом, лорд Символ.

Лорд Символ, услышав в его голосе жажду отмщения, прищурил глаза и покачал головой.

— Не надо, мальчик, — предостерег он. — Горе утраты и гнев затмили твой разум. Не произноси слов, которые будет невозможно взять обратно.

Но Захариэля не так-то легко было разубедить. Он выпрямился во весь рост и прижал окровавленный пистолет к груди.

— Лорд Символ, — заговорил он, — я объявляю охоту на великого зверя из Эндриаго.

— Тебе не надо было объявлять охоту, — сказал Немиэль.

Это происходило за три ночи до того, как Захариэль должен был отправиться в путь. Последние два дня и две ночи он собирался посвятить уединенной медитации и подготовке к путешествию, и его друзья, зная об этих планах, выбрали сегодняшний вечер для прощального ужина.

Они приготовили еду и вино, а мастер Рамиэль дал специальное разрешение провести торжество в пещерах под Алдарухом. Ужин проходил при зажженных факелах, за длинным столом, принесенным из жилой комнаты.

Такое мероприятие соответствовало традициям Ордена. По словам лорда Символа, Захариэль в случае успеха должен переродиться от одной жизни к другой и из юноши превратиться в мужчину.

— Строго говоря, — пояснил тогда лорд Символ, — в таких случаях принято считать, что ты временно подвешен между жизнью и смертью, и пока не принято решение о твоем будущем статусе, твоя душа может странствовать по преисподней.

Конечно же, его слова были сочтены суеверной чепухой, древней традицией, основанной на легендах и мифах, но лорд Символ до сих пор придавал значение старинным обычаям, и Захариэль не мог не прислушаться к совету человека, принявшего последний вздох рыцаря Амадиса, а потому согласился на прощальный пир под землей.

Несмотря на внешнее веселье и кажущееся легкомыслие, во всех обращенных к нему словах он ощущал оттенок скорби. Друзья не скупились на наилучшие пожелания, однако в их поведении сквозила откровенная грусть. Подобное состояние вызывало у него беспокойство, и в конце концов Захариэль понял, что они прощаются и не ожидают больше увидеть его живым.

Никто не надеялся, что он не погибнет на такой охоте.

— Захариэль, тебе надо было подождать, — настойчиво твердил ему Немиэль. — Нельзя было объявлять охоту на зверя, погубившего Амадиса.

— Но я это сделал, Немиэль, — ответил Захариэль. — Ты не видел, как жизнь покидала тело рыцаря. А я видел.

— А ты знаешь, что говорят обо всем этом старшие рыцари? — спросил Элиат.

— Нет, не знаю. И не желаю знать. Я объявил охоту на зверя перед самим лордом Символом. Такой вызов невозможно взять назад.

— А тебе не помешало бы знать, — заметил Немиэль, многозначительно посмотрев на потолок. — Рыцари рассказывают о таких вещах… Они считают, что это высокомерие, и удивляются, как лорд Символ позволил тебе объявить охоту. Он-то должен понимать в таких вопросах. Это заведомо самоубийственное предприятие.

— Немиэль, выражайся яснее, — сказал Захариэль, кивая на свой кубок. — Вроде бы я достаточно разбавил вино, но все равно понимаю тебя с трудом.

— Я говорю о звере, на которого ты объявил охоту, — пояснил Немиэль, с трудом сдерживая раздражение. — Рыцари говорили, что это калибанский лев, один из самых опасных лесных хищников. Они сказали, что чудовище лишило жизни уже две сотни людей, и это в Северной Чаще, где поселения можно отыскать с большим трудом.

— Рыцарская охота не может быть легким испытанием, Немиэль, — сказал Захариэль. — В ней мы показываем все, на что способны. И доказываем, что готовы принять рыцарство.

— Никто не говорит о легком испытании, но это выходит за всякие рамки, — упорствовал Немиэль. — Все в один голос говорят, что это чудовище достойно истинных героев вроде Льва или Лютера. Не сочти за обиду, братец, но ты не принадлежишь к их числу и никогда не станешь таким, как они. Для победы над подобным монстром у тебя недостаточно сил и опыта, точно так же как и у меня, и у любого из нас. Наверху все уверены, что этот вызов — полное безумие. Я понимаю, что ты страстно желаешь стать рыцарем, мы все этого хотим, но, по-моему, тебе следовало подождать менее опасного зверя. Никто бы тебя за это не осудил. И славы ты получил бы ничуть не меньше.

Захариэль сердито тряхнул головой:

— Дело вовсе не в славе, и мне наплевать, что скажут обо мне люди. Уж тебе-то следовало бы знать меня получше.

— Да, я понимаю, но неужели ты сам не сознаешь, что твой вызов — сплошное безумие? Я не преувеличивал, когда говорил, что это самоубийство. Ты соображаешь, что не справишься? Зачем ты вообще на это пошел?

— Я ждал этого долгие годы, — медленно и отчетливо произнес Захариэль. — С того самого дня, когда меня зачислили в претенденты Ордена, я мечтал об этом. А когда брат Амадис умер, я понял, что момент настал. Я больше не мог ждать. Кроме того, вспомни, что мастер Рамиэль говорил: «Вы не вольны выбирать зверя; это зверь выбирает вас». Ты и сам должен помнить тот урок.

Захариэль улыбнулся, давая понять, что он всего лишь шутит, чтобы разрядить обстановку, но Немиэль не желал отступать. Он смотрел на брата с явным раздражением и чуть ли не обидой. Аттиас и Элиат сидели молча, понимая, насколько неблагоразумно было бы вмешиваться в спор между братьями.

— Это не смешно, Захариэль. Тебя могло убить еще то, первое чудовище. Вспомни, я ведь был там, когда на нас напал крылатый зверь. Легко считать себя неуязвимым, когда ты одет в доспехи и вооружен моторизованным мечом и чудесным пистолетом, но наше оружие и наша броня ничего не значат для великих зверей. К ним нельзя относиться легкомысленно. Это дело серьезное.

— Я знаю, — согласился Захариэль. — Не пойми меня неправильно, я сознаю все опасности предстоящей охоты. Я понимаю, насколько тяжелой она будет. Но там, где ты видишь непреодолимую проблему, я вижу преимущество. Ты не хуже меня знаешь учения Ордена. Все наши уроки с мастерами, все учебные бои и тренировочные сессии, все шуточные дуэли и турниры с самого первого момента после нашего прихода в крепость были обращены на одну цель — превосходство. Это единственное качество, имеющее смысл в жизни человека. Это единственное, что делает нас достойными рыцарства. Это главный идеал Ордена. Тебе известно изречение: «Жизнь человечества должна подчиняться одной цели — достижению совершенства во всех его формах, как в личных качествах, так и в общественной жизни».