Кризис мирового капитализма - Джордж Сорос

Я полностью сознавал, что система грабительского капитализма несостоятельна и неустойчива, и я довольно часто говорил об этом; тем не менее я позволил втянуть себя в сделку по «Связьинвест». Для этого были основательные причины, но факты – упрямая вещь – сделка не удалась. Это была самая неудачная инвестиция в моей профессиональной карьере. Когда я ездил по России в октябре 1997 г., я был поражен безответственностью иностранных инвесторов, ссужающих большие суммы денег российским муниципалитетам, которые неудачно использовали средства. Однако я не стал спасаться бегством. Мое письмо в FinancialTimes также имело непредвиденные негативные последствия. Я не жалею о том, что пытался помочь России двигаться в направлении открытого общества. Мои усилия не увенчались успехом, но я по крайней мере пытался. Я весьма сожалею о своей инвестиционной деятельности. Это показывает, насколько трудно совмещать две роли.

Теперь я возвращаюсь к анализу более общего, глобального процесса спад – подъем. Я остановлю часы и буду рассматривать предстоящие события просто как будущее, хотя эти события будут разворачиваться по мере подготовки книги. В каком-то смысле я приступаю к еще одному эксперименту в режиме реального времени. Я попытаюсь использовать свою концепцию истории, чтобы предсказать, что нас ждет впереди; события, по мере их развертывания, будут служить проверкой обоснованности моих предсказаний. Это не будет научная проверка, так как я буду корректировать свою схему спад – подъем с учетом складывающейся и постоянно меняющейся ситуации. Как я указывал ранее, попытки предсказать будущее – это скорее алхимия, чем наука.

До последнего времени я полагал, что мы находимся в фазе 3 модели спад – подъем, а именно на этапе сурового испытания. Если мировая капиталистическая система выдержит это испытание, то она вступит в период ускорения, которое приведет ее в режим, далекий от равновесного. Если же система не выдержит испытаний, то для нее наступит момент истины. Еще 16 августа 1998 г. я считал, что кризис в России как раз и означал такой момент истины. Однако мое понимание ситуации не соответствует нынешнему положению дел. На самом деле предстоит период заката, за которым последуют переходный момент и катастрофическое скольжение вниз. Но похоже, что мы продвинулись по этому пути значительно дальше, чем я полагал ранее. Я считаю теперь, что кризис в России представляет собой переходный момент, когда тенденция, которая уже изменила направление, подкрепляется инерционностью системы, грозя катастрофическим коллапсом. Время, прошедшее с начала таиландского кризиса, можно считать периодом заката, когда люди продолжали вести дела, как обычно, смутно ощущая, что все идет не так, как надо. Но когда же наступил момент истины? Кроме того, новая интерпретация означала бы надвигающийся коллапс финансовых рынков в центре, а это могло бы оказаться неверным.

1 сентября на фондовых рынках произошел временный обвал цен при большом предложении, а в конце недели ситуация повторилась, но при меньшем объеме сделок. Я считаю, что это было ложное «дно»; мы являемся свидетелями рынка «медведей», и цены акций в конечном счете снизятся еще больше. Однако спад может оказаться более продолжительным, чем это следует из модели спад – подъем, которую я предложил. Я понимаю, что нужна какая-то иная схема и предпочитаю сказать об этом открыто, а не просто переписать то, что я написал раньше. (Более того, я доволен, что события не соответствуют в точности разработанной мною модели спад – подъем, так как опасался, что втискиваю историю в изобретенную мною схему.) Вместо того чтобы подправить прежнюю модель, я разработаю новую – специально для этого случая. Это намерение согласуется с оговорками, которые я сделал, приступив к применению анализа спад – подъем к мировой капиталистической системе. У системы имеются центр и периферия. Это помогает объяснить, почему процесс дезинтеграции продлится значительно дольше и произойдет в разное время в различных частях системы. Моя новая гипотеза относительно динамической структуры нынешнего кризиса заключается в следующем.

