Нас ждет огонь смертельный! Самые правдивые воспоминания о войне - Владимир Першанин

27 января 1944 года была окончательно ликвидирована блокада Ленинграда. Но тяжелые бои вокруг города продолжались. 265-я, 372-я стрелковые дивизии и 5-й партизанский полк около двух недель сражались в окружении, сдерживая контрудар немцев. В этой мешанине наступающих и отбивающихся частей принимал участие и наш батальон связи. 12 февраля был освобожден город Луга.

Запомнилась ночная бомбежка под Лугой. В небольшом поселке разместился штаб дивизии, еще какое-то начальство. Учитывая близость фронта, усилили караулы. Мы вырыли траншею на своем участке и ночами по очереди несли боевое охранение вместе с комендантским взводом и пехотными взводами.

Февраль сорок четвертого. Сильный мороз. Задень намотались, устали. Но куда денешься. Шлепаем валенками, руки за пазухой греем. А в некоторых домах из закрытых окон свет пробивается. Патефон играет, женщины смеются. Что-то отмечают. Может, наши успехи под Ленинградом. Немцы были отброшены от города, понеся большие потери.

И вдруг гул самолетных моторов. Ударили зенитки, а на село посыпались бомбы. Кто успевал, выскакивали из домов и бежали прочь. К нам в траншею прыгнули несколько девушек из медсанбата. А село горит, дома от взрывов разлетаются. Один из зенитных снарядов попал в немецкий бомбардировщик. Я видел взрыв, огромная тень промелькнула над головой, но самолет упрямо тянул над лесом, к своим. Не знаю, разбился он или нет.

На рассвете разбирали завалы, собирали тела погибших. Те, кто выскочил из огненного кольца или спрятался в траншеях, опоясывающих поселок, – выжили. Но многие залегли в снегу, не рискуя бежать, видимые, как на ладони, под светящимися бомбами и ракетами. Почти все они погибли или получили тяжелые ранения. Никто уже не завидовал вечернему веселью. Из нашего взвода три человека были сильно контужены и отправлены в санбат. А всего в батальоне были убиты и ранены более тридцати человек.

Говоря о людских потерях, скажу, что они были, конечно, несравнимо меньше, чем на передовой, но достаточно ощутимы. В январе погибли две трети личного состава первой роты, наша вторая рота потеряла двадцать человек, и вот новые погибшие. Из нашего взвода при бомбежке никого не убило, но один боец был ранен осколком, а трое контужены. Из этих четверых в батальон вернулся только один.

Хотя стояли сильные морозы, обмороженных у нас было мало. Постоянно бегали. А вот весной и осенью, когда в болотах ледяная жижа, многие простуживались. Кто своими средствами лечился, но немало с воспалением легких отправили в госпиталь. Из-за плохого питания многие страдали «куриной слепотой». В сумерках ничего не видели. Несколько человек, в том числе и я, попали в госпиталь. Лечение простое, побольше витаминов да сон. Вместе с кашей нам давали печень трески. Когда-то эта штука станет довольно дорогим удовольствием, а тогда мы съедали свои порции неохотно. Поили киселем из морошки. Эту штуку мы любили, и, когда дежурили на кухне, нам выдавали по лишней порции. В палатках и землянках, где мы жили, всегда кипятили хвойный отвар, и санитар строго следил, чтобы каждый выпивал кружку этого горького, но довольно эффективного средства против цинги.

Недели через три я вернулся в свой батальон. Взводный был у нас новый – старого перевели в другую часть на повышение. Мы часто его вспоминали. Решительный, справедливый командир. Дали нам нового лейтенанта, худого, очкастого, из бывших блокадников. Грамотный, закончил институт. Мужик он был неплохой, но у нас с ним как-то сразу не сложились отношения. Во взводе я уже считался стариком. Ребята устроили встречу, нашли спирта, до полуночи не спали, делились новостями, вспоминали погибших ребят.

Взводному это не понравилось. А тут как раз делали штатную перестановку. Требовался командир отделения. Лейтенант вызвал меня, как кандидата в командиры, но разговор у нас не получился. Он сказал, что мне не хватает дисциплины, выпивку устроил. Наверное, лейтенант правильное замечание сделал, но солдата надо понимать. А взводный разнудился, начал воспитывать. Меня заело. Он в батальоне всего неделю, а я уже год. В боях участвовал, к медали представлен. Короче, в сержанты я не попал. Дисциплина не та, образование малое, да и молодой еще. Может, оно и правильно. Связь – служба особая, техническая, здесь в командиры, как правило, ребят постарше, пограмотнее ставили. Ну и хрен с тобой! Проживу рядовым. А на душе кошки скребли. Я считался бойцом дисциплинированным, меня часто в пример другим ставили, а тут этот неприятный разговор.

Время от времени от нас забирали по нескольку человек на передовую, где требовались опытные связисты. А однажды пришла команда отправить на передний край сто пятьдесят человек. Пять укомплектованных взводов с сержантами.

Наверху не сильно задумывались, что во всем батальоне (три линейные роты и вспомогательные подразделения) едва наберется полторы сотни опытных связистов. Но приказ есть приказ. Начали собираться. Днем привели замену: блокадных мальчишек лет восемнадцати, раненых, выписавшихся из госпиталей, пожилых (так мы их считали!) мужиков лет за сорок. Наше начальство всполошилось. До этого связь содержалась в порядке, а что смогут новички? Проверили их. Большинство и понятия о постановке связи не имеют. О шестовой связи, «шестовке», контактной сварке и не слыхали никогда. А ямы в мерзлой земле долбить для столбов, на «кошках» карабкаться и на высоте изоляторы ввинчивать? Нечего и говорить.

Посмотрел начальник связи дивизии на эту нестройную шеренгу и только рукой махнул. Понял, что полки останутся без связи. А приказ выполнять надо. Скомандовал:

– Командиру каждой роты выделить по двадцать связистов. И к ним этих… помощников, которые покрепче.

Подчистили и тыловиков. Тех, кто связью раньше занимался, а потом «придурились» и в писаря да в обоз всякими хитростями перебрались. Набрали, как приказали, полтораста человек. Сержантов тоже не хватало, некоторым сразу звания присвоили. Ушел и мой новый командир взвода, хоть мог остаться. Совестливый, честный был мужик. Сказал так:

– Я в тылу насиделся. Пора и мне долги отдавать. – Меня по плечу потрепал. – А ты, Степан, оставайся. Учи моих земляков.

На передний край люди подавленные уходили. Знали, что трудно там выжить. Но почти никто не уклонялся. Кое-кто из «придурков», тыловиков, хитрить было начал, но никого слушать не стали. Больной? Там, на передке, вылечишься. Всем собираться! Проводили мы ребят. Ушли они сразу, еще до ночи. Старшина всех на дорогу хорошо покормил, налил по сто пятьдесят граммов. До свидания, братцы! Или, скорее, прощайте.

А вскоре ушел на передовую и я. На фронте нередко бывает, что по приказу сверху срочно меняешь свою специальность на другую, не связанную с предыдущей. Понадобилось укомплектовать несколько рот противотанковых ружей, и в начале июня сорок четвертого года попал я на краткосрочные курсы стрелков ПТР.