Упущенные Возможности (СИ) - Ande

— Вот я и думаю теперь, Боб — не сказать, что бы Берт был сильно раздражен. Разве что прибалтийский выговор стал более слышен — что мне с Ваней делать? Может кастрировать, так сказать превентивно? А что? службу он нести сможет, даже лучше прежнего. Не будет школьницам мозги романтикой забивать, и дополнительные смены станет ходить без проблем. Зачем ему тогда личное время?

— Не хватало нам еще в Балашихе Элоизы и Абеляра- Чашников вообще-то, это не про деликатность, нет — лучше поговори с командиром, я добро дам, пусть Ваня в Норильск едет.

Не только я, но и простой как лом Петрухин наконец сообразил, что его позвали не только париться, а еще и на порку.

— Ты, Бертольд, не думай ничего такого –пробрурчал Ваня — ей еще школу заканчивать, и вообще…

— А вот про это твое «вообще», хотелось бы поподробнее, Ванюша — не отставал Чашников.

— А сам то! Думаешь, никто не знает про эту твою? — Петрухин сменил тему, наехав уже на Витю.

— Да ты что⁈ — мне стало смешно и интересно — наш Витя –жертва чувств-с? И ей тоже четырнадцать?

— Да есть там одна, пахнет зефиром и обещаниями, как нам говорил товарищ капитан. Только она его бросила. Он и пустился во все тяжкие.

— Ты, Боб, никого не слушай. — Виктор Петрович совершенно спокоен — особенно Ваню. Потому что, я думаю, ты прав Берт. Не только кастрировать, но и язык отрезать.

— Давайте я тогда, товарищи, пойду, и просто брошусь под поезд, раз вы такие…

— Ну уж нет, Иван — Берт тоже хладнокровен, хотя по нему никогда и не скажешь –это у нас вечер в кругу товарищей по службе. Так что страдай до конца. И, ты меня понял?

— Нам только железнодорожной катастрофы не хватало, — неумолимо хохотнул Витя- от того что ты не хочешь товарищей слушать.

Мы потом еще долго сидели, ходили парится, и трепались за жизнь и службу. Сильно за полночь разъехались. Причем, парни отказались у меня ночевать, а поехали к Чашникову, в Сокольники, откуда им завтра ближе на службу. Потому что эту неделю, они не в Кремле…

Я конечно же проспал. У досужих обывателей, что заполняют улицы с переулками вокруг ГУМа, была возможность увидеть, как красивый Кадиллак, на огромной скорости чуть не протаранил въезд Спасской башни. Наверняка праздный наблюдатель решил бы, что товарищу Калинину везут сверхсрочный пакет. И никак иначе.

Но это был всего лишь я, опаздавший на работу на целых десять минут. О чем мне в весьма грубой форме напомнил товарищ Иванов, Юрий Степанович. Он сидел у моего стола, и от нечего делать читал журнал «Военный Вестник», неосмотрительно оставленный мной неубранным в сейф.

Я узнал, что совершенно расхлябан, распустился, и позволяю себе недопустимые для места работы вольности. От самовольного документооборота между ведомствами, до опозданий на службу, что совершенно неприемлимо. Это — очень деликатное изложение его короткой и энергичной речи, исполненной отсылкам к матери, и половым органам.

Хоть я и обиделся, но не стал скандалить. Вешая шляпу, я проворчал, что готов отрабатывать вину в любом месте, куда пошлют. А вот слушать всякую херню -не готов. Поэтому — попросил бы.

— Я доложу руководству, о твоей заносчивости, Борисов — не стал отыгрывать назад Юрий Степанович — но пака — слушай задачу. Сегодня в полдень начинается Партконференция. Приедут люди со всей страны. Ты обязан постоянно находится рядом с Калининым. Чем ближе, тем лучше. Все время работы конференции, и вне её. Постоянно рядом. Все понял?Личная охрана и ГосБезопсность берут под охрану и тебя, не удивляйся.

С учетом того, что на массовые мероприятия меня не очень привлекают, мне было понятно, что товарищ Иванов так меня воспитывает. Не застав на месте вовремя, засунул на все выходные слоняться за Калининым. А если вспомнить, что сегодня в десять утра, в Москву возвращается Крупская, а значит и Сашка — вполне себе иезуитство. А я почему то не сомневаюсь, что о Воронцовой, Юрий Степанович в курсе.

Но, как не крути, я провинился. Так что не стал качать права, а просто ответил:

— Так точно. Непрерывно рядом, всю Партконференцию.

С чем, товарищ Иванов, изучив меня подозрительным взглядом, все ли я понял и осознал, и ушел. А я, было собрался закурить, пока не подтащили входящие, но меня вызвали в приемную.

Потом я сидел за спиной Михаил Иваныча, во время беседы того с товарищами Андреевым и Шкирятовым. Как я уже знал, эти товарищи возглавляют ЦКК, контрольный орган-грозу коммунистов. Но сейчас речь шла о составе прибывших на конференцию, и примерных раскладах по интересам. В смысле, эти будут пытаться протолкнуть к обсуждению, вопрос возведения нового порта. А вот эти будут ныть про ирригацию. Все трое решили сразу ставить на голосование недопущение на конференции хозвопросов.

С чем и разошлись, и меня отпустили. Калинин, как я заметил, продолжал готовить выступление. Обложился томами Ленина и Плеханова, и что-то строчил собственноручно.

Документов в работу мне не подкинули. И я, до без двадцати двенадцать, сходил попить чаю с булочкой, и скучал листая газеты. Потом меня вызвонили.

В отсутствии Чашникова, охраной занята смена капитана Тихомирова. Мы знакомы, да и товарищ Иванов… Я уселся в авто после Калинина, Тихомиров хлопнул дверью, и мы поехали.

Михаил Иванович, продолжал листать отпечатанный доклад, но всеж покосился на меня и поинтересовался:

— Ну как, Боб, осваиваешься?

Я уже давно сообразил, что охрана и личная обслуга, для руководителей такого ранга — что то типа домашних животных. Обычно не замечают, но можно и по холке потрепать, задумавшись о важном. Поэтом не стал умничать, или выступать. Хватает понимания, что тут никакого барства, просто банально не до меня.

— Вполне, Михаил Иванович. Хотя, я думаю, вы вкурсе.

— Твоя переписка с Сашей, Боб-это было замечательно. Ты не обиделся?

Я пожал плечами, подбирая ответ, но ответить не успел. Мы приехали. Тут и пешком-то мину пять. А на машине…

На углу Петровки и Театральной площади — ЦУМ, он же «Мюра и Мерлиза». Служебный вход в Большой — напротив. Возле него и остановились три машины правительственного ордера. Как я заметил, до нас приехало уже довольно много руководителей. Поодаль все было забито автомобилями. Подождав пока сотрудники охраны займут места, Тихомиров вылез из авто, и открыл правую заднюю дверь.

Выйдя из машины, я увиделтолпу делегатов у главного входа, что слева от нас. Один из людей Тихомирова выглянул из двери с надписью ' Служебный Вход', и кивнул командиру.

Как всякий москвич, я несколько раз бывал в Большом. Но куда ведет коридор, в котором мы оказались войдя в эту дверь я не представлял. В конце коридора стояла пара охранников. Впереди шел Тихомиров, за ним Калинин и я. Сзади шел парень из охраны. Судя по звуку, после нас еще кто-то вошел в двери.

По моим представлениям, мы прошли под главной сценой, повернули, и направились к лестнице, ведущей за кулисы. Там, видимо, товарищи руководители накапливаются, пудрят носики, прежде чем явить себя массам.

За это говорило хотя бы то, что из боковой двери вдруг, вынырнули товарищи Орджоникидзе и Каганович. Не обращая внимания на дернувшуюся охрану, он в два голоса воскликнули:

— Михал Ивнович, вот и ты/ Здравствуй товарищ Калинин, вот как раз и рассуди нас, с Серго…

Миновав Тихомирова, подошли к нам, протягивая руки. А потом они оба взорвались. Сзади, синхронно, раздался еще один двойной взрыв.

Включилась моя магия, ни Калинин, ни я не пострадали. Вот только лопнули все лампы, и поодаль раздались крики боли. А над головой что то заскрипело и посыпалось на меня какими то камнями.

И я не стал мешкать. Присев в полуприсед, одним движением, как в борцовской ' мельнице' закинул Калинина на плечи, и побежал туда, куда мы и шли. Судя по звукам, выход на улицу завалило…

Глава 26

Темный, пыльный коридор — не лучшее место принятия хоть каких то решений. Впрочем, когда я поднялся по лестнице и выскочил в какой то зал, соображения у меня не прибавилось. В зале суетились какие-то люди, уже провалился пол, и еще раз рвануло.