Карнакки - охотник за привидениями - Уильям Ходжсон

Море как будто сделалось символом простора и уединения, и мне даже казалось, что нет нигде никакой суши, нет вокруг никакого мира, и только великий океан разбегается во все стороны от нашего корабля. Налетавшие по ночам загадочные шквалы принимали все более бурный характер, и иногда я готов был подумать, что ветер способен вырвать из корабля сам рангоут его, однако, к счастью, мы не испытали подобных повреждений.

Шли дни, я убедился наконец в том, что эксперименты мои дают весьма четкие результаты, хотя и противоположные тем, которые я надеялся получить, ибо теперь на закате похожее на дым серое облачко поднималось в каждой стороне горизонта сразу же после того, как я выключал свои вибрации, в результате чего я прекратил новые попытки, и эксперименты мои приобрели чисто поисковой характер.

Наконец после того, как такое состояние дел затянулось уже на целую неделю, я провел долгие переговоры со старым капитаном Томпсоном, и он согласился разрешить мне провести смелый и окончательный эксперимент. Я намеревался оставить вибрации включенными на полную мощность от самого заката до рассвета и вести тщательное наблюдение за результатами.

Все было приготовлено к этой цели. Спустили большие паруса и брамселя, свернули все остальные паруса, закрепили все, что было на палубе. С носа спустили плавучий якорь, вытравили длинный трос. Так сделали для того, чтобы судно развернулось носом к волне, с какой стороны света ни налетел бы на нас очередной из таинственных ночных шквалов.

Вечером команду отправили в носовой кубрик и велели матросам веселиться, спать или заниматься собственными делами, но только не выходить ночью на палубу, что бы ни происходило на ней и вокруг корабля. На всякий случай мы заперли левую и правую двери. После этого я нанес первый и восьмой знаки обряда Саамаа на каждую притолоку, соединив их тройными линиями, скрещенными на каждом седьмом дюйме. «Вы, Аркрайт, глубже меня погрузились в магические науки и знаете, что это означает».

После этого я окружил весь носовой кубрик снаружи проводом и подсоединил его к своей аппаратуре, которую расположил в кормовой кладовой для парусов.

— В любом случае, — объяснил я капитану, — матросы практически рискуют не больше, чем во время пусть и жуткого шторма. Реальная опасность будет грозить тем, кто будет осуществлять воздействие. Путь прохождения вибраций образует своего рода гало вокруг приборов. Мне придется находиться возле них, чтобы управлять вибрациями, и я охотно иду на этот риск, однако вам лучше оставаться в своей каюте, и три помощника должны сделать то же самое.

Однако старый капитан отказался от такой возможности, а три помощника выпросили у него разрешение остаться наверху, чтобы увидеть самое интересное. Я самым серьезным образом предупредил их о том, что они могут оказаться в весьма неприятной и безвыходной ситуации, но они готовы были рискнуть, и должен сказать, что я не пожалел об их присутствии.

После этого я занялся делом, прибегая к их помощи, когда это было необходимо, и таким образом привел в порядок все свое оборудование. Затем я провел свои провода из каюты сквозь световой люк, выставил на ноль циферблат вибратора и отрегулировал прерыватель, прочно привернув свои машинки к палубе полуюта в свободном месте между передней стороной светового люка и крышкой ящика для парусов.

Далее я усадил капитана вместе с тремя помощниками рядом друг с другом и велел им не двигаться, что бы ни происходило. После этого я взялся за дело уже в одиночестве и мелом нарисовал охвативший нас всех вместе с моей аппаратурой временный Пентакль.

Потом я постарался побыстрее разместить вокруг нас трубки моего Электрического Пентакля — спешка объяснялась тем, что уже начинало смеркаться. И как только это было сделано, я подключил ток к вакуумным трубкам, и вокруг нас немедленно вспыхнуло тусклое болезненное и бледное свечение, казавшееся холодным и нереальным в последнем вечернем свете.

Сразу же после этого я отправил вибрации во все стороны пространства и уселся возле пульта. Тут я снова переговорил с остальными, предупредив их о том, если им дороги собственные жизни, Пентакль нельзя покидать, что бы они ни увидели или ни услышали. Моряки согласно закивали, и я понял, что они полностью осознают степень неведомой опасности, которой подвергаемся все мы.

А потом мы стали ждать. Все были в непромокаемой одежде, поскольку я ожидал бурных и весьма неожиданных выходок со стороны стихии, готовые к любой ночной буре. Не забыл я и еще об одном важном деле и во время конфисковал все спички, чтобы никто по забывчивости не раскурил трубку, ибо световой луч может стать тропой для некоторых Сил.

Вооружившись морским биноклем, я стал обшаривать горизонт. Вокруг корабля, на всех милях, уходивших к далекому горизонту на поверхности моря, собирался странный и смутный мрак. Он становился все более явным, и мне уже показалось, что это легкий и низкий туман ложится на воду вдали от корабля. Я внимательно вглядывался вдаль, капитан и трое помощников также следовали моему примеру с помощью своих биноклей.

— Набегает на нас на скорости в несколько узлов, мистер, — негромко промолвил старик. — Искушаем судьбу, скажу я вам. Надеюсь только, что все закончится благополучно.

Капитан ограничился лишь этими словами, и за последующие невероятные часы ни он сам, ни помощники его не проронили ни звука. Ночь сгущалась над морем, мы впятером потеряли из вида наползавший на нас круг тумана, погрузившись в глубокое и угнетавшее нас безмолвие посреди бледного свечения Электрического Пентакля.

По прошествии некоторого времени сверкнула странная и бесшумная молния. Под словом «бесшумная» я имею в виду то, что если вспышки ударяли вблизи от нас, озаряя гладкую поверхность моря, то грома не было; потом, мне казалось, что и сами вспышки не были подлинными. Странно сказать, однако именно такое впечатление сложилось у меня. Вокруг нас словно бы сверкали знаки, символы молний, но не было самого электричества. Конечно, я не пытаюсь воспользоваться здесь этим словом в его техническом смысле.

Вдруг странное содрогание сотрясло весь корабль от носа до кормы и затихло. Оглядевшись по сторонам, я обратил свой взор к четверым морякам, ответившим мне взглядами, полными испуга и немого удивления, но никто из них не промолвил и слова.

Миновало минут примерно пять, в течение которых не было слышно буквально ни звука, если не считать тихого жужжания моей аппаратуры, и не было видно совсем ничего, кроме бесшумных молний, вспышка за вспышкой освещавших море вокруг корабля.