Шерлок Холмс. Его прощальный поклон - Артур Конан Дойль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Более чем! – с готовностью поддакнул я.
– И все же, имея чуть больше материала, мы смогли бы доказать, что трудности эти преодолимы, – заявил Холмс. – Подозреваю, что в ваших обширных архивах, Ватсон, найдутся примеры не менее загадочные. А пока что отложим расследование до тех пор, пока к нам не поступят более точные данные, и посвятим эти утренние часы поискам жителей неолита.
Я мог бы многое сказать о способности моего друга переключать мысли с одного на другое, но никогда еще так ей не удивлялся, как тем весенним утром в Корнуолле, когда два часа кряду Холмс распространялся о кельтах, наконечниках стрел и каменных резцах столь непринужденно, словно нам не предстояло разрешить зловещую тайну. В коттедж мы вернулись только после полудня и обнаружили там посетителя, который незамедлительно направил наши мысли в прежнее русло. Представляться визитеру было незачем. Громадная фигура, бугристое и изборожденное глубокими морщинами лицо, свирепый взгляд и ястребиный нос, тронутая сединой копна волос, почти достававшая до нашего потолка, борода, золотистая по краям и с проседью вокруг рта, за исключением пятнышка от никотина из-за вечно торчавшей в нем сигары, – все эти черты были хорошо знакомы как в Лондоне, так и в Африке, поскольку принадлежали знаменитому доктору Леону Стерндейлу, выдающемуся исследователю и охотнику на львов.
Мы слышали, что он обретается в наших краях, и раза два видели его высоченную фигуру на вересковой пустоши. Он, однако, не делал попыток к нам приблизиться, да и мы не помышляли об этом: доктор славился своей любовью к уединению, которая побуждала его проводить бо́льшую часть времени, свободного от путешествий, в маленьком бунгало на затерянном в безлюдной роще Бошам-Аррианс. Там, среди книг и карт, он вел жизнь анахорета, сам занимаясь скромным хозяйством и, судя по всему, не вникая в дела соседей. Поэтому я был немало удивлен, когда он нетерпеливо спросил Холмса, продвинулось ли расследование этого загадочного происшествия.
– Полиция графства в полнейшей растерянности, – заявил он, – но, быть может, ваш более богатый опыт подсказал вам какое-то правдоподобное объяснение? Я рассчитываю на ваше доверие только потому, что временами живал здесь и близко сошелся с семейством Трегеннис: они, собственно говоря, мои родственники по линии матери, которая была уроженкой Корнуолла, поэтому их странная участь потрясла меня до глубины души. Должен сказать, что на пути в Африку я прибыл в Плимут, однако сегодня утром получил это известие и немедля вернулся, дабы помочь расследованию.
Холмс вскинул брови:
– Из-за этого вы опоздали на пароход?
– Отправлюсь следующим рейсом.
– Боже мой, вот это дружба!
– Я же говорю вам – они мои родственники.
– Да-да, именно: по линии вашей матери. Ваш багаж на борту корабля?
– Частично; основной багаж в гостинице.
– Понятно. Но ведь наверняка о происшествии не сообщали в плимутских утренних газетах?
– Да, сэр, я получил телеграмму.
– Можно узнать, от кого?
По исхудалому лицу путешественника промелькнула тень.
– Вы чрезвычайно любознательны, мистер Холмс.
– Это моя профессия.
Доктор Стерндейл не без усилия постарался вернуть себе прежнее спокойствие.
– У меня нет причин для скрытности, – произнес он. – Телеграмму мне послал мистер Раундхэй, священник.
– Благодарю вас, – отозвался Холмс. – На ваш вопрос могу ответить, что еще не окончательно уяснил для себя это дело, однако полон надежд прийти к определенным выводам. Добавлять к этому что-либо преждевременно.
– Вы не против сообщить мне, в какой области лежат ваши подозрения?
– Нет, я вряд ли смогу вам ответить.
– Значит, я попусту потерял время – и задерживать вас дольше мне незачем.
Прославленный доктор, явно недовольный, шагнул за дверь, а спустя пять минут Холмс последовал за ним. Вернулся он только вечером: по его медленной походке и осунувшемуся лицу я догадался, что расследование продвинулось не слишком. Он пробежал глазами полученную телеграмму и бросил ее в камин.
– Это из плимутской гостиницы, Ватсон, – пояснил он. – Ее название я узнал от викария и послал телеграмму – удостовериться, что рассказ доктора Леона Стерндейла не выдумка. Он действительно провел минувшую ночь там и в самом деле отправил часть багажа в Африку, а сам вернулся сюда, чтобы присутствовать при расследовании. Что вы об этом думаете, Ватсон?
– Доктор горячо заинтересован в его результате.
– Горячо заинтересован – верно. Это ниточка, которую мы еще не ухватили. Благодаря ей мы, возможно, и распутаем клубок. Выше голову, Ватсон: я не сомневаюсь, что нам до сих пор известно далеко не все. Как только узнаем больше – все трудности останутся позади.
Мне и в голову не приходило, насколько быстро сбудется предсказание Холмса и каким странным и зловещим окажется новый поворот событий, который направит наше расследование по совершенно иному пути. Утром, когда я брился у окна, послышался топот копыт, и на дороге я увидел мчавшийся к нам догкарт. Он остановился у входа, из дверцы выскочил наш друг викарий и ринулся по садовой дорожке. Холмс был уже одет, и мы поспешили навстречу гостю.
Викарий был настолько взволнован, что с трудом владел речью, однако кое-как, задыхаясь и выпаливая бессвязные восклицания, сообщил нам трагическую новость.
– Мистер Холмс, мы во власти дьявола! Моим несчастным приходом помыкает дьявол! – твердил он. – Сам Сатана разошелся у нас вовсю! Он вертит нами как хочет.
От возбуждения викарий приплясывал на месте и выглядел бы комично, если бы не пепельно-серое лицо и вытаращенные глаза. Наконец до нас дошел ужасный смысл его слов:
– Мистер Мортимер Трегеннис скончался этой ночью при тех же обстоятельствах, что и его родственники.
Холмс вскочил на ноги, мгновенно преисполнившись энергии.
– Мы оба поместимся в вашей повозке?
– Да, конечно.
– Итак, Ватсон, наш завтрак откладывается. Мистер Раундхэй, мы целиком в вашем распоряжении. Поспешим, пока никто не вмешался.
Квартирант занимал у викария две угловые комнаты, расположенные одна над другой. Внизу была просторная гостиная,
