Смерть композитора. Хроника подлинного расследования - Алексей Иванович Ракитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Безо всяких околичностей Юник рассказала следователю о том, как вела беседы с Владимиром Ивасюком о его отношениях с Жуковой. Во время этих бесед она заявляла Владимиру, что Татьяна ему «не подходит» и спрашивала, почему он не найдёт себе «хорошей девушки». Как несложно понять, Юник не считала Жукову «хорошей», ставя ей в вину «высокомерие». Другой её упрёк в адрес Жуковой сводился к тому, что та якобы вела себя «некрасиво с материальной стороны».
Вообще, конечно же, удивительно, почему Ивасюк терпел подобные закидоны со стороны какой-то непонятной дамочки, живущей за стенкой. Почему не остановил раз и навсегда пустопорожнюю бабскую болтовню на деликатные темы. Понятно, что брехливую соседку привечала мать Владимира, но окоротить дамочку, сующую нос в чужие дела и распускающую язык, следовало непременно.
Из этих показаний Юник видно, что Владимир, в общем-то, был мужчина мягкий, терпеливый, интеллигентный и не конфликтный. И наверное, даже бесхребетный — этот эпитет, конечно же, режет глаз и может показаться уничижительным, но основание написать так, у нас имеется. Стефания Ивановна даже после смерти Владимира не поняла, что вела себя с ним как самое обычное селюковское быдло. Быдлом обычно называют дурно воспитанных мужчин, но в данном случае это понятие с полным основанием можно отнести к соседушке композитора.
Вся по-настоящему содержательная часть допроса может уместиться в нескольких фразах: «Последний раз я видела Владимира 18–19 апреля 1979 года во дворе. Я торопилась и мне было не до разговоров. Он только сказал мне, что [отправляется на] работу. Потом я узнала, что Владимир приехал из Хмельницка и что он пропал.» Свидетельница даже точную дату не могла вспомнить, когда же именно видела своего знаменитого соседа в последний раз!
Фрагмент протокола допроса Стефании Юник: «Последний раз я видела Владимира 18–19 апреля 1979 года. (…) Потом я узнала, что Владимир приехал из Хмельницка и что он пропал.» Это всё, что Стефания Юник сказала дельного и по существу заданных ей вопросов. Кстати, допрос её вёлся на украинском языке, как, впрочем, и некоторых других свидетелей. Эта деталь красноречиво доказывает то, что в уголовном судопроизводстве и следственной практике на территориях национальных республик Советская власть никаких языковых ограничений не чинила.
Прочую болтовню, вроде того, что родители Владимира не верили в его самоубийство и считали, будто им не говорят всей правды, можно пропускать мимо ушей — это в чистом виде сплетни, разговор ни о чём. Следователь Гнатив задал Юник вопрос о финансовом положении Владимира Ивасюка, и велеречивая соседушка, распираемая осознанием собственной важности, пустилась в многословные рассуждения о том, что ей ничего неизвестно о сбережениях Владимира, но она думает, что деньги у него были, а давал ли он взаймы, она не знает, но думает, что кому-то давал, кому именно не знает, но думает, что кому-то из консерватории… Честное слово, читать такое — это просто кровь из глаз, удивительно, что Гнатив потратил время на запись всей этой чепушни…
Пожалуй некоторый интерес может представить следующий пассаж гражданки Юник:» [Мне] известно также, что Володя когда болел, как-то раз с отцом и сестрою ходил в Брюховичи [т. е. в Брюховичский лес — прим. А.Р]. Часто прогуливался в районе Погулянки.» О том, что Ивасюк ходил гулять в Брюховичский лес, мы знаем из показаний Татьяны Жуковой, так что в данном случае Юник лишь подтвердила справедливость её слов.
Интересно то, что отец композитора о прогулке с сыном в Брюховичи следствию ни единым словом не обмолвился. Это стремление родителей обходить молчанием детали, укрепляющие предположения о самоубийстве сына, выглядит как-то не очень красиво, если говорить точнее, то смахивает такое поведение на неумелые попытки манипулировать следствием. Неужели отец действительно забыл, что гулял с сыном в том самом лесу, где впоследствии его нашли повешенным? А ведь возможно даже, они проходили совсем неподалёку от того самого места! Нет, конечно же, ничего отец не забывал, он умолчал о прогулке с сыном умышленно…
После изложения показаний Юник, мы должны сказать несколько слов о допросе ещё одного свидетеля — Вишатицкого Ростислава Степановича. Фамилия эта прежде не упоминалась и понятно почему — Ростислав является персонажем совершенно проходным и как бы незначительным для сюжета, но… Во время допроса, проведенного 11 июля, Вишатицкий сообщил следователю ряд интересных деталей, которые по мнению автора, отлично дополнили складывавшийся Гнативом пазл. Эти детали имеют важное значение для понимания нами логики поведения Ивасюка в последней декаде апреля 1979 г.
Вишатицкий родился в г. Львове в 1953 г, т. е на момент описываемых событий это был сравнительно молодой мужчина и притом моложе Ивасюка. Ростислав Степанович делал успешную партийную карьеру, несмотря на молодость он уже являлся членом КПСС, трудился освобожденным работником Обкома комсомола, числился заведующим группой.
Существовала в Советскою пору категория таких вот молодых, да ранних партвыдвиженцев, начинавших свою карьеру как правило во время службы в Советской армии. Ходили эти ребятки в костюмах-«тройках», при галстуках, с аккуратными стрижками, с горящим взором, все такие из себя респектабельные и абсолютно фальшивые. Это как раз про таких молодых деятелей через несколько лет спел Виктор Цой: «У кого есть хороший жизненный план, Вряд ли станет думать о чём-то другом». По-моему, этих людей никто из сверстников не уважал и друзьями не считал. Впрочем, в дружбе такие ребятки и не нуждались. В своей основной массе учиться они не могли — от слова «совсем» — ввиду своей тупизны и лени, но дипломы о высшем образовании получали безо всяких проблем. Как это им удавалось, спросит автора наивный юноша из поколения ЕГЭ? Да очень просто — эта публика никогда не сдавал экзамены на общих с остальными студентами основаниях, для таких «передовых учащихся» устраивались особые «досрочные экзамены». Они приходили в аудиторию, брали экзаменационные билеты, после чего преподаватель из аудитории выходил, давая возможность «передовикам» списать ответы. Это не шутка! Преподаватели знали, что ответы будут списаны и устный экзамен вообще не проводили, просто забирали листки с ответами и молча ставили «пятёрки». Коммунистическая партия всегда и во всём внедряла подобный порядок вещей и все знали: коммунисты —
