НОВАЯ ЖИЗНЬ или обычный японский школьник - Виталий Хонихоев

проблему. В этом случае опять его бить придется… ну или иные методы применять. Так что мне надо сразу знать к чему готовиться. Во-вторых почему-то для меня это было важно и на каком-то внутреннем уровне, словно бы без этого я не поставил бы точку. Не закрыл бы гештальт. А гештальты закрывать надо, мне в этом мире еще долго жить, не хватало только нездоровых психических фиксаций.

— Кента-кун — строго говорит мама: — ты мне голову не морочь. Что с тобой случилось? То ты начинаешь цитатами разговаривать, то вчера мне лекцию о вреде связывания одноклассников прочитал. Довольно грамотную лекцию, кстати. Я позвонила своей подруге, которая в юридической фирме работает, она подтвердила что все, что ты говорил — верно. И насчет омертвения тканей, если неправильно связать — тоже верно… я узнавала — тут мама слегка краснеет, но справляется с собой: — а тут вон подрался!

— Не дрался я! — отрицаю все, потому что единственный верный способ разговаривать с женщиной, которая тебя любит — отрицать все с самого начала. Не дрался, не привлекался, а этих двух девушек мне подкинули. Как-то так. Впрочем с мамой это бесполезно.

— Как не дрался! Мне этот твой одноклассник все рассказал! Что ты за него вступился и парней поколотил. Нашел, кстати, за кого вступаться, он же здоровенный как бык, а ты у нас как тростинка, он что, сам не мог за себя постоять? — говорит мама и ее возмущенный голос звенит по комнате.

— Почему ты за мальчиков вступаешься? И неужели нельзя было решить конфликт без драки? Вот твой отец в жизни ни с кем не дрался, за что я его и люблю. А ты… — мама только руками разводит: — вот в кого ты такой…

— А у него любовь! — пищит со своего места довольная Хината: — вот он и изменился!

— Что? — мама меняется в лице. Некоторое время молчит. Я думаю о том, что подростковая любовь — это прекрасная ширма для всех изменений Кенты, вот почему «Гермиона сильно изменилась за лето», моральное потрясение и все такое прочее, а как красиво и романтично! В такую версию все поверят тут же — дескать Кента влюбился и решил изменить себя, сделать себя из обломков и восстать словно феникс! Как говорит наша школьная медсестра — много крови, много песен за прекрасных льется дам. Вот вам и обоснования того, что я изменился, и это только начало.

— Любовь? — как-то беспомощно оседает мама на стуле: — но… как же? Ты же еще маленький… и …

— Он уже дылда! Он уже в старшей школе учится! — добавляет Хината: — вы на него посмотрите!

— Мы, конечно, тебя не осуждаем… — говорит мама, справившись с собой: — и поддерживаем во всех твоих начинаниях… но, сын, ты уверен, что он тебе подходит?

— …? — я выражаю крайнюю степень недоумения.

— Ну то есть, вы такие разные — он и ты… ты у нас такой … хрупкий, а он — такой громила, я, конечно, понимаю, что противоположности притягиваются… но … может ты хотя бы еще раз попробуешь с девочкой? В прошлый раз тебе так не понравилось?

— Что?! — недоумение начинает приобретать космические масштабы.

— Мама думает, что у тебя с этим качком роман — в полном восторге пищит Хината: — он же тебя на руках принес, а ты его защищал там от кого-то. Мама думает, что ты — гей!

— Помолчи, Хина-тян! В этой семье мы не осуждаем и не вешаем ярлыки на людей! — мама мгновенно прописывает Хинате легкий подзатыльник, приводя мелкую в чувство: — в первую очередь он мой сын и твой брат! Даже если ему нравятся такие вот…

— Да он не гей, ма! — пищит Хината, вжав голову в плечи: — вот совсем!

— Правда? — облегченно вздыхает мама: — это точно?

— Правда-правда! Он не гей, он всесексуал! Он всех может — и мальчиков и девочек. Может даже собачек и кошек… наверняка может! — Хината резко ныряет под стол и мамина рука проносится над ней: — так все в школе говорят!

— Ну все — говорю я: — хватит. Никакой я не гей.

— Слава Аматэрасу — вздыхает мама: — а то я уже попрощалась с мыслью нянчить внуков.

— А как же я?! — возмущается Хината из-под стола: — у меня тоже дети будут!

— Ой, помолчи. — говорит мама: — не встречай в разговор взрослых, а то … — она недоговаривает, но Хината срочно замолкает. С мамой можно весело разговаривать, шутить «на грани», однако до определенного предела. И когда мама начинает добавлять металл в свой голос — тут самое время начинать принимать ее всерьез. Вон, Дзинтаро даже не пикнул, просто сел и дал себя связать, потому что с ней связываться себе дороже. Я думаю, что отряд вооруженных до зубов ассасинов, ворвавшись в наш дом и встретив такой взгляд мамы — в полном составе молча снял бы обувь и отправился мыть руки перед едой. Сила маминого взгляда!

— Тогда значит эта миленькая девочка, которую ты подобрал на улице? — говорит мама: — которая даже не позавтракала и убежала? С которой ты всякие непотребства у себя в комнате творил? Все-таки понравилось?

— Что? — нет, я понимаю, что речь идет о Томоко, она действительно убежала, не позавтракав и в школу в тот день не пришла, но «непотребства»?

— Ты не подумай, я не подслушивала… — мамин взгляд скользит в сторону Хинаты, а последняя начинает густо краснеть и смотреть в сторону. Ага, вот и источник информации. «Ты не подумай, я не подслушивала» — говорит мама, но ей и нужды не было. У нас дома есть кому подслушивать.

— Да не было у нас ничего! — автоматически отрицаю я. Как умело врать начальству, жене и маме? Очень просто — надо самому верить в то, что говоришь. Вот не было у нас с Томоко ничего и точка. А почему не было ничего? Да потому что, для того чтобы сказать, что «что-то было» — необходим сексуальный контакт, верно? Они же это тут мне инкриминируют? А этого не было. Что могла услышать Хината? Мы были достаточно тихими… так что это только догадки. Правда, если Хината в своей паранойе последовательна и