Вечерние новости - Артур Хейли

Подобные беседы были обычным делом, подчас весьма утомительным и всегда требующим терпения. Порой они приносили результаты — иногда через некоторое время, иногда — вообще ничего. Сегодняшние телефонные звонки не прояснили картины, хотя самой любопытной была беседа с адвокатом, работавшим на организованную преступность.

Год назад Партридж оказал ему услугу, по крайней мере так считал адвокат. Его дочь поехала в Венесуэлу в составе студенческой группы и там попала на бурную оргию, устроенную наркоманами, — известие об этом просочилось в средства массовой информации США. В оргии принимали участие восемь студентов, двое из них умерли. Через агентство в Каракасе телестанция Си-би-эй получила снимки с места происшествия, в том числе крупным планом, участников в момент ареста полицией и среди них — дочь адвоката. Партридж, находившийся в Аргентине, вылетел на север, чтобы сделать об этом репортаж.

В Нью-Йорке отец девицы каким-то образом узнал о готовящейся передаче и о фотографиях и разыскал Партриджа по телефону. Он умолял Партриджа не упоминать имени его дочери и не показывать ее фото: она-де самая молоденькая, никогда раньше не попадала в подобные истории, и такой позор на всю страну искалечит ее дальнейшую жизнь.

К тому времени Партридж уже ознакомился с фотоматериалами, знал о девушке и сам решил не говорить о ней в репортаже. Однако, не желая связывать себе руки, ограничился обещанием, что постарается сделать все возможное.

Позднее, когда адвокат убедился, что в “Новостях” Си-би-эй имя девушки прямо названо не было, он прислал Партриджу чек на тысячу долларов. Партридж вернул чек, сопроводив его вежливой запиской, и с тех пор их пути не пересекались.

Сегодня, выслушав вступление Партриджа, адвокат напрямик заявил:

— Я вам обязан. Вам что-то от меня надо. Говорите, что именно.

Партридж пояснил.

— Я ничего не слышал — лишь то, что передавали по телевидению, — сказал адвокат. — Но я абсолютно уверен: ни один из моих клиентов в этом не замешан. Они не станут марать о такое руки. Правда, иногда до них доходят сведения, которые другим недоступны. В течение ближайших нескольких дней я осторожно наведу справки. Если что-то удастся выяснить, я вам позвоню.

У Партриджа было предчувствие, что этот человек сдержит слово.

Через час, обзвонив половину людей из своего списка, Партридж сделал перерыв и пошел в комнату для совещаний выпить кофе. Вернувшись, он стал просматривать “Нью-Йорк таймс и “Вашингтон пост” — все сотрудники телестанции проделывали это ежедневно. Посетителей крупных телецентров всегда приводят в изумление кипы этих газет. Дело в том, что, хотя люди здесь работают искушенные, почему-то среди них бытует прочно укоренившееся мнение, будто новость по-настоящему становится новостью, если попадает на страницы “Таймс или “Пост”.

Чтение Партриджа прервал громкий голос Чака Инсена.

— Гарри, хочу сообщить тебе план сегодняшней передачи, — сказал ответственный за выпуск, входя в кабинет. — Видишь ли, мы собираемся посадить двух ведущих. Половина передачи — твоя.

— Конец или начало?

Инсен слабо улыбнулся:

— Кто из нас знает, где конец, а где начало. В любом случае с сегодняшнего дня ты будешь вести все, что связано с похищением семьи Слоуна; похищение будет главной новостью, разве что перед началом передачи убьют президента. Кроуф, как обычно, будет вести остальную часть программы — понимаешь, все мы решили: не позволим мы шайке подонков — кто бы они ни были — диктовать Си-би-эй свои порядки.

— Я — за, — ответил Партридж. — Надеюсь, Кроуф тоже.

— Честно говоря, это идея Кроуфа. Как всякому королю, ему становится не по себе вдали от трона. А кроме того, если он будет прятаться, это все равно ничего не даст. Да, вот еще что: в самом конце передачи Кроуф скажет от себя несколько слов — поблагодарит тех, кто прислал телеграммы и вообще выразит сочувствие.

— От себя?

— Ну конечно. Как раз сейчас над текстом корпят трое текстовиков.

Партриджа это позабавило даже при нынешних обстоятельствах.

— А вы поладили, — сказал он. Инсен кивнул:

— Мы заключили негласное перемирие до окончания этой истории.

— А потом?

— Поживем — увидим.

Глава 6

Почти месяц назад, как только Мигель нелегально проник в Соединенные Штаты, он попытался приобрести гробы для того, чтобы переправить двух — как сначала предполагалось — похищенных в Перу. Весь план был разработан задолго до его прибытия, и Мигель надеялся, что осуществит покупку быстро и незаметно — дело-то нехитрое. Но оказалось, что это не так.

Он отправился в похоронное бюро в Бруклине, желая раскинуть сети пошире, а не крутиться все время на одном пятачке — в “Малой Колумбии” в Куинсе, в то время служившей ему опорной базой. Он выбрал заведение, расположенное неподалеку от Проспект-парка, — элегантный белый особняк с вывеской “Филдс”, к которому примыкала большая автостоянка.

Мигель открыл тяжелые дубовые двери и вошел в холл — пол покрывал золотисто-бежевый ковер, всюду стояли высокие растения в кадках, на стенах висели идиллические пейзажи. Там его чинно встретил мужчина средних лет в черном пиджаке с белой гвоздикой в петлице, в полосатых черных с серым брюках, в белой рубашке и темном галстуке.

— Доброе утро, сэр, — изрек сей муж. — Меня зовут мистер Филд. Чем могу быть полезен?

Мигель отрепетировал то, что ему надлежало сказать.

— Мои престарелые родители хотели бы заранее позаботиться о своем.., м-м.., уходе из жизни.

В знак одобрения и сочувствия Филд склонил голову:

— Понимаю, сэр. Многие пожилые люди на закате дней хотят быть спокойными и уверенными в своем будущем.

— Именно. Так вот, мои родители хотели бы…

— Простите, сэр. Думаю, нам лучше пройти в мой кабинет.

— Хорошо.

Филд шел впереди. Они миновали — возможно, так было специально задумано — несколько комнат, напоминавших салоны: здесь стояли диваны и кресла, в одной из них — ряды стульев, приготовленных для отпевания. В каждой комнате стоял открытый гроб с телом покойного — голова покоится на подушечке с рюшами, лицо слегка подгримировано.

Кабинет владельца помещался в конце коридора, предусмотрительно скрытый от посторонних глаз. На стенах висели дипломы в рамках, совсем как в кабинете врача, с той лишь разницей, что один из них (украшенный лиловой лентой) был дипломом гримера покойников, а другой — бальзамировщика.

Филд жестом предложил Мигелю сесть.

— Могу я узнать вашу фамилию, сэр?

— Новак, — солгал Мигель.

— Что ж, мистер Новак, давайте начнем с главного. Вы или ваши родители уже выбрали и приобрели место на кладбище?

— Гм, нет.

— Значит, этим следует заняться в первую очередь. Мы должны об этом позаботиться не откладывая — купить место, особенно хорошее, становится все труднее и труднее. Разумеется, мы не говорим о кремации.

Мигель, с трудом обуздывая нетерпение, помотал головой:

— Нет. Но я-то хотел с вами обсудить…

— Затем встает вопрос о вероисповедании ваших родителей. Какая потребуется служба? Есть и другие вопросы, которые следует решить.

И Филд протянул буклет, напоминавший тщательно разработанное ресторанное меню. Это был длинный прейскурант услуг, например таких, как “обмывание, дезинфекция, одевание и гримирование покойного — 250 долларов”, “особые процедуры после вскрытия тела — 125 долларов” и “различные формы помощи со стороны церкви — 100 долларов”. “Традиционный пакет услуг” — 5900 долларов — помимо всего прочего, включал положение креста в руки покойного — 30 долларов. За гроб взималась отдельная плата — цена доходила до 20 600 долларов.

— Меня-то, собственно, интересуют гробы, — сказал Мигель.

— Понимаю. — Филд поднялся. — Пожалуйста, следуйте за мной.

На сей раз он повел Мигеля вниз по лестнице, в подвал. Они вошли в помещение с красным ковром на полу, где были выставлены образцы; Филд начал с гроба стоимостью в 20 600 долларов.

— Это наш лучший образец. Изготовлен из сорокавосьмимиллиметровой стали и имеет три покрытия — стеклянное и два медных; рассчитан на веки вечные.

Снаружи гроб был декорирован прихотливым узором. Изнутри — обит бледно-лиловым бархатом.

— А нельзя ли что-нибудь попроще? — спросил Мигель. Они остановились на двух гробах — один побольше, другой поменьше — за 2300 и 1900 долларов.

— Моя мать очень миниатюрная женщина, — пояснил Мигель. А про себя подумал: “Ростом с одиннадцатилетнего мальчика”.

Тут Мигель обратил внимание на несколько грубо сколоченных, простых ящиков. Он спросил про них у Филда, и тот объяснил: