Ученик - Алексей Сережкин

Забавная ирония судьбы, подумалось ему. Я вступился за брата самой красивой девушки школы. Имя которой часто произносили, закатывая глаза вверх. За брата девушки, которая, проходя мимо, не удостаивала меня даже взгляда мельком, а если и натыкалась случайно, то смотрела невидяще и равнодушно, как на таракана или предмет мебели, волею случая оказавшийся на пути.

Подумав о взгляде Олеси, он машинально вспомнил другие зеленые глаза, смотревшие на него однажды далеким летним днем совсем иначе… Он невольно взмахнул головой, отгоняя воспоминания.

Вставший со скамейки парень приближался. Он шел неспеша, никуда не торопясь, также, как и синеглазый первоклассник, лузгая семечки, гирлянда шкурок от которых прилипла к его нижней губе. Парень не стремился их стряхнуть. Шел он враскачку, немного наклонясь вперед, будто находясь в средней стойке для бега, готовый немедленно побежать, растопырив в стороны руки, и поймать, схватить, удержать.

Парень почти приблизился. Шелуха семечек повисла на его губе и наконец-то он поддел ее пальцем и она плавно полетела на землю. Парень остановился рядом со все еще сидящим на земле хулиганом и, протянув ему руку, одним сильным движением оторвал безымянного синеглазого от земли и поставил на ноги, после чего произнес сиплым голосом, лениво растягивая гласные:

— Не-е-е-ехорошо ма-а-а-аленьких обижать, — продолжая лениво лузгать семечки.

Мысленно он окрестил его «Сиплым» и, к собственному удивлению, задумался, почему тот так разговаривает. Потому, что рот забит шелухой, или у родителей не хватило времени отвести ребенка к логопеду? Но мысли внезапно оборвались.

— Что здесь происходит? — голос прозвучал звонко, до боли знакомо и настолько пронзительно, что у него защемило сердце. «Тик-так», — внутренний маятник качнулся и застучал, каждая следующая секунда в два раза быстрей предыдущей. Он невольно сглотнул.

— Я спрашиваю, что здесь происходит, — упрямо повторил голос.

Он медленно повернул голову. Она стояла рядом с плачущими Артемом и Мишей и гневно смотрела на него.

Это была Таня.

Ее глаза были наполнены негодованием, волосы растрепались и внезапно выглянувшее в просвет туч солнце вдруг отразилось от ее яркого комсомольского значка и на мгновение ослепило его. Он невольно моргнул и крошечная слезинка на мгновение преломила ее лицо. Несмотря на близорукость, он вдруг увидел каждую черточку ее лица, легкую морщинку над бровью, растрепавшуюся прическу и солнце, вдруг невольно заигравшее в ее волосах, как тогда, в столь далеком сейчас августе.

«Почему она смотрит именно на меня?» — подумал он, отводя глаза, но додумать мысль не успел, потому что «Сиплый» таким же ленивым голосом, как и раньше, неторопливо убирая очередную шелуху с липкой выпяченной вперед нижней губы, произнес:

— А то и пра-А-А-аисходит. А-а-абижает мальчиков, ребят а-а-абидел. Брата моего ударил, толкнул и ура-А-А-анил в грязь. Гля, вона как они ревут.

И тут произошло то, чего он менее всего ожидал. Отпустив плечо все еще всхлипывающего Артема, она подошла к нему, чеканя шаг, насколько это было возможно и глядя ему прямо в глаза, четко выговаривая каждую букву произнесла:

— Ну ты и гнида. Сволочь. Ты еще хуже, чем я думала. — И, произнеся последнее слово, она широко размахнулась и ударила его ладонью по щеке. — Подонок. Ты за это ответишь. За все ответишь. Ты понял, скотина?

Он стоял, опустив руки. Ему показалось, что ее удар длился вечность. С момента замаха, когда ее ладошка заслонила на мгновение солнце и полетела по ниспадающей траектории к его щеке, он пятьдесят тысяч раз мог успеть уклониться от удара или перехватить ее запястье.

Он не шелохнулся и не произнес ни слова.

Ее ладонь звонко впечаталась в щеку, но его голова не качнулась ни на миллиметр. Он смотрел в ее горящие бешенством глаза и проговаривал про себя десятки и сотни фраз, которые мог бы и хотел бы сказать. Ее пронзительно зеленые глаза сверкали от гнева и солнце запуталось в ее волосах.

— Вали отсюда. И детей забирай. Живо. — Он удивился, когда услышал эти слова, грубо произнесенные незнакомым хриплым голосом и поразился стократ больше, когда внезапно понял, что это он, он сам их произнес.

Маленькие иголочки радостно и деловито кололи щеку, лицо горело и знакомый «тук-тук» запульсировал в висках, резонируя с мерными ударами сердца.

Он смотрел в ее глаза и задавался вопросом, умеет ли она читать по глазам, в состоянии ли она ощутить или догадаться о том, что он испытывает и какие эмоции его переполняют. Он чуть не удержался от искушения потереть горящую щеку ладонью и постарался изобразить на лице настолько сильное равнодушие и цинизм, на которые только был способен.

От его слов она задохнулась от гнева и размахнулась еще раз. Он равнодушно и неторопливо отклонился назад.

— Я, что, неясно выразился? Валите отсюда, быстро. — Ему было страшно оборачиваться, он боялся, что к Сиплому успеет присоединиться остальная компания и лихорадочно пытался разобраться в ситуации.

Спокойным голосом Таня произнесла — «Спасибо, мальчик». Ошеломленно, он посмотрел на нее и понял, что она обращалась к Сиплому, который по-прежнему расслабленно стоял и грыз семечки в унисон с голубоглазым мальчуганом. Они сплевывали шелуху прямо ему на брюки и несколько шкурок уже успели прилипнуть к штанинам. «Спасибо, что вступились за них», — продолжила Таня, поворачиваясь к нему спиной. Артем беспомощно повернулся и открыл рот, но не успел ничего сказать.

— Тсс, — приложил он палец к губам и успокаивающе улыбнулся. — Не говори ей ничего, — произнес он губами, еле слышно, в надежде, что Артем догадается и поймет.

Артем в замешательстве кивнул головой и нехотя стал уходить, и он одобряюще помахал ему рукой. — Ни слова, парень, — произнес он одними губами, но уверенности в том, что Артем его понял, у него уже не было. Все трое скрылись за углом школы и в последнее краткое мгновение он увидел, как солнце, по-прежнему ярко сверкающее в небольшом просвете туч, вдруг перестало отражаться в ее волосах и погасло. Погасло теперь уже навсегда.

Он развернулся и посмотрел на Сиплого.

Компания на лавочке по-прежнему сидела, явно получая наслаждение от происходящего. Увидев, что ее брат ушел, Олеся, казалось, облечено вздохнула и продолжила что-то с жаром высказывать сидящему рядом с ней парню, отбрасывая непослушно лезущие на лицо волосы.

Парень не обращал на нее никакого внимания, но когда она попыталась встать, схватил ее, переложив бутылку с пивом в другую руку, и, сильно дернув, усадил обратно рядом с собой. После чего улыбнулся и развалился на лавочке поудобней.