Рыцарь её сердца - Хизер Гротхаус

Грейвз неприязненно посмотрел на Джулиана:

— А ради чего я ожидал вас здесь, лорд Гриффин, как вы думаете?

Джулиан сделал шаг назад, позволив себе чуть поерничать:

— Возможно, чтобы убить? И похоронить меня еще до того, как хозяйка вернется?

Улыбка пробежала по лицу старого управляющего, однако он не позволил себе ни капли больше дозволенного.

— Где бы вы хотели поговорить, милорд?

Джулиан сделал неопределенный жест рукой с зажатыми в ней перчатками в сторону открытых дверей конюшни.

— Показывай дорогу, старина.

Первые полчаса езды из Фолстоу показались Сибилле самыми трудными. Она опасалась, что Джулиан Гриффин пустится в погоню. Но как только она оказалась под спасительной сенью деревьев и небо начало слегка светлеть, Сибилла приостановила Октавиана, дав ему возможность попить и отдохнуть от вязкой грязи.

Лес, чуть освещенный предутренним светом, постепенно наполнялся робким птичьим щебетом, и легкий ветер едва колебал молодую листву.

Отправляясь в Белмонт, Сибилла очень надеялась на познания сестры во врачевании. Выехав из замка, она ощущала лишь простую слабость в теле, которую можно было бы объяснить наступлением весны. Но нет, эта поездка была все-таки спонтанным побегом, давшим ей возможность прийти в себя и переосмыслить все, что произошло в ее жизни. Она бежала от Джулиана Гриффина раньше, чем он бы окончательно сломил ее, а обломки кровати, оставленные в ее спальне, подгоняли Сибиллу все дальше и дальше.

Да, он ревновал ее к Августу. И к Джону Грею. И ко всем остальным мужчинам, в связях с которыми по слухам и сплетням подозревал ее Джулиан. Похоже, в ревности он был неисправим.

«Нет других мужчин… Только я».

Что же он все-таки на самом деле имел в виду? По меньшей мере от него было странно слышать ревнивые слова, и Сибилла не понимала, зачем он их произнес, однако мысль о том, что в ее постели может оказаться какой-нибудь другой мужчина, кроме Джулиана, Казалась сейчас абсурдной. Его присутствие в Фолстоу не было желанным, однако он вел себя в замке, словно в собственном доме. Как будто это был его дом. Его и Люси.

Могла ли Сибилла быть матерью? Она не знала.

И даже если бы он и любил ее или мог привнести любовь в ее жизнь, невзирая на то, кем она была или не была, после королевского суда Фолстоу будет закрыт для них обоих. Даже если король даст согласие на их брак, то куда им деваться дальше? Сможет ли она любить Джулиана, любить его, каким бы он ни был; находясь вне родных серых каменных стен?

Могла ли она любить его? Готова ли она к этому?

Ведь он послан королем делать свое дело, и, несмотря на то что будущее Сибиллы во многом зависело именно от него, она не могла не испытывать к Гриффину по крайней мере уважения. Сибилла могла его понять. Похоже, он действительно был готов поругаться за нее перед королем. Его праведная служба монарху была обусловлена клятвой, еще до того как Гриффин встретился с ней. Быть может, он раскаивался и был готов сдаться. Если бы знать…

Могли ли Джулиан и Люси Гриффин оценить Фолстоу?

Она углубилась в свои размышления, в которых неизменно присутствовал Джулиан. Она отчетливо видела его рыжевато-коричневую шевелюру, разрез его глаз, один взгляд которых похож на укол колючих шипов под дуновением свежего ветра… Находиться рядом каждый день, ощущать постоянно друг друга, принадлежать друг другу в радости и горе… И оставаться при этом честными. Они вполне могли оценить друг друга по достоинству.

Еще ни один мужчина не давал ей такого уровня свободы и не показывал на лице столь невыразимую степень страсти, поднимающей всю ее жизнь к той невероятной точке, которую она ощутила, словно получив послание на горящей стреле. Возможно, он мог быть человеком, с которым бы она осталась навсегда.

От этой мысли у Сибиллы перехватило дыхание и потемнело в глазах.

Она взнуздала Октавиана. Меньше всего ей бы хотелось пугать сестер. Но все равно и Си, и Эли должны знать правду.

Конечно, она не могла рассказать им все. Это было бы слишком страшно.

Джулиан полагал, что Грейвз проводит его или на верхнюю террасу Сибиллы, или в главный зал, или в маленькую часовню Фолстоу. Именно поэтому он был крайне удивлен, когда блеклый взгляд старого управляющего указал ему гуда, где Гриффин дал волю своей ярости. В спальне Сибиллы ничего не изменилось, и следы его гнева все еще продолжали валяться на полу, как следы недавней битвы. Теперь Джулиан смотрел на этот хаос новым взглядом и испытывал стыд. Женщина более слабая, чем Сибилла Фокс, пришла бы в ужас от того, что сотворил Гриффин. Особенно чувствуя, что это место она должна защищать. Вид острых деревянных обломков, похожих на одну грязную кучу, привел Джулиана в замешательство.

«Это самый опасный шаг, который я совершил в своей жизни, — проговорил он сам себе. — Будь осторожен!»

Он встал перед разрушенной дверью, в то время как дряхлый слуга переступил через обломки устроенного Джулианом хаоса и остановился перед широким столом Сибиллы, глядя в окна, туда, где волны туманной дымки боролись с первыми лучами солнца.

— Итак, вы выдадите госпожу на суд короля? — задумчиво спросил Грейвз.

Джулиан взял в руки пух из разорванной подушки. Потерев его между пальцами, он брезгливо отбросил его к остаткам кровати.

— Я только собираю сведения для Эдуарда. И это моя служба, которую я поклялся исполнять.

— А что же дальше?

— Я надеюсь, что леди Сибилла разрешит мне защитить ее.

Грейвз обернулся через плечо, а потом уставился в пол.

— И вы доказали ей это, будучи здесь?

— Нет, — вздохнул Джулиан. — Нет, здесь я ничего ей не доказал. Несмотря на это, мне бы хотелось, чтобы ты верил в мою порядочность.

Старый управляющий не стал ни подтверждать, ни опровергать Джулиана.

— Что бы вы хотели знать, лорд Гриффин? — спросил он ровным голосом.

Джулиан принял его казенный тон, выпрямился, заложил руки за спину, и казалось, его волосы зашевелились. Возможно, управляющий был готов защищать Фолстоу более рьяно, чем его хозяйка.

— Это твой единственный вопрос, Грейвз?

— Ведь вам же хочется разузнать что-нибудь еще, милорд? — ухмыльнулся слуга.

Джулиан улыбнулся в ответ, но поскольку устроенный разгром продолжал оказывать влияние на его разум, вдруг почувствовал внезапную усталость и упал в кресло, стоящее неподалеку от того, что раньше могло называться дверью. Он и дальше будет находиться в этой проклятой комнате со своими коварными бумагами, подозревая, что все его дознание скорее всего закончится ничем. Ему не хотелось получить разоблачительных ответов от этого преданного Сибилле человека, особенно когда допрос будет связан с его непосредственной службой!