Калейдоскоп вечности (СИ) - Евгения Кострова

Юноши подняли крупные вазы из зеленого яхонта с тесненными вензелями на крышке, на колпачке которых изображался бутон цветущего лотоса и взлетающий с сердцевины аист, раскрывающий свои солнечные крылья. Их руки легко откупорили сосуды, и вода граненым хрусталем потекла в отверстия, выгравированные по всему периметру зала, в быстром потоке очерчивая кольцо из алхимических рун и математических символов, высвечивая ослепляющей белизной целые предложения старых знаний и слова псалмов древних религий. Мозаичные вербены пришли в движения, и части их тел отсоединялись, образуя беспорядочные графитные рисунки, сдвигающиеся к краям окружности и исчезая вовсе, оставляя после себя зияющую черную сферу. Отодвинулись тяжелые замки под сводами зала и на волю из бездонного, как тьма и ночь полукружия, вырвался золотой вихрь и бросил яростный соколиный клич. Птица вспорхнула в высоту, сделав несколько взмахов белыми крыльями огня, устремляясь на свободу к небесам и достигнув арочного купола, растворилась во всплеске красок, соединившись с солнечными бликами. София улыбалась от умиротворенного и благостного спокойствия в душе, тепла на сердце, словно их только что посетило неземное творение. Руки сами потянулись к свету, и, ощутив покалывающий жар на кончиках пальцев, девушка изумленно посмотрела на крохотное шафрановое перо, но оно мгновенно растворилось, превратившись в золоченую пыль, и яркие крупицы еще недолго блистали в воздухе.

— Красивое зрелище, не каждому суждено увидеть подобное, — сказал представитель, неотрывно следя за падающими сияющими пылинками.

— Да, невероятно, — согласилась София, растирая руки, в надежде втереть волшебные частички в себя, и вдыхая ртом свежий воздух. — Могу я задать Вам вопрос, раз мне довелось быть сегодня рядом с Вами.

— Конечно, дитя, но я уже могу ответить на него. Даже непроизнесенное вслух можно прочитать на лице, по событиям и людям, что копошатся возле, как муравьи. Не думай, что ты одна, кто хочет узнать ответ, что же ждет нас завтра, — он загадочно улыбнулся, вставая с постамента. — Никогда не верь словам, только действиям, тому, что видишь вокруг себя ежедневно, ведь каждый новый день происходит то, что изменяет вчерашнее. Постарайся улавливать все в мелочах, в самых незначительных: дрожь, утомительный вздох или двоякий взгляд, одежда, поведение. Может тогда тебе не придется задавать вопросов. И да, что конкретно ты хотела спросить, если тебя не устраивают мои нынешние слова?

— Что есть турнир? Я множество раз видела записи, сделанные прошлым столетием. Такая возможность есть только у числа, входящих в императорскую фамилию. Ничего подобного, что было на отборочном туре, я и представить себе не могла. Я свято полагала, что люди просто сражаются на ринге друг против друга, разве не так все должно быть?

— Эфемерно полагать, что вершителя судеб других людей можно избрать за небольшой отрезок времени. Прошлый турнир длился не дольше предыдущих, все зависит от самих участников и их стремлений, а не от сноровки или боевой мощи — это одна из причин, почему сражаются и люди с уровнем С. У них нет крыльев, чтобы летать или пламени, чтобы взрывать высокие горы и преобразовывать скалистые развалины во льва., но может статься, что внутри крепкий и непробиваемый стержень. Порой сдают те, у кого слабая воля — все построено на элементарной системе — человеческие грехи. Ревность, похоть, зависть, жадность, самолюбие и чванство — все то, что представляют из себя младшие потомки ночи, не дворяне, благородные любят пробовать на вкус человеческие эмоции, как младшие пробуют кровь и плоть, но ни те, ни другие не испытывают чувства такой величины, как обычные смертные. Люди подвержены грехам, и порой личность раскалывается на множество частей и, нет никаких реалий — создать заново целостную часть. Вы должны понимать, как будущая императрица, что сила физическая не всегда стоит с мудростью и терпением. Если бы на турнире побеждали только могущественные, а не сильные духом, то наш мир давно бы погряз в хаосе…

Его речь прервалась треском прочной древесины, ломом костей и удушающими всхлипами, кряхтением и горловыми криками, отдаленно смахивающими на писк. София несмело повернулась в сторону форума, над которым в невесомости возвышался один из британских послов, упорно дергавший кистями рук, силясь добраться до сжимающегося в невидимых тисках горла, но только пальцы достигали цели, как скручивались пополам, а локти выворачивались под богатой красной мантией и до ушей доносился звук порванных мышц и сливающихся ручьем капель крови.

