Весь Рафаэль Сабатини в одном томе - Рафаэль Сабатини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом дон Педро сообщил Маргарет, что лучшая каюта корабля в ее распоряжении и дон Диего проводит ее туда. Она растерялась на какой-то миг, но стояла высоко подняв голову, вскинув подбородок, глядя гордо, почти с вызовом. Наконец повернулась и пошла за управляющим, и дон Педро последовал за ней. Пока сопротивление бесполезно, придется выполнять их волю. Осознав это, Маргарет подчинилась, не поступившись своим достоинством и неискоренимой верой в то, что никто не сможет причинить ей вреда.
На переходном мостике кто-то перехватил дона Педро за руку. Он обернулся и увидел монаха. Видно, он шел за ним следом, бесшумно ступая в своих сандалиях. Впрочем, общая суматоха на корабле, готовящемся к отплытию, заглушила бы любой шум. Скрипели блоки и фалы, слышался топот ног, а когда была отдана команда положить руль к ветру, поочередное хлопанье наполнявшихся парусов напоминало приглушенные пушечные выстрелы. Слегка накренясь левым бортом, послушная ветру, «Девушка из Нанта» с командой испанских матросов выскользнула под покровом ночи в открытое море.
Нахмурившись, дон Педро вопросительно глянул на монаха. Свет висевшего на мостике фонаря бил ему прямо в лицо.
Тонкие губы монаха шевельнулись.
— Эта женщина взята на борт вашей светлостью? — спросил он.
Дон Педро почувствовал, что его душит гнев. Дерзость самого вопроса усугублялась его презрительной краткостью. Дон Педро сдержался, и монах не услышал ответа, который полагался ему по заслугам.
— Эта дама, — с подчеркнутым почтением произнес он, — будущая графиня Маркос. Я рад, что выдался случай известить вас об этом, чтобы впредь вы говорили о ней с должным пиететом.
И, повернувшись спиной к бесстрастно поклонившемуся монаху, он направился к главной каюте, проклиная в душе дона Диего, сподобившегося взять в духовные пастыри монаха-доминиканца. Эти доминиканцы — нахалы как на подбор, чванятся своей инквизиторской властью. Все они — от генерального инквизитора до последнего ничтожного брата ордена — не испытывают почтения к светской власти, как бы высока она ни была.
Дон Педро окинул оценивающим взглядом убранство каюты, и гнев его в какой-то мере смягчился. Оно было достойно графини Маркос. В свете покачивающихся фонарей на белоснежной скатерти ярко сверкали хрусталь и серебро. Подушки из алого бархата с золотым кружевом украшали стулья и скрадывали грубость рундуков под окнами, глядевшими на корму. Длинное зеркало стояло меж дверей двух кают, выходящих на правый борт, и еще одно помещалось у двери каюты, выходящей на левый. На полу лежал мягкий ковер восточной работы с яркими красными и голубыми узорами, а переборки скрывались гобеленами. Возле стола ждал распоряжений вылощенный Паблильос, слуга из дома графа в Астурии, приставленный доном Диего лично к дону Педро.
Учитывая обстоятельства и спешку, дон Диего превзошел самого себя и вполне заслужил те два похвальных слова, что произнес его хозяин. Отпустив Паблильоса, дон Педро жестом пригласил даму к столу.
Маргарет посмотрела на него в упор. Ее лицо под облаком слегка растрепанных золотисто-рыжих волос было бледно, темно-красный корсаж помят, кружевной воротник порван. Маргарет пыталась скрыть беспокойство, но его выдавала взволнованно дышавшая грудь.
— У меня нет выбора, — протестующе заявила она с холодным презрением в голосе. — Не тратьте времени, унижая меня напоминанием, что я пленница, я вынуждена подчиниться. Но это поступок труса, дон Педро, труса и неблагодарного человека. Вы платите злом за добро. Надо было предоставить вас судьбе. Вы убедили меня, что подобного заслуживал любой испанец, попавший в руки честного человека. — С этими словами она холодно, с достоинством прошла вперед и села за стол.
Дон Педро был смертельно-бледен, под измученными глазами залегли тени. На фоне этой бледности маленькая остроконечная бородка и закрученные вверх усы казались иссиня-черными. Исхлестанный ее гневными словами, дон Педро не выказал гнева, он грустно наклонил голову.
— Упрек справедлив, я знаю. Но даже если вы полагаете мой поступок низким, не вините всех испанцев за ошибки одного. А осуждая его ошибки, помните, что их породило. — Он сел напротив Маргарет. — Человека надо судить не по поступкам, а по мотивам, их вызывающим. Тысячи достойных людей повстречались вам на жизненном пути, и вы по-прежнему считаете их достойными людьми, ибо ничто не толкнуло их на действия, которые уронили бы их в ваших глазах. Я, смею надеяться, достойный человек…
У Маргарет вырвался короткий смешок. Дон Педро смолк и слегка покраснел, потом повторил:
— Я, смею надеяться, достойный человек, каковым вы меня справедливо считали раньше. Если бы я уехал, вы остались бы при том же мнении, но непреодолимый соблазн смел все мои предубеждения. Узнав вас, Маргарет, я полюбил вас — страстно, отчаянно, слепо.
— Стоит ли продолжать?
— Стоит. Я хочу, чтобы вы поняли меня, а уж потом и судили. Эта любовь сродни культу, она переполняет меня чувством обожания. Вы нужны мне, я не могу жить без вас. — Он устало провел рукой по бледному лбу. — Мы не властны над своими чувствами. Мы рабы природы, заложники судьбы, которая использует нас в своих целях, кнутом заставляя подчиниться ее власти. Я не просил ниспослать мне любовь к вам. Это произошло помимо моей воли. Во мне вы зажгли любовь. Я не знаю, откуда пришел этот зов, но я не мог ослушаться, он был непреодолим.
Я могу лишь предполагать, какого мнения вы были обо мне раньше. Думаю, что высокого. Как мне представляется, такая женщина, как вы, не может высоко ставить мужчину, искусного в банальных любовных интригах, занятого тривиальными любовными играми, кощунственно низводящего любовь до развлечения и низкой похоти. Я не таков. Клянусь своей верой и честью пред ликом Господа и Пресвятой Девы.
— К чему эти клятвы и клятвопреступления? Они для меня ничего не значат.
— О, погодите! Этого не может быть. Вы, конечно, сознаете, что легкомысленный искатель приключений, каковым я не являюсь, никогда бы не отважился на то, что сделал я. Я похитил вас. Какое ужасное слово!
— Очень точное слово для описания ужасного поступка, преступления, за которое вам наверняка придется держать ответ.
— Вы говорите — преступление. Но преступника создают обстоятельства. Не рождалось еще человека — кроме одного, но он был не просто человек, — столь приверженного добродетели, что не поддался бы искусу. — Дон Педро вздохнул и продолжал: — Поверьте, я никогда не совершил бы подобного поступка,