Мировая капиталистическая система подверглась серьезному испытанию – произошел мексиканский кризис 1994– 1995 гг., но она пережила так называемый эффект «текилы» и вышла из кризиса еще сильнее, чем когда-либо. Именно тогда наступил период ускорения, а бум становился все более нездоровым. Тот факт, что держатели мексиканских казначейских обязательств вышли из кризиса невредимыми, оказался дурным примером для спекулянтов российскими казначейскими обязательствами. Поворотный пункт наступил вместе с таиландским кризисом в июле 1997 г. Он обратил вспять поток денежных средств. Я понимал, что музыка отзвучала, особенно применительно к России, и так и сказал тогда об этом, но я серьезно недооценил остроту проблемы. Я предвидел испытание с неопределенным исходом, подобное мексиканскому кризису 1994—1995 гг., но не окончательное изменение тенденции.

Поначалу этот поворот казался благотворным для финансовых рынков центра по причинам, которые я уже объяснил, а оживление в центре внушало надежду периферии. На азиатских фондовых рынках была возмещена почти половина потерь в местных валютах до того, как начался новый спад. Это можно было бы истолковать как период заката. В конечном счете спад затронул и финансовые рынки центра системы. Сперва он был постепенным, а поток средств во взаимных фондах оставался положительным, однако кризис в России ускорил сброс ценных бумаг, что можно было бы по некоторым признакам, но не по всем, принять за рыночное «дно». Я считаю, что это было ложное «дно», точно так же, как нижняя точка на азиатских фондовых рынках в 1997 г. оказалась ложным «дном». Я ожидаю, что активность на рынке восстановится до 50%-ного уровня, но не исключаю возможность дальнейшего спада, прежде чем начнется подъем. В конечном счете ситуация намного ухудшится и приведет к мировому спаду. Дезинтеграция мировой капиталистической системы будет препятствовать подъему, так что спад реально превратится в депрессию.

Имеются три причины, почему я считаю, что самая низкая точка кризиса еще не достигнута. Одна из них состоит в том, что российские неурядицы выявили ранее игнорировавшиеся изъяны в мировой банковской системе. Банки занимаются свопами, форвардными сделками и вторичными операциями между собой и со своими клиентами. Эти трансакции не фигурируют в балансах банков.

Когда произошел дефолт российских банков по своим обязательствам, западные банки ощутили это применительно к собственным средствам и средствам своих клиентов. Хедже-вые и другие финансовые фонды также понесли крупные убытки. Теперь банки лихорадочно пытаются уменьшить риск и ограничить использование заемных средств. Их собственные акции резко упали в цене, и вырисовывается глобальное «сжатие» кредита [31].

Вторая причина состоит в серьезном обострении трудностей на периферии системы: отдельные страны стремятся теперь выйти из мировой капиталистической системы или попросту уходят в сторону. Сперва в Индонезии, а затем в России произошел почти полный экономический крах. То, что случилось в Малайзии и в меньшей степени в Гонконге, имеет еще более зловещий смысл. Крах в Индонезии и России был непреднамеренным, но Малайзия сознательно отгородилась от мировых рынков капитала. Это принесло экономике Малайзии временное облегчение и позволило ее правительствам удержаться у власти, но ускорило общее бегство капитала с периферии, оно оказало дополнительное давление на тех соседей, которые стремились сохранить свои рынки открытыми. Если бегство капитала принесет Малайзии выгоды по сравнению с ее соседями, такая политика вполне может найти подражателей.

Третий важный фактор, действующий в направлении дезинтеграции мировой капиталистической системы, это явная неспособность международных монетарных властей укрепить ее единство. Программы МВФ, похоже, не срабатывают, и Фонд лишился средств. Реакция правительств стран G 7 на российский кризис была прискорбно неадекватной, а утрата контроля внушает настоящий страх. Между тем финансовые рынки ведут себя довольно своеобразно: они не терпят какого-либо вмешательства со стороны государства, но сохраняют глубокую веру в то, что, если условия действительно резко ухудшатся, власти вмешаются. Теперь эта вера поколеблена [32].

Рефлексивное взаимодействие трех названных факторов подводит меня к выводу, что мы прошли переходный момент и поворот тенденции подкрепляется поворотом в преобладающих ожиданиях. То, как будут развиваться события, во многом зависит от реакции банковской системы, инвесторов и властей в центре системы. Размах возможных исходов колеблется между обвалом фондовых рынков и более затяжным процессом ухудшения их состояния.