Омерта - Марио Пьюзо

Николь рассмеялась.

— Ты изменился. Раньше ты и рядом не стоял с теми говнюками, которые думали, что могут читать мысли других.

Асторре печально улыбнулся.

— Я думал, что ты по-прежнему благоволишь ко мне. Поэтому никогда и не спрашивал, что именно ты вымарала из досье твоего отца, прежде чем показать его мне.

— Ничего я не вымарывала, — холодно ответила Николь. — И я не дам тебе пленку, пока ты не скажешь, что все это значит.

Асторре выдержал паузу.

— Хорошо, ты уже большая девочка, — и рассмеялся, увидев, как яростно сверкнули ее глаза, презрительно искривились губы. Такой же она предстала перед ним и ее отцом много лет тому назад. — Ты всегда хотела играть в высшей лиге.

И тебе это удалось. Как адвокат ты на многих нагнала страху. Тебя боятся, как раньше боялись твоего отца.

— Он был не таким плохим, как его расписывали пресса и ФБР, — огрызнулась Николь.

— Да, да, — покивал Асторре. — Вчера вечером Тиммона Портелла похитил Марка. Но волноваться не о чем. Этой ночью я захватил Бруно. Теперь мы можем их обменять.

— Ты похитил человека? — изумленно переспросила Николь.

— Как и они. Им очень хочется заполучить банки.

— Так отдай им эти гребаные банки! — взвизгнула Николь.

— Ты не понимаешь, — голос Асторре остался ровным и спокойным. — Мы ничего им не дадим.

У нас есть Бруно. Если они причинят вред Марку, я разберусь с Бруно.

Николь с ужасом смотрела на него. Асторре не отвел глаз, поднял руку, коснулся золотого медальона.

— Да, мне придется его убить.

У Николь задрожали губы.

— Нет, Асторре, ты же не такой.

— Теперь ты все знаешь, — ответил ей Асторре. — Я не тот человек, который продаст банки после того, как они убили твоего отца и моего дядю. Но мне нужны пленка и документ, чтобы обо всем договориться и вернуть Марка без кровопролития.

— Лучше продай им банки, — прошептала Николь. — Мы все разбогатеем. Это же ничего не изменит.

— Для меня изменит. Изменило бы и для дона.

Николь молча сунула руку в сейф, достала конверт, положила его на папку.

— Проиграй запись, — попросил Асторре.

Николь достала из конверта кассету, вставила в магнитофон. Силк вновь изложил свой план поимки Портеллы.

Асторре взял папку, конверт с вновь вложенной в него кассетой.

— Сегодня же я тебе все верну, и Марка тоже.

Не волнуйся. Ничего не произойдет. А если я ошибаюсь, им придется хуже, чем нам.

В начале первого Асторре, Альдо Монца и Бруно Портелла сидели в отдельном кабинете ресторана «Паладин», расположенного в районе Восточных Шестидесятых улиц.

Бруно статус заложника совершенно не тревожил. Он весело рассказывал Асторре о том, как провел первую половину дня.

— Знаешь, я всю жизнь прожил в Нью-Йорке, но понятия не имел, что в Центральном парке есть зоопарк. Жаль, что многие об этом не знают.

Зоопарк-то очень хороший.

— Значит, ты хорошо провел время, — добродушно ответил Асторре, подумав о том, что может произойти, если события будут развиваться не по намеченному им сценарию. Что ж, в этом случае у Бруно останутся хорошие впечатления о последних предсмертных часах. Дверь кабинета распахнулась, вошел владелец ресторана, за ним — Тиммона Портелла и Маркантонио. Массивная фигура Портеллы практически скрыла Марка. Бруно бросился Тиммоне в объятия, расцеловал в обе щеки, и Асторре лишь подивился той любви, с которой Тиммона смотрел на брата.

— Какой у меня брат, — громко воскликнул Бруно, — какой у меня брат!

А вот Асторре и Маркантонио лишь обменялись рукопожатием. Потом Асторре полуобнял его и сказал: «Все нормально, Марк».

Маркантонио отвернулся от него и сел. Колени у него подогнулись по двум причинам. От облегчения — наконец-то все закончилось — и от прочитанного в лице Асторре. Он видел перед собой не мальчика, обожающего петь, не беззаботного юнца, а ангела смерти. Даже Портелла и тот терялся в его присутствии, похоже, понимая, кто в доме хозяин.

Асторре сел рядом, похлопал Маркантонио по колену. Обаятельно улыбнулся, словно они встретились за обычным ленчем, спросил: «Ты в порядке?»

Маркантонио заглянул ему в глаза. Никогда раньше он не замечал, какие они ясные и безжалостные. Посмотрел на Бруно, которым расплатились за его жизнь. Тот все рассказывал брату о чудесном зоопарке.

— Нам надо кое-что обсудить, — напомнил Асторре Портелла.

— Хорошо, — кивнул Портелла. — Бруно, выметайся отсюда. У ресторана тебя ждет машина.

Поговорим, когда я вернусь домой.

В кабинет вошел Монца.

— Отвези Маркантонио домой, — приказал ему Асторре. — Марк, дождись меня там.

Портелла и Асторре сели друг напротив друга.

Портелла открыл бутылку вина, наполнил стакан.

Асторре вина он не предложил.

Асторре выложил на стол конверт из плотной бумаги, достал из него подписанный им по требованию Силка документ, в котором ему предлагалось предать Портеллу, и диктофон с вставленной в него кассетой.

Портелла взял документ с логотипом ФБР, прочитал, небрежно отбросил в сторону.

— Возможно, это подделка. И что заставило тебя его подписать?

В ответ Асторре включил диктофон, и в кабинете раздался голос Силка, убеждающего Асторре оказать содействие и заманить Портеллу в западню. Портелла слушал, наливаясь краской. Губы его шевелились, с них срывались беззвучные ругательства. Асторре выключил диктофон.

— Я знаю, что последние шесть лет ты работал с Силком. Ты помог ему уничтожить нью-йоркские семьи. И я знаю, что взамен Силк обещал тебе иммунитет от уголовного преследования. Но теперь он решил добраться до тебя. Эти парни не остановятся. Они хотят заполучить все. Ты вот думал, что он — твой друг. Ради него ты нарушил омерту. Ты сделал его знаменитостью, а теперь он хочет засадить тебя в тюрьму. Потому что ты ему больше не нужен. Он придет за тобой, как только ты купишь банки. Поэтому я и не продаю их.

Я никогда не нарушу омерту.

Портелла помолчал, потом вскинул на Асторре глаза: он принял решение.

— Если я разберусь с Силком, что будет с банками?

Асторре уже убирал в кейс документ и кассету.

— Они будут проданы за наличные. Но я оставлю в каждом по пять процентов акций.

Они пожали друг другу руки, и Портелла ушел первым. Асторре вдруг понял, что ужасно проголодался, и заказал толстый бифштекс с кровью.

Одной проблемой меньше, решил он.

В полночь Портелла встретился с Марриано Рубио, Инсио Тулиппой и Майклом Граззеллой в перуанском консульстве.

По отношению к Тулиппе и Граззелле Рубио проявил себя радушным хозяином. Он сопровождал их в театр, в оперу, на балет, знакомил с красивыми и уже достаточно известными актрисами, которые не возражали против того, чтобы провести с ними не только вечер, но и ночь. Тулиппа и Граззелла наслаждались пребыванием в Нью-Йорке и не очень-то стремились вернуться домой.

Они видели себя достаточно влиятельными королями-вассалами, которых обхаживает правящий император с тем, чтобы они и дальше верно служили ему.

И в тот вечер генеральный консул не изменил себе. Стол ломился от экзотических блюд, фруктов, шоколада. Рядом с каждым стулом в ведерке со льдом стояла бутылка шампанского. Маленькие пирожные, искусно разложенные на тарелочках, так и просились в рот. Над кофеваркой поднимался ароматный пар, коробки гаванских сигар лежали на расстоянии вытянутой руки.

Рубио и начал совещание, обратившись к Портелле:

— Так какое же важное событие заставило нас изменить планы на этот вечер?

Легкое пренебрежение, проступавшее сквозь предельно вежливый тон, разъярило Портелду.

И он знал, что упадет в их глазах, когда они узнают о двуличии Силка. Но рассказал им все.

Тулиппа доел конфетку и повернулся к нему.

— Ты хочешь сказать, что его кузен Маркантонио Априле был у тебя в руках и ты поменял его на своего брата Бруно, не проконсультировавшись с нами? — голос его сочился презрением.

— Я не мог пожертвовать братом, — ответил Портелла. — А кроме того, если в я не пошел на этот обмен, мы бы угодили в ловушку Силка.

— Это справедливо, — кивнул Тулиппа. — Но ты один не имел права принимать это решение.

— Да? Тогда кто…

— Мы все! — рявкнул Тулиппа. — Потому что мы — твои партнеры.

Портелла смотрел на него, гадая, что мешает ему убить этого сукиного сына. Но потом вспомнил пятьдесят желтых шляп, взлетавших в воздух.

Генеральный консул прочитал его мысли и не замедлил вмешаться:

— Мы все воспитаны в разных культурных традициях, и шкала ценностей у каждого из нас своя.

Мы должны притираться друг к другу. Тиммона — американец, ему не чужда сентиментальность.

— Его брат — безмозглый кусок дерьма, — вырвалось у Тулиппы.

Рубио погрозил ему пальцем: