Сколько цветов у неба? - Наталья Литтера

– Желание есть.

Конечно, он ей солгал. Вика Егора напугала. Еще как. Вторая ночь в его доме и второй кошмар. Егор сидел, смотрел, как она пьет чай, и думал о том, насколько часто ей снятся такие кошмары. Как часто она кричит во сне? И просыпается в одиночестве. Это же очень страшно. Это не жизнь, это непрекращающийся ужас, и надо что-то делать. Но что именно делать, Егор пока не придумал. Он просто смотрел на Вику. А она пила чай и спрашивала, куда они поедут восстанавливать акварели.

– На Цветной бульвар.

Через час они были на Цветном. Работать с ней под боком было практически невозможно. Вика молчала. Она сидела рядом на лавочке, наблюдала, как Егор набирает краски и смешивает их на палитре, как наносит светлый тон на бумагу, делая ее мокрой. В общем, Вика очень старалась, но Егор чувствовал ее присутствие и не мог сосредоточиться на аллее в уже начинающей желтеть листве, на лавочках и забавных скульптурах перед цирком. Вика сидела рядом, и он думал о ней, рассеянно водя кисточкой по бумаге и тщетно пытаясь поймать пропорции.

– Знаешь, – наконец заговорила она, – я раньше себе художников представляла исключительно как представителей богемы. Ну… все эти мастерские, натурщицы, ночной образ жизни…

– Секс, наркотики, рок-н-ролл? – уточнил Егор.

– Что-то типа этого, да, – согласилась Вика. – А ты… если не считать винтажного жилья и внешнего вида, практически домашний. Такой хороший, правильный, трудолюбивый мальчик.

У Егор потекла краска, он не успел ее поймать. Сделал вверху щедрый мазок, и акварель тонкой струйкой потекла вниз. Они оба наблюдали за этой зеленой струйкой.

– Красиво, – сказала Вика.

«Ошибка», – подумал Егор.

– Тебе не нравятся трудолюбивые мальчики?

– Нравятся. Только непривычно. Ведь считается, что художники должны искать вдохновение, им нужны эмоции и интересный опыт, безумные романы и страсти.

– Это кто тебе такое сказал?

Ручеек пришлось убирать сухой кисточкой. А может, и к лучшему, что зеленый потек. Интересный эффект может получиться.

– Фильмы, книги, биографии великих.

– Стереотип, – резюмировал Егор. – Художники такие же люди. Кто-то холерик, кто-то флегматик. Кому-то нужна компания, кому-то одиночество. Огромное количество выдающихся мастеров жили долгой семейной жизнью, растили детей, и это не мешало им создавать шедевры.

– Например?

Егор пожал плечами:

– Например, Рембрандт, Вермеер, а из наших Поленов, Серов. Им не надо было проводить жизнь в кабаках, пить и веселиться с проститутками.

Она сидела рядом, и он совсем не мог работать.

– Хочешь кофе? – вдруг спросила Вика.

– Хочу.

Она поднялась со скамейки и направилась в ближайшее кафе. Когда через четверть часа Вика вернулась в двумя бумажными стаканчиками, Егор придумал, как обыграть подтек. Добавил немного голубого. Сочетание теплого и холодного дает большую глубину и выразительность. А потом он сделал перерыв. Они пили кофе на лавочке и молчали. О живописи больше не говорили. Да и зачем? Им было просто хорошо сидеть вот так рядом и пить кофе.

В Москве начиналась осень. А у них начиналась своя новая жизнь.

Потом Вика выбросила стаканчик в урну и уехала на работу в «Роки», а Егор вернулся к акварели.

В перерывах между клиентами она читала комментарии к статье и думала о том, что обязательно надо написать про затерянное прошлое в центре Москвы.

Он за день нарисовал три этюда и наконец дождался звонка из галереи. Его картину готовы были принять пятого сентября.

2

И вот уже сентябрь. Странное время. В детстве и юности оно, конечно, всегда ассоциировалось с началом учебного года в школе, а позже в институте. Потом актуальность Дня знаний прошла, и Аня начала чувствовать некое безвременье этой поры. Уже не лето, еще не осень. Настоящая осень начнется чуть позже. Если повезет – будет бабье лето и золотая пора. Не повезет – значит, будут зонты, лужи и низкое небо. А пока – бархатный сезон. Даже в Москве. Ведь еще не совсем осень. Просто уже не лето.

Последние две недели Аня ездила на выходные к родителям. Оставаться в столице было почему-то одиноко. В прошлую пятницу после работы она даже проходила мимо мастерской Артема. Было не поздно, но уже недостаточно светло. В его окнах свет не горел. Хозяин мастерской уехал на выставку. Наверняка он прибыл туда заранее. Ведь надо принять груз, проверить, как развешаны картины, и все такое прочее. В Италии сейчас, наверное, тоже бархатный сезон. Хотя в Сети пишут, что там почти июльская жара.

Интересно, «Облако света» будет иметь успех? Мысли скакали, перепрыгивали с Италии на картины, с картин на каталог, с каталога на Крым, а с Крыма на Артема.

Он о ней хоть изредка вспоминает? Хоть иногда?

Она вот – каждый день. Надо же было так влипнуть.

Аня постояла немного около мастерской, посмотрела на окна, а потом, повернув в сторону метро, купила во французской пекарне булочки, которые летом всегда брала по дороге на сеанс. Булочки были такие же свежие, как тогда, с хрустящей корочкой и пахли так же вкусно. Только теперь не с кем было разделить их под кофе. Да, в Москве Аня чувствовала себя одиноко. Это потому что бархатный сезон.

У родителей выходные проходили быстрее. В этом году было много яблок. Яблони стояли высокие, раскидистые, с налившимися плодами – нарядные. Артему такие понравились бы. Он бы их точно зарисовал.

В рабочие дни хандрить получалось меньше – слишком много забот. За правдолюба Ане выговор все же влепили. Татьяна Александровна долго извинялась перед спортсменом, тот принимал извинения с явным наслаждением, Ане было противно. Она еле выдавила из себя:

– Простите за грубость.

Зато работа над авторской прозой Владимира Ревельского оказалась сплошным удовольствием. И проза была прекрасна, и макет получался под стать. Даже жалко, что сотрудничество подходило к завершению. В последний раз Ревельский приехал в редакцию с двумя коробками конфет. Одну вручил Татьяне Александровне, а вторую Ане с Леной.

– Для чаепития, – улыбнулся он.

– Вы нас балуете, – слегка покраснела Лена.

– Девушек полагается баловать, – прозвучал ответ. – Аня, я посмотрел обложку. Если можно внести небольшие изменения…

И он рассказал о своих соображениях по поводу шрифтов и цвета. Она пообещала попробовать и посмотреть, что в итоге получится.

– Ты ему нравишься, – объявила Лена, когда Ревельский ушел.

– Не говори глупости. Давай лучше чай с конфетами пить.

– Нет, я серьезно. Он бы эту коробку лично тебе подарил, но воспитание не позволило. Одной конфеты, а другой ничего.

– Вот любишь ты фантазировать, – Аня поднялась из-за стола и