Из ворон в страусы и обратно - Анна Яковлева

С одной стороны, пользоваться красками простак лягушатник ей разрешил, поэтому велик был соблазн прокатить его с поцелуями.

С другой стороны, она злилась на себя за то, что французик ее провел, как любит говорить баба Катя, на мякине. Ничем другим, кроме творческого зуда, Нилка объяснить себе этот факт не могла.

Да и как было не соблазниться? Вот оно, богатство художника по батику: наборы красок, кисточек, воск, закрепитель, разные цацки, пецки, прибамбасики в красивых упаковках – все, что душеньке угодно, и вдруг всего этого лишиться? Нашли дуру!

Баба Катя тем временем продолжала выступать в роли светской львицы:

– Ренеша, а президент-то ваш молодец. Вон какую красотку отхватил себе в жены! Тоже из манекенщиц.

Нилка пошла пятнами:

– Почему «тоже»?

– Ну, это я к слову, – ничуть не смутилась Катерина Мироновна, – сейчас у каждого политика и у каждого мало-мальски оперившегося бизнесмена жены модели или бывшие модели.

– Глупости, – пробубнила Нилка, запихивая в рот пельмень, – моделей на всех не хватит.

– Да, он у нас геройский президент, – с гордостью изрек Ренеша, – и не только в любви. Как настоящий мужчина, он не боится смелых решений.

– Да уж, – промямлила Нилка, – куда смелее: на голову ниже жены.

Политическая тема на этом исчерпала себя, и Катерина Мироновна решила ее сменить.

– Ренеша, куда ты поедешь на ночь глядя, – медовым голосом произнесла она, – оставайся, я тебе постелю в зале на диване.

Пельмень застрял у Нилки где-то на середине пищевода, она схватила стакан с соком и так резко поднесла ко рту, что было слышно, как звякнули зубы о стекло.

Катерине Мироновне этого показалось мало. С самым невинным видом она обратилась за поддержкой к внучке:

– Правда же, Нилушка?

Утопив пельмень, Нилка едва не подавилась соком.

– Еще не поздно, – прохрипела она.

– Катерина Мироновна, пожалуй, я приму ваше приглашение. – Рене был воплощенным кротким агнцем.

– Вот и отлично, – обрадовалась баба Катя, – тогда, может, попробуем моей наливочки из черной смородины? По капле.

– Наливочки?

Промокнув салфеткой слезу, выступившую от кашля, Нилка просипела:

– Это такой мартини.

– О, конечно, – оживился коварный француз. Судя по всему, настроение у него было отличным.

– Я не буду, – замотала головой Нилка. Ей хотелось провалиться сквозь пол. Ход мыслей бабули был слишком очевиден: на старости лет совсем потеряла стыд со своей идеей-фикс пристроить внучку в надежные руки.

Вспомнив, как Ренеша мастерски выторговал поцелуи в обмен на краску, Нилка покосилась, скользнула взглядом по его интеллигентным, ухоженным рукам.

Совершенно не факт, что руки у Ренеши надежные! Шаловливые ручонки у Ренеши – это точно. И вообще скользкий тип, как бабуля не видит? Шулер. Наперсточник.

– Как, даже чай не будешь? – показательно огорчилась баба Катя.

– Нет, – наградив бабулю выразительным взглядом, Нилка и поднялась, – спасибо.

– На здоровье, Нилушка, – проворковала Катерина Мироновна и вернулась к беседе: – Да, Ренеша, все хочу спросить: кто твои родители?

К сожалению, Нилка в этот момент с размаху хлопнула дверью и ответ пропустила.

Стремясь компенсировать упущение, затаилась под дверью и услышала разговор, который вызвал в душе бурю:

Рене: Как она?

Баба Катя: Все так же. Варвара Петровна боится рецидива – повтора, значит.

Рене: Пусть запишет лекарства – я все привезу.

Баба Катя: Ей не столько лекарства нужны, сколько общение, коллектив. А еще лучше – любовь.

В комнате наступила такая глубокая тишина, что Нилка затаила дыхание, боясь себя выдать. В висках стучала кровь, мешая подслушивать.

Когда Рене заговорил, голос его показался чужим:

– Думаете, она сможет влюбиться?

– В ее-то возрасте? Еще как! – ничтоже сумняшеся расписалась за внучку баба Катя, и Нилка даже представила ее снисходительный взгляд.

На цыпочках, стараясь не наступить на скрипучую половицу в коридоре, Нилка шмыгнула в спальню.

О чем это бабуля?

У нее, Неонилы Кива, другое предназначение. Ни на что не отвлекаясь, она будет дарить радость людям: шить одежду и расписывать ее батиком – с любовью это плохо монтируется. Вообще, слово «мужчина» – это антоним слова «муза».

Из всех известных Нилке женщин только Каролина Эррера в каждом интервью рассыпается в благодарности супругу за все, чего добилась в жизни, но кто знает, что за этим кроется.

Захватив с собой настольную лампу, Нилка вернулась на веранду, села за столик и с нетерпением, от которого горели щеки и мелко покалывало ладони, взялась за кисточку.

Мысли постепенно пришли в согласие, на душе установился мир.

Для первого раза батик выходил вполне сносный.

Акварельный рисунок выйдет вообще потрясающим, воображала Нилка, накладывая мазки, – размытым, как мираж, и нежным, как поцелуй.

Поцелуй… Вот черт, привязалось слово….

– Красиво, – проговорил беззвучно нарисовавшийся Рене, и Нилка уловила сладкий запах еще не перегоревшей настойки.

Угол простыни украшала лилия, выполненная в технике Лин: был натуралистично выписан каждый лепесток, с тихими абрикосовыми тенями и полутенями.

– Представляешь, как это будет выглядеть на шелке?

– Очень красиво, – повторил Рене. – Ты закончила?

– Почти. – Нилка еще раз придирчиво осмотрела свой первый батик.

– Ты молодец, Ненила, я тобой горжусь, – подозрительным голосом проговорил Рене.

Мир и покой в Нилкиной душе лопнули, как мыльные пузыри. Как она может быть такой доверчивой дурой? А этот-то, этот… агент-провокатор… Подкрался, когда она меньше всего ждала, сладким голосом поет дифирамбы. А сам… Что он делает? Вот что делают его руки на ее спине? И на талии?

Ах, он прохинде-е-ей… Что это? Кажется, он собирается целоваться?

– Ну, что же ты? – нетерпеливо поинтересовался Рене, и Нилка с ужасом поняла, что настал час расплаты за минуту слабости.

Большими глазами она смотрела на ожидающие губы… В конце концов, если он не помнит, как это делается, то можно схалтурить.

Господи, что за глупости лезут ей в голову?

Она же хотела расторгнуть сделку и прокатить лягушатника с обещанными поце…

За две недели до свадьбы у Тоньки случилось непредвиденное обстоятельство. Обстоятельство было низкорослым и тщедушным, но чрезвычайно воинственным и отзывалось на имя Алик.

Ко всему Алик оказался ревнивым и мстительным.

– Он угрожал Вене, – всхлипывала обессиленная Тонька. Она рыдала уже час, и Нилка всерьез опасалась преждевременных родов.

– Тонечка, не реви, пожалуйста, – сочувственно блеяла она, – это вредно маленькому. Угрожать и осуществить угрозу – это не одно и то же.