Собрание сочинений в 14 томах. Том 4 - Джек Лондон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Волк Ларсен поднял голову, и я ударил его кулаком в лицо. Но это был слабый удар. Зарычав, как зверь, Ларсен оттолкнул меня. Этим толчком, легким взмахом его чудовищной руки, я был отброшен в сторону с такой силой, что врезался в дверь бывшей каюты Магриджа, и она разлетелась в щепы. С трудом выкарабкавшись из-под обломков, я вскочил и, не чувствуя боли – ничего, кроме овладевшей мной бешеной ярости, – снова бросился на Ларсена. Помнится, я тоже зарычал и выхватил висевший у бедра нож.
Но случилось что-то непонятное. Капитан и Мод Брустер стояли теперь поодаль друг от друга. Я уже занес нож, но рука моя застыла в воздухе. Меня поразила эта неожиданная и странная перемена. Мод стояла, прислонившись к переборке, придерживаясь за нее откинутой в сторону рукой, а Волк Ларсен, шатаясь, прикрыв левой рукой глаза, правой неуверенно, как слепой, шарил вокруг себя. Наконец он нащупал переборку и, казалось, испытал огромное физическое облегчение, словно не только нашел опору, но и понял, где находится.
А затем ярость вновь овладела мной. Все перенесенные мною унижения и издевательства, все, что выстрадали от Волка Ларсена я и другие, нахлынуло на меня, и я внезапно с необыкновенной отчетливостью осознал, сколь чудовищен самый факт существования этого человека на земле. Не помня себя, я кинулся на него и вонзил ему нож в плечо. Я сразу понял, что ранил его легко – нож только скользнул по лопатке, – и я снова занес его, чтобы поразить Ларсена насмерть.
Но Мод, которая видела все, с криком бросилась ко мне:
– Не надо! Умоляю вас, не надо!
Я опустил руку, но только на миг. Я замахнулся еще раз и, вероятно, убил бы Ларсена, если бы Мод не встала между нами. Ее руки обвились вокруг меня, я ощутил ее волосы на моем лице. Кровь закипела во мне, но и ярость вспыхнула с удесятеренной силой. Мод заглянула мне в глаза.
– Ради меня! – взмолилась она.
– Ради вас? Ради вас я и убью его! – крикнул я, пытаясь высвободить руку и боясь вместе с тем сделать девушке больно.
– Успокойтесь! – шепнула она, закрывая мне рот рукой.
Прикосновение ее пальцев к моим губам было так сладостно, так необычайно сладостно, что, несмотря на владевшее мною бешенство, я готов был расцеловать их, но не посмел.
– Пожалуйста, прошу вас! – молила она, и я почувствовал, что слова ее обезоруживают меня и что так будет отныне всегда.
Я отступил, вложил свой тесак в ножны и взглянул на Волка Ларсена. Он все еще стоял, прижав левую руку ко лбу, прикрывая ею глаза. Голова его свесилась на грудь. Он весь как-то обмяк, могучие плечи ссутулились, спина согнулась.
– Ван-Вейден! – хрипло, с оттенком страха в голосе позвал он. – Эй, Ван-Вейден! Где вы?
Я взглянул на Мод. Она молча кивнула мне.
– Я здесь, – ответил я и подошел к нему. – Что с вами?
– Помогите мне сесть, – сказал он тем же хриплым, испуганным голосом.
– Я болен, очень болен, Хэмп! – добавил он, опускаясь на стул, к которому я подвел его.
Он уронил голову на стол, обхватил ее руками и мотал ею из стороны в сторону, словно от боли. Когда он приподнял ее, я увидел крупные капли пота, выступившие у него на лбу у корней волос.
– Я болен, очень болен, – повторил он несколько раз.
– Да что с вами такое? – спросил я, кладя ему руку на плечо. – Чем я могу помочь вам?
Но он раздраженно сбросил мою руку, и я долго молча стоял возле него. Мод, испуганная, растерянная, смотрела на нас. Она тоже не могла понять, что с ним случилось.
– Хэмп, – сказал он наконец, – мне надо добраться до койки. Дайте мне руку. Скоро все пройдет. Верно, опять эта проклятая головная боль. Я всегда боялся ее. У меня было предчувствие… Да нет, вздор, я сам не знаю, что говорю. Помогите мне добраться до койки.
Но когда я уложил его, он опять прикрыл глаза рукой, и, уходя, я слышал, как он пробормотал:
– Я болен, очень болен!
Я вернулся к Мод; она встретила меня вопросительным взглядом. Я в недоумении пожал плечами.
– Что-то с ним стряслось, а что – не знаю. Он совершенно беспомощен и, должно быть, впервые в жизни по-настоящему напуган. Случилось это, конечно, еще до того, как я ударил его ножом, да это и не рана, а царапина. Вы, верно, видели, как это с ним началось?
Она покачала головой.
– Я ничего не видела. Для меня это такая же загадка. Он вдруг выпустил меня и пошатнулся. Но что нам теперь делать? Что я должна делать?
– Пожалуйста, подождите меня здесь. Я скоро вернусь, – отвечал я и вышел на палубу. Луис стоял у штурвала.
– Можешь идти спать, – сказал я ему, становясь на его место.
Он охотно исполнил приказание, и я остался на палубе один. Стараясь производить как можно меньше шума, я взял топселя на гитовы, спустил бом-кливер и стаксель, вынес кливер на подветренный борт и выбрал грот. Затем я вернулся к Мод. Сделав ей знак молчать, я прошел в каюту Волка Ларсена. Он лежал в том же положении, в каком я его оставил, и голова его все так же перекатывалась из стороны в сторону по подушке.
– Могу я чем-нибудь помочь вам? – спросил я.
Он сперва ничего не ответил, но, когда я повторил вопрос, сказал:
– Нет, нет, мне ничего не надо! Оставьте меня одного до утра.
Но, выходя из каюты, я заметил, что он опять мечется по подушке. Мод терпеливо ждала меня, и когда я увидел ее горделивую головку, ее ясные, лучистые глаза, радость охватила меня. Глаза ее были так же ясны и невозмутимы, как ее душа.
– Готовы ли вы доверить мне свою жизнь и отважиться на путешествие примерно в шестьсот миль?
– Вы хотите сказать… – проговорила Мод, и я понял, что она угадала мое намерение.
– Да, – подтвердил я, – я хочу сказать, что нам ничего другого не остается, как пуститься в море на парусной шлюпке.
– Вернее – мне? Вам-то здесь по-прежнему ничто не грозит.
– Нет, это единственное спасение для нас обоих, – твердо повторил я. – Оденьтесь, пожалуйста, как можно теплее и быстро соберите все, что вы хотите взять с собой. Поспешите! – добавил я, когда она направилась в свою каюту.
Кладовая находилась непосредственно под кают-компанией. Открыв люк, я спрыгнул вниз, зажег свечу и принялся отбирать из судовых запасов самое для нас необходимое, главным образом консервы. А когда дело подошло к концу, вверх ко мне протянулись две руки, и я начал передавать все Мод.
Мы работали молча. Я запасся также одеялами, рукавицами, клеенчатой одеждой, зюйдвестками… Нам предстояло тяжелое испытание – пуститься в плавание по бурному, суровому океану в открытой шлюпке, и, чтобы выдержать его, нужно было как можно лучше защитить себя от холода, дождя и морских брызг.
Мы работали с лихорадочной поспешностью. Вынесли всю нашу добычу на палубу и уложили ее возле одной из шлюпок. Мод так устала, что вскоре совсем обессилела и в изнеможении присела на ступеньки юта. Но и это не принесло ей облегчения, и тогда она легла прямо на голые доски палубы, раскинув руки, чтобы дать полный отдых всему телу. Я вспомнил, что моя сестра всегда отдыхала точно так же, и знал, что силы Мод скоро восстановятся. Необходимо было запастись также оружием, и я спустился в каюту Волка Ларсена за его винтовкой и дробовиком. Я заговорил с ним, но он не ответил мне ни слова, хотя голова его по-прежнему перекатывалась по подушке и он, по-видимому, не спал.
– Прощай, Люцифер! – прошептал я и тихонько прикрыл за собой дверь.
Теперь предстояло раздобыть еще патроны, что было нетрудно, хотя и пришлось спуститься для этого в кубрик охотников. Там у них хранились ящики с патронами, которые они брали с собой в шлюпки, когда шли на охоту. Взяв два ящика, я унес их из-под самого носа разгулявшихся кутил.
Оставалось спустить шлюпку – нелегкая задача для одного человека. Отдав найтовы, я налег сперва на носовые тали, потом на кормовые, чтобы вывалить шлюпку за борт, а затем, потравливая по очереди те и другие тали, спустил ее на два-три фута, так что она повисла над водой, прижимаясь к борту шхуны. Я проверил, на месте ли парус, весла и уключины. Запастись пресной водой было, пожалуй, важнее всего, и я забрал бочонки со всех шлюпок. На борту находилось теперь уже девять шлюпок, и нам должно было хватить этой воды, а кстати, и балласта. Впрочем, я столько запас всего, что даже побаивался – не перегрузил ли я шлюпку.
Когда Мод начала передавать мне в шлюпку провизию, из кубрика вышел на палубу матрос. Он постоял у наветренного борта (шлюпку мы спускали с подветренного), потом медленно побрел на середину палубы и еще немного постоял, повернувшись лицом к ветру и спиной к нам. Я притаился на дне шлюпки; сердце у меня бешено колотилось. Мод лежала совершенно неподвижно, вытянувшись в тени фальшборта. Но матрос так и не взглянул в нашу сторону. Закинув руки за голову, он потянулся, громко зевнул и снова ушел на бак, где и исчез, нырнув в люк.
Через несколько минут я погрузил все в шлюпку и спустил ее на воду. Помогая Мод перелезть через планшир, я на мгновение ощутил ее совсем близко возле себя, и слова: «Я люблю вас! Люблю!» – чуть не слетели с моих губ. «Да, Хэмфри Ван-Вейден, вот ты и влюблен наконец!» – подумал я. Ее пальцы переплелись с моими, и я, одной рукой держась за планшир, другой поддерживал ее и благополучно спустил в шлюпку. При этом я невольно испытал чувство гордости – я почувствовал в себе силу, какой совсем не обладал еще несколько месяцев назад, в тот день, когда, простившись с Чарли Фэрасетом, отправился в Сан-Франциско на злополучном «Мартинесе».