История моей жизни - Эндрю Карнеги

Однажды я упомянул в разговоре о снижении роста населения в Англии в сравнении с некоторыми другими странами.

— Какую судьбу вы предсказываете Англии? — спросил меня Гладстон.

В ответ я указал на положение Греции в Древнем мире и прибавил:

— Не случайно Шекспир, Мильтон, Бёрнс, Вальтер Скотт, Стивенсон 72, Бэкон 73, Кромвель, Брюс, Юм, Уатт 74, Спенсер, Дарвин и многие другие великие люди родились в Англии; гений независим от внешних условий. Еще долго после того, как Англия утратит свое первенствующее значение промышленного государства — не по своей вине, а потому, что ее опередят другие страны, — еще долго после этого она будет играть роль современной Греции среди других народов и содействовать их духовному подъему.

Гладстон подхватил последние слова и повторил: «Духовный подъем, духовный подъем — это мне нравится».

Последний раз я видел Гладстона у лорда Рэндалла в Каннах. Он был в то время уже очень болен, но сохранил прежнее обаяние. Когда мы с ним простились, моя невестка, бывшая рядом, сказала мне тихо: «Больной орел!». Никакими словам нельзя было лучше выразить впечатление, которое производил этот усталый вождь человечества. Это был не только великий, но истинно прекрасный человек. Он заслужил данное ему имя: «первый и лучший гражданин мира».

Лорд Розбери — прекрасный человек, которому мешает только то обстоятельство, что он родился лордом. Если бы вместо того чтобы без малейшего труда войти в Палату лордов, он по условиям своего рождения был принужден работать и попал бы в нижнюю палату в молодые годы, то суровая борьба за существование закалила бы его мягкую натуру. Человек огромных дарований, он все же лишен твердости и настойчивости, необходимых для того, чтобы проводить в жизнь свои решения. Он обаятельнейшая личность и увлекательный оратор. Но он отличается чрезмерной раздражительностью и капризным настроением.

Однажды утром я по его приглашению пришел к нему и, войдя в комнату, увидел на письменном столе конверт. Лорд Розбери передал мне его со словами:

— Я желал бы, чтобы вы уволили своего секретаря.

— Это приказание, исполнить которое представляется мне очень затруднительным, — возразил я, — я не могу обойтись без него, да вдобавок он еще и шотландец. Но какое, собственно, преступление он совершил?

— Взгляните на конверт. Это его почерк? Каково ваше мнение о человеке, который пишет «Розбери» через два «р»?

В ответ на это я сказал ему, что если бы вздумал сердиться за подобные вещи, то жизнь моя стала бы невыносимой. Я получаю каждый день множество писем и совершенно уверен, что в двадцати или тридцати из ста писем мое имя написано во всевозможных вариантах. А лорд Розбери в состоянии не на шутку прийти в негодование от подобных мелочей.

После одного из смелых выступлений лорда Розбери, не только изумившего, но и взволновавшего Палату лордов, я осмелился откровенно высказать ему свою демократическую точку зрения.

— Заступитесь смело за парламент, — сказал я ему. — Отбросьте ваш наследственный титул и заявите, что отвергаете прерогативы, на которые не имеют права все остальные граждане. Станьте истинным вождем народа! Вы молоды, умны, обаятельны и обладаете блестящим даром слова. Решитесь на этот эксперимент, и вы, без сомнения, будете премьер-министром.

Он слушал меня с интересом, но, к моему изумлению, спокойно ответил:

— Но ведь нижняя плата может и не принять меня как пэра.

— Да ведь именно на это я и рассчитываю. На вашем месте я бы этого добился. Настаивайте на том, что человек, добровольно отказывающийся от своих наследственных прерогатив, тем самым становится гражданином, пользующимся правом быть избранным в Палату общин. Победа вам заранее обеспечена. Вы должны сыграть роль Кромвеля. Демократия чтит тех, кто нарушает прецеденты или создает новые.

На этом наш разговор окончился. Я не могу забыть, что впоследствии Морли в разговоре о лорде Розбери сказал мне с глубоким убеждением: «Поверьте, что в № 38 на Беркли-сквер 75 нет Кромвеля».

Марка с изображением Э. Карнеги, выпущенная 25 ноября 1960 года

В 1889 году президентом Соединенных Штатов был избран Гаррисон 76. Он был прежде военным и, став президентом, еще не вполне отделался от воинственных наклонностей. Это причиняло немало забот его друзьям. Когда, например, возникли недоразумения с Чили, то в течение некоторого времени казалось совершенно невозможным удержать Гаррисона от действий, которые неминуемо должны были привести к войне.

Дружеский шарж на Э. Карнеги, названный «Наш ангел мира» и опубликованный в журнале «Harpers» 24 мая 1913 года. Фотография была приобретена Фондом Карнеги за Международный Мир у Библиотеки Карнеги в Питсбурге и опубликована в брошюре «Фонды и учреждения Карнеги», изданной в 1982 году

Carnegie Endowment loi International Peace

Photograph of cartoon of Andrew Carnegie as "Our Angel of Peace-; cartoon appeared in Harper's, Kay 24, 1913

GS

Photograph was obtained from the Carnegie Library (Pittsburgh) collection and was ueod to illustrate the entry on the Carnegie Endowment in the pamphlet "Carnegie Trusts and Institutions" put out in Spring 1982 by the Carnegie Corporation.

Тогда я отправился в Вашингтон, чтобы попытаться сделать что-нибудь для примирения враждующих сторон, так как благодаря своему участию в Панамериканском конгрессе находился в добрых отношениях с представителями наших южных сестер-республик. Я встретил президента на улице у входа в отель.

— Привет, Карнеги, вы как сюда попали? — окликнул он меня.

— Я приехал только что, господин президент, и направлялся в отель.

— А что вас сюда привело?

— Я хотел кое о чем переговорить с вами.

— В таком случае не проводите ли меня? Мы по дороге побеседуем.

Президент взял меня под руку, и мы целый час ходили с ним по темным улицам Вашингтона, оживленно разговаривая.

Я напомнил ему его же слова, сказанные южноамериканским делегатам, что в великой семье республик мы являемся, так сказать, «старшими братьями» и что все возможные недоразумения будут улаживаться мирным путем. Вот почему я изумлен и удручен тем, что теперь он избрал совершенно другой курс и из-за пустых недоразумений грозит войной маленькой Чили.

— Вы житель Нью-Йорка, и у вас в голове только «дела» и доллары, — возразил президент, — таковы все ньюйоркцы. Они не думают о чести и достоинстве нашей республики.

— Господин президент, я принадлежу к числу тех людей в Соединенных Штатах, которые больше всего выиграли бы от войны. Я самый крупный стальной фабрикант, и война осыпала бы меня миллионами.