У алтаря - Эльза Вернер

Резким движением Люси освободилась из объятий своей воспитательницы, крепко сжала губы, и не оставалось сомнения, что никакие мольбы и никакие угрозы не заставят ее открыть рот. Франциска тщетно ждала ответа.

— Я серьезно начинаю бояться вас, дитя мое, — снова начала Рейх после некоторого молчания. — Вы ведете себя как-то странно. Вы слышите, что вашего брата обвиняют в преступлении, в котором он совершенно не виновен; вы видите, что его увозят, чтобы посадить в тюрьму; что его честь, даже сама жизнь висят на волоске, — и молчите, зная, что ваше слово, может быть, прольет свет на истинное положение вещей и даст брату свободу. Люси, скажите, ради Бога, кого вы щадите, из-за кого хотите молчать после всего, что произошло здесь четверть часа назад?

Люси продолжала неподвижно стоять, но слова гувернантки, казалось глубоко тронули ее.

— Жизнь Бернгарда? — тихо повторила она, переводя дыхание. — Вы думаете, что жизнь Бернгарда в опасности?

— Я думаю, что судьи не посмели бы арестовать такого человека, как ваш брат, если бы у них не было серьезных улик против него, — ответила Рейх, внезапно сама поняв это. — А раз они могли арестовать его, то могут и осудить. Часто убийцу приговаривают к смертной казни.

Молодая девушка задрожала с ног до головы.

— Бернгарда не осудят! — беззвучно, но решительно прошептала она.

— Не осудят? Вы в этом так уверены? — воскликнула Франциска, вскакивая со стула. — Значит, вы можете спасти его? Люси, ради Бога, скажите лишь одно слово: можете вы спасти Бернгарда?

— Я… — девушка хотела сказать «надеюсь», но не решилась. — Я… я попытаюсь! — прошептала она.

— Ну, слава Богу, лед оттаял! — сказала Франциска, облегченно вздохнув. — Скажите же мне, дитя мое, что вы собираетесь предпринять?

— Завтра… сегодня я не могу!

— Но, милая Люси…

— Не могу! — повторила девушка и ушла в свою комнату, чтобы прекратить дальнейшие расспросы.

Хотя Рейх и последовала за ней, но скоро убедилась, что Люси больше ничего не скажет.

Обе женщины и не думали о сне в эту ночь. Хотя Люси и прилегла совсем одетая на постель, но ни на минуту не сомкнула глаз. Франциска задремала лишь к самому утру и очень жалела об этом, так как, проснувшись, не нашла своей воспитанницы. Она прошла по всем комнатам, но девушки нигде не было.

Франциска вышла во двор и застала там домочадцев в большой тревоге. Известие об аресте Гюнтера переполошило всех. Вчера вечером никто не узнал об этом событии, но утром пришедший из города почтальон рассказал прислуге об аресте господина. Рейх с большим трудом удалось водворить некоторый порядок и расспросить слуг, не видел ли кто-нибудь из них Люси.

— Барышня уехала с час тому назад, — сказала горничная, — она просила передать вам, чтобы вы не беспокоились, и обещала к вечеру вернуться домой.

Франциска стояла, точно громом пораженная.

— Барышня уехала? Куда? — наконец растерянно спросила она.

— Вот уж не знаю, — ответила девушка, — это известно, наверное, старому Иосифу, он повез барышню, а нам она не сказала ни слова.

«Хорошая история, нечего сказать! — подумала вконец расстроенная воспитательница. — Брат поручил Люси мне, а она тайком скрылась неизвестно куда. Куда же она могла поехать? Вероятно, к брату, чтобы открыть ему тайну, которую не хотела открыть мне. Ее, конечно, не пустят к Бернгарду. Глупое дитя!.. Почему она не попросила меня поехать вместе с ней? Я бы проникла даже в тюрьму, хотя бы ее охранял десяток судей и два десятка жандармов».

Думы Франциски то и дело прерывались целым потоком вопросов, сыпавшихся с разных сторон. Служащие из заводских контор ходили с испуганными лицами и не принимались за работу; прислуга беспомощно топталась на месте, не зная, за что взяться; в доме царил полнейший хаос. Франциске пришлось навести порядок и доказать всем, что и в отсутствие хозяина есть человек, который может руководить делом и требовать добросовестной работы.

— Эта барышня не уступит и мужчине! — говорил управляющий, вернувшийся через час домой. — Она умеет командовать не хуже самого Гюнтера. Слава Богу, что есть хоть один человек, не потерявший рассудка. Если бы мадемуазель Рейх не было, все в Добре пошло бы вверх дном.

Глава 14

В горах снова свирепствовала буря. Горные реки вышли из берегов и залили проезжие дороги; большие деревья, вывороченные с корнями, преграждали путь на каждом шагу. Село Р. оказалось отрезанным от всего мира. Проехать не было никакой возможности, и местные жители почти не покидали села, так как спускаться в долины и подниматься опять в горы пешком тоже было трудно и крайне опасно. Очень немногие решались выйти за пределы поселка, а потому большое удивление вызвала молодая девушка, поднимавшаяся в горы в сопровождении местного крестьянина. Она проехала в экипаже половину пути, дальше нельзя было уже пробраться. Напрасно старый кучер со слезами умолял ее возвратиться обратно, а крестьяне убеждали, что дорога в горы очень опасна, — девушка отвечала, что ей необходимо быть в Р. у отца Клеменса и она доберется пешком. Нашелся один крестьянин, который согласился за щедрую плату сопровождать ее, и они, не медля, отправились в тяжелый путь.

Дорога была невероятно трудна. На каждом шагу встречались следы пронесшейся ночью бури; к счастью, утром ветер стих. Проводник, шедший впереди, часто оглядывался на свою спутницу, сомневаясь, что она в состоянии будет достичь цели своего путешествия. Девушка легко ступала по камням, но ее ноги были малы и нежны, а обувь слишком тонка, так что острые камни должны были причинять ей боль. Дождевой плащ, наброшенный на легкое платье, слабо защищал юную путешественницу от холодного горного ветра. Однако она, казалось, не замечала ни холода, ни боли. Не жалуясь и не отдыхая, она поднималась все выше и выше, как будто не чувствуя усталости и страха.

Они шли уже около часа и, наконец, добрались до небольшой горной поляны. В нескольких шагах от дороги стоял столб с небольшим навесом, защищавшим от непогоды образ Божьей Матери. Буря сорвала и разрушила навес, разметав щепки во все стороны, образ валялся на земле; один только столб уцелел, хотя и накренился почти до земли. Несколько ниже поляны, приблизительно в ста шагах от нее, находилась убогая гостиница, окруженная высокими соснами.

Добравшись до столба, молодая девушка остановилась и тронула проводника за рукав.

— Отдохнем, я не могу идти дальше, — сказала она.

Крестьянин оглянулся и испугался вида своей спутницы. Девушка тяжело дышала. Обрамленное темными локонами измученное, мертвенно-бледное лицо и весь ее облик говорили о том, что она напрягла свои силы до предела и теперь находится в полном изнеможении. Добродушный крестьянин заботливо усадил Люси на накренившийся столб и, стоя возле нее, укоризненно покачал головой: