Para bellum (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Более того, компания Renaultуже начала производство R29. Он ведь во всем всех устраивал и эти испытания были не более чем формальностью. Да и корпуса B1 тоже стали потихоньку изготавливать. Про запас. Потому как к ним никаких вопросов не имелось, а корпус танка — самая сложная, трудоемкая и дорогая его часть…

Отказ платить по долгам, набранным за годы Мировой войны вдохнуло новую жизнь в экономику Франции. И это коснулось не только танкостроения. Например, в самые сжатые сроки создали так называемую комиссионную автоматическую винтовку под новый патрон 7,5×57 MASобразца 1924 года.

Генералы не захотели карабин под промежуточный патрон, назвав его глупостью. Из-за чего и пришлось использовать тяжелый патрон. Само же оружие стало облегченной формой ручного пулемета Fusil-mitrailleur Modèle 1924 под тот же патрон. Который был вариантом знаменитого BAR.

Пулемету добавили переключатель огня с возможностью ведения как автоматической, так и одиночной стрельбы. Укоротили и облегчили ствол… да и вообще в целом облегчили. Поставили дульный тормоз, чтобы погасить ломовую отдачу. Добавили пистолетную рукоятку, заодно перенеся магазин вниз, как у оригинального BAR, уменьшив количество патронов до 10 штук. В итоге получилась самозарядная винтовка массой около 7,1 кг, безумно напоминающая Colt Monitor R80 1931 года.

Не бог весть что, но вполне рабочий вариант, хоть и изрядный по весу. А главное — не копирование советского образца. Шарль хотел именно так и сделать — взять и скопировать. Но генералитет задело, что копировать приходилось бы оружие, разработанное дикарями. Ведь русских во Франции именно таковыми и считали. Просто белыми туземцами. И изрядная стоимость оружия никого не тревожила, как и его чрезмерная масса. Заводы Франции и обновленный военный бюджет могли себе это позволить…

Аналогично шли дела всюду.

Франция оживала.

Франция продолжала переполняться надеждами.

А уровень милитаризма, шовинизма и оптимизма его населения накачивался невероятными темпами. Да и национализма, местами совершенно пещерного вида, расцветал бурно и совершенно несдержанно.

Вспоминали все и всем.

И если правительство старалось не нагнетать в плане отношения с англичанами, то вот в народных низах ходило много всяких гадостей. Которые подогревались статьями в желтой прессе силами советской разведки. Благо, что врать особенно и не требовалось. Например, объясняя французам, что до Великой французской революции Франция была гегемоном Европы. Да и, по сути, мира. А сейчас кто? Жалкая пародия на себя в прошлом?

«Франция которую мы потеряли» — стала основной темой дебатов и обсуждений повсеместно. И у Шарля де Голля, который всю свою жизнь жил в этом восприятии реальности, эти все темы вызывали живейший отклик и полное принятие. Поэтому, глядя на то, как взревев мотором, B1 медленно покатился по ангару, отправляясь «месить грязь», его душа пела. Без шуток. Искренне.

И появлялось злорадное чувство удовлетворения, гасящее страх и стыд, оставшийся от тех событий под Минском… в Варшаве. Когда вооружение каких-то дикарей оказалось сильно лучше французского…

Фрунзе тем временем не почивал на лаврах, понимая, что враги стараются, готовятся, «кую топоры, буйны головы сечь». Поэтому пытался если не обогнать их, то хотя бы компенсировать усилия. Вот и сейчас он находился в Севастополе, присутствуя на очередных испытаниях нового истребителя. Палубного…

Строить серьезный флот для лобового противостояния с ведущими морскими державами Союз пока не мог. Промышленно в принципе бы потянул, если бы захотел. Но вот с культурой производства пока нет. И еще долго нет. Что влекло за собой массу проблем. Ведь требовалось не только построить кучу кораблей первого ранга, что само по себе отдельная форма циркового шоу, но и содержать, поддерживая боеспособность. Фрунзе же прекрасно знал, как выданный на подержать современный линкор англичанами, был почти что в ноль убит во время Великой Отечественной войны. Дошло до того, что башни приржавели и перестали вращаться.

Михаил Васильевич был не удивлен.

Флот, как и армия, не может существовать бесцельно. Базовая цель флота — конвой — проведение его или блокировка чужого. Все остальное — вторично. А когда флот сидит на базах, почитая за подвиг выход куда-нибудь на сто-двести миль, им можно пренебречь. Его нет. Это просто корабли и люди, но никак не флот и моряки, как метко в свое время отметила Екатерина II.

Союзу остро требовалось найти цель для флота.

Иначе его прокачивать можно только в рывке, чрезвычайным усилием. Как Петр Великий. Но после ухода локомотива, он вновь будет стремительно деградировать до уровня «героев Цусимы» или гигантов «затопления кораблей на рейде Севастополя». И это — в лучшем случае.

Для чего Михаил Васильевич задумал создание тяжелой рейдерской группы с базированием в Мурманске. Чтобы в случае потенциальной войны с Францией или Великобританией выпускать ее оттуда на оперативный простор. Понятно — натяжка. Но это хоть что-то, на полном безрыбье «береговых флотов». Для чего вел переговоры с верфями в восточной Германии для постройки кораблей.

Почему группу, а не отдельный рейдер?

Потому что.

По мнению Фрунзе, один корабль, даже самый могучий, был не в состоянии действовать на коммуникациях противника. Его рано или поздно загонят в ловушку, зажмут и уничтожат. Что и показал практика обоих мировых войн.

Поэтому он панировал создать небольшой флот, собранный из взаимно дополняющих кораблей. Тем более, что вроде как получалось в разумные сроки создать дизельные «звезды» подходящих мощностей. А это значит — высокая экономность и автономность.

По идее на роль флагман тут очень подходил бы быстроходный линкор. Но в 35 тысяч тонн он не вписывался. Так что пока нужно было обходиться без него… Пока, на вскидку, у него вырисовывался небольшой флот, скомпонованный по схеме камень-ножницы-бумага: 3 авианосца, 2 линейных крейсера и около десяти легких крейсеров ПВО.

Легкие крейсера ПВО могли выпиливать самолеты противника и прочую мелочевку. Линейные крейсера — для того, чтобы бить легкие и тяжелые крейсера, выступая этакой дубинкой для легких сил, в случае, если они слишком сильно сблизятся. А авианосцы, соответственно, могли резать линейные крейсера и линкоры, а также вести разведку в широком радиусе, разыскивая транспорты противника. Им в нагрузку должны были идти быстроходные эскадренные танкеры и корабли обеспечения. И все это хозяйство должно было развивать и держать эскадренную скорость не меньше 33 узлов, а лучше 35. Чтобы их догнать могли только какие-то совсем ничтожные легкие силы.

Много.

Наверное, слишком много.

Но Фрунзе прекрасно знал — вполне реально.

И все тут упиралось не только и не столько в силовую установку, сколько в корпус. А точнее в его геометрию. Для чего в опытных бассейнах шли напряженные работы по подбору подходящих обводов корпуса, не брезгуя при этом ничем. Из-за чего почти сразу в проект пришла транцевая корма и носовой бульб.

Транцевая корма была важна из-за того, что корпус корабля с острыми обводами получал сильный дифферент на корму на большой скорости. Из-за недостатка плавучести. Что, кроме иных проблем, увеличивало площадь смоченной поверхности и увеличивало силу трению. Так что переход к транцевому типу кормы позволял выиграть 1–1,5 узла скорости при прочих равных. От нее в свое время отказались из-за ошибочных представлений, продиктованных слабым развитием гидродинамики. Но ничто не мешало ее вернуть, как и поступили в 1930-1940-е годы.

Бульб также не был каким-то ноу-хау в 1929 году. Он к тому времени уже активно применялся, на тех же лайнерах[1]. Зачем?

Дело в том, что для движения вперед корабль должен преодолевать в воде силу трения и производить волну, выдавливая воду со своего пути. Причем форма форштевня такова, что вода выдавливается не просто вбок, а вбок и вверх. На разных скоростях баланс этих «препятствий» меняется. Если на самом малом ходу на создание волны почти не тратится усилий, то на больших скоростях усилия на создание волн уходит до 2/3 и более всей энергии судна.