— Скай…

Тело британца изогнулось в предсмертном вопле, воспаленные и опухшие от слез глаза закатывались, мокрое от тяжелого пота лицо покраснело, а седые волоски встали дыбом, но тут призрачная сила рывком отпустила его, да так, что он рухнул на прежнее место, разрубив своим кряжистым и раздувшимся телом каменный стол, по которому поползли мелкие паутины трещин.

— Всем собравшимся здесь стоило сначала вспомнить о правилах этикета, — спокойно вымолвил османский герцог, грозно всматриваясь в обезумевшую физиономию бритта, перекошенного от безмолвного выкрика. Его связки порвались, и он только и мог, что глотать воздух, упираясь лопатками в твердь и чувствуя каждый ушиб и подтек на спине, теребя своими сломанными руками то вверх, то вниз, не веря, что происходящее случилось наяву, а не в кошмаре. Багряная одежда на руках окрашивалась в темный, расплываясь по всему сюртуку.

— Что ты себе позволяешь, мальчишка! — рявкнул один из послов. — Устраивать подобное в священном зале, да ты…, -тирада не успела подойти к завершающемуся концу, когда фигура говорящего советника сорвалась с места и расшиблась о мраморный пол. Те, кто хотел возмутиться, сразу же обессилено опустились на прежние места, другие давали еле заметные сигналы рукой, чтобы привести стражей, ожидающих снаружи.

Ноги Ская стояли на все еще теплящихся солнечным сиянием древних шифрах, голубые глаза пылали гневом, зрачки расширились, превратившись в пустую бездну, окаймленную лазурным контуром. Власть, исходившая от них, была столь ощутима, что каждый, посмотрев в бездонную глубину, лишился бы прежнего спокойствия, вспоминая их мистическое всемогущество, распространяющееся на все тело, скрепляя путами потусторонней силы саму душу, а ритм сердца бушевать в неистовстве.

— Непозволительно, — в трансе шептал юноша, давая холодному ветру пробежаться по драгоценно вышитым мантиям и плащам, проскользнуть сквозь золоченые толстые завитки цепей, поддерживающие грузные медные люстры с растекающимися ароматными маслами и колоском огненной струи, вздымающемуся кверху. Музыка стихла окончательно, и все взгляды устремились уже не на герцога, а на участника Турнира. В воздухе смешивались и переливались запахи снежных гор и могучих лавин морской волны, капель дождя, устремляющихся к соитию с бесконечным океаном, пронизывающий насквозь холод пучин небес — каждый ощущал на себе бурю неподдающихся описанию чувств, и все сидели под давлением невообразимого могущества. Казалось, вот сейчас через край окатит волна силы, но ничего не происходило, лишь тугое и колкое напряжение царило вокруг. Они могли окунуться в беспамятстве в вихре его эмоций, и почувствовать на кончике языка привкус горечи и раздражения, толику гнева, но какой темной и острой она представлялась, почти обжигающей и тот, кто пытался проглотить застывший в горле кислый комок, замирал от пламени, быстро смешиваясь с венами, по которым текла кровь. Герцог закрыл свои магнетические глаза, отдаваясь знакомой энергии — его стихия легче, тоньше, прозрачней. Воздух был пропитан каждым микроскопическим элементом, и каждый предмет был неотделим от кислорода — он существовал в еле заметных прорезях древесины, в кубических пилястрах, украшенных листьями и выступающими из колонн диковинных существ в маскарадных масках и черных, и белых с витиеватой резьбой и филигранными записями, в легких людей, их коже и волосах, если изменить молекулярный состав, можно выжить все соки из тела, иссушить кожу, и кости смогут ломаться как яичная скорлупа, превращающаяся постепенно в песок. Если сейчас чуть поддаться уловимому дуновению…