Цивилизация Древней Греции - Франсуа Шаму

Последний день соревнований, которые длились пять дней, был посвящен награждениям. В присутствии огромной толпы, победители, которых называли олимпиониками, выступали вперед, услышав свое имя, чтобы получить награду: простой венок из дикой оливы, перелетенной с листьями священного дерева, которое Геракл, по словам Пиндара, принес из страны гиперборейцев, чтобы вырастить в Олимпии. Эти венки были сложены на роскошном столе для даров, инкрустированном золотом и слоновой костью, сделанном Колотом, учеником и сотрудником Фидия. Этот стол изображен на оборотной стороне памятных монет, отчеканенных элейцами в 133 году до н. э. при императоре Адриане. Для греков не было большей чести, чем олимпийский венок, полученный на глазах у всей Греции в святилище царя богов. Именно об этом говорит знаменитая история, рассказанная Цицероном в «Тускуланских беседах» (I, 46, III) о Диагоре и лаконийце. Диагор с Родоса, знаменитый кулачный боец, победил в Олимпии, его успех был отмечен Пиндаром в седьмой «Олимпийской оде». Постарев, он имел счастье увидеть победу двух своих сыновей. «Один лакониец подошел к старику и поздравил его: “Умирай сейчас, Диагор, сказал ему он, поскольку большей радости тебе не видать!”… Автор этих строк подразумевал, что произвести на свет троих олимпиоников было исключительной честью для семьи и что Диагор искушает судьбу, оставаясь в живых».

Так, желание славы, восхвалений, чувство национальной гордости и искреннее почтение по отношению к божеству — все в совокупности разжигало пыл соперников. Зрителей же одолевало любопытство увидеть вблизи известных людей, поскольку среди атлетов были писатели, философы, риторы и художники, которые, используя стечение народа, представляли свои произведения на публичных чтениях или пытались получить заказы. Оживленность, суматоха, торговые сделки непременно сопровождали спортивные состязания и священные церемонии. На священной территории Алтиса, посвященного Зевсу, говорили на всех греческих диалектах. Зеваки высматривали какого-нибудь известного гