Лекции о "Дон Кихоте" - Владимир Набоков

ГЛАВА 10

Дон Кихот посылает Санчо с письмом к Дульсинее, которое тот снова не доставляет по назначению. И тогда оруженосец решает воспользоваться помешательством рыцаря:

«И вот как он есть сумасшедший, то и судит он о вещах большею частью вкривь и вкось и белое принимает за черное, а черное за белое, и так это с ним и бывало, когда он говорил, что ветряные мельницы — это великаны, мулы монахов — верблюды, стада баранов — вражьи полчища и прочее тому подобное, а стало быть, не велик труд внушить ему, что первая попавшаяся поселянка и есть сеньора Дульсинея, а коли он не поверит, я поклянусь, <…> а может, подумает, — и, пожалуй, так оно и будет, — что один из этих злых волшебников, которые якобы его ненавидят, нарочно попортил личность его возлюбленной, чтобы досадить ему и причинить неприятность».

Мимо едут три крестьянские девушки верхом на ослицах, одну из поселянок Санчо выдает за Дульсинею, сияющую, как солнце в полдень. И хотя Дон Кихот видит перед собой всего-навсего курносую девку, от которой разит чесноком, он верит утверждению Санчо, что Дульсинея заколдована, и в великой печали продолжает путь в Сарагосу, а Санчо в душе смеется над тем, как легко он провел своего господина. Отныне и на протяжении всей второй части Дон Кихот будет терзаться мыслью о том, как расколдовать Дульсинею: как возвратить уродливой крестьянке изначальный облик прекрасной принцессы.

ГЛАВА 11

По пути в Сарагосу Дон Кихот, погруженный в глубокое раздумье, позволяет Росинанту щипать зеленую траву, в изобилии растущую вдоль дороги. Из этого самозабвения его выводит Санчо. В этой части романа он гораздо сильнее, гораздо хитрее и злее, чем в первой{50}. На дороге им попадается «телега, битком набитая самыми разнообразными и необыкновенными существами и фигурами, какие только можно себе представить. Сидел за кучера и погонял мулов некий безобразный демон. Повозка была совершенно открытая, без полотняного верха и плетеных стенок. Первою фигурою, представившеюся глазам Дон Кихота, была сама Смерть с лицом человека; рядом с ней ехал Ангел с большими раскрашенными крыльями; с другого боку стоял Император в короне, по виду золотой; у ног Смерти примостился божок, так называемый Купидон, без повязки на глазах, но зато с луком, колчаном и стрелами; тут же ехал Рыцарь, вооруженный с головы до ног, только вместо шишака или шлема на нем была с разноцветными перьями шляпа».

Это бродячие комедианты, и, как ни странно, Дон Кихот, поначалу вызвавший всю труппу на поединок, довольствуется полученным объяснением.

Только когда шум хлопушек пугает Росинанта, Дон Кихот решает проучить «лицедейного черта», но, последовав мудрому совету Санчо, позволяет «летучему отряду» ехать своим путем. Весьма необычное приключение, если сравнить его с предшествующими. Однако автор предостерегает нас против подобных сравнений.

ГЛАВА 12

Дон Кихот уподобляет жизнь комедии, в конце которой императоры и купцы, короли и шуты снимают свои костюмы, которыми они друг от друга отличались, и в могиле становятся равны. Санчо Панса сравнивает жизнь с игрой в шахматы: когда игра заканчивается, королей и пешек складывают в один мешок. Это же сравнение приводится в «Рубайяте» персидского поэта XII века Омара Хайяма:

Мир я сравнил бы с шахматной доской:То день, то ночь. А пешки? — мы с тобой.Подвигают, притиснут, — и побили;И в темный ящик сунут на покой.[14]

Наконец-то Дон Кихот встречает «странствующего рыцаря» из плоти и стали, разумеется, изнемогающего от любви! Мы слышим, как он произносит нараспев любовный сонет, по поводу которого Путнам цитирует Ормсби: «Нередко стихотворные отрывки, введенные во вторую часть, — пародия, а иногда, как здесь и в восемнадцатой главе, подражание вычурной поэзии тех дней. Стихи первой части (разумеется, за исключением хвалебных виршей и стихов в конце последней главы) писались всерьез и, несомненно, нравились Сервантесу. Различие между теми и другими разительно».

Рыцарь Леса (впоследствии Рыцарь Зеркал) и Дон Кихот ведут серьезную беседу.

ГЛАВА 13

А между тем оруженосцы обоих рыцарей тоже ведут беседу. Они называют своих господ сумасбродами и сетуют на судьбу, однако в будущем надеются приобрести обещанные богатства. Слуга Рыцаря Леса снабжен едой и питьем не в пример лучше Санчо.

«— По чести, братец, — объявил другой слуга, — мой желудок не способен переваривать чертополох, дикие груши и древесные корни. Ну их ко всем чертям, наших господ, со всеми их мнениями и рыцарскими законами, пусть себе едят, что хотят, — я везу с собой холодное мясо, а к луке седла у меня на всякий случай привязан вот этот бурдюк, и я его так люблю и боготворю — ну прямо минутки не могу пробыть, чтобы не обнять его и не прильнуть к нему устами.

Сказавши это, он сунул бурдюк в руки Санчо, и тот, накренив его и потягивая из горлышка, с четверть часа рассматривал звезды, а когда перестал пить, то склонил голову набок и с глубоким вздохом проговорил <…>».

Великолепное описание древнего жеста в исполнении нашего толстяка.

ГЛАВА 14

Поведав о многоразличных испытаниях, возложенных на него дамой сердца, Касильдеей Вандальской, и о побежденных в ее честь рыцарях, Рыцарь Леса заключает:

«Но больше всего я кичусь и величаюсь тем, что победил в единоборстве славного рыцаря Дон Кихота Ламанчского и заставил его признать, что моя Касильдея Вандальская прекраснее его Дульсинеи <…>».

Дон Кихот с изумлением слушает его и наконец замечает, что Рыцарь Леса, возможно, одолел какого-нибудь злого волшебника, принявшего облик Дон Кихота и назвавшегося его именем. Он вызывает Рыцаря Леса на поединок, но тот хладнокровно предлагает подождать до рассвета. На рассвете рыцари садятся на коней, но по несчастливой случайности Рыцарь Зеркал (теперь он прозывается так) не может сдвинуть свою жалкую клячу с места, и Дон Кихот сбрасывает его на землю. Развязав ему ленты от шлема, он с изумлением узнает черты бакалавра Самсона Карраско. Оруженосец рыцаря, в свою очередь, оказывается переодетым соседом Санчо. Дон Кихот убежден, что все это козни чародеев, которые в последний момент заменили облик чужаков на облик старых друзей. Такой поворот соответствует нежной мечтательности Дон Кихота, но не практичности прирожденного плута Санчо. В этой книге не стоит искать единства построения.

ГЛАВА 15

«Дон Кихот был чрезвычайно доволен, горд и упоен своею победою над столь отважным рыцарем, каким ему представлялся Рыцарь Зеркал <…>». Такие победы он одерживает не часто (хотя все они неполные, даже эта, где «чары» слегка отравляют удовольствие в конце). Далее следует объяснение: цирюльник, священник и Карраско решили, что бакалавр нагонит Дон Кихота под видом странствующего рыцаря, одержит над ним победу и потребует вернуться в родное село, где рыцарь, возможно, забудет о своих сумасбродствах. Но прежде чем Карраско оправится от поражения и снова вызовет нашего рыцаря на поединок, мы станем свидетелями еще двенадцати битв Дон Кихота.

ГЛАВА 16

На дороге Дон Кихот и Санчо встречают всадника в зеленом, «<…> тот казался ему [Дон Кихоту] человеком незаурядным. На вид всаднику в зеленом можно было дать лет пятьдесят; волосы его были чуть тронуты сединой, нос орлиный, выражение лица веселое и вместе важное; словом, как одежда, так и осанка обличали в нем человека честных правил. Всадник же в зеленом, глядя на Дон Кихота Ламанчского, вывел заключение, что никогда еще не приходилось ему видеть человека подобной наружности и с подобною манерою держаться; он подивился и длинной его шее, и тому, что он такой долговязый, и худобе и бледности его лица, и его доспехам, и его телодвижениям и осанке, всему его облику и наружности, с давних пор в этих краях не виданным».

Всадника зовут дон Дьего де Миранда, он образованный сельский дворянин. Один из немногих добрых людей в книге (оказавший Дон Кихоту поистине сердечный прием). Когда Дон Кихот рассказывает о своем призвании странствующего рыцаря, идальго приходит в недоумение: «Неужели ныне подлинно существуют странствующие рыцари и печатаются истории неложных рыцарских подвигов? Я не могу поверить, чтобы в наши дни кто-либо покровительствовал вдовам, охранял девиц, оказывал почет замужним, помогал сиротам, и так никогда бы и не поверил, если бы собственными глазами не видел вашу милость. Теперь, слава Богу, с выходом в свет истории высоких ваших и истинных подвигов, которая, как вы говорите, уже отпечатана, позабудутся бесчисленные вымышленные истории странствующих рыцарей, — их всюду полным-полно, и они способствуют лишь порче нравов, вредят сочинениям полезным и подрывают доверие к ним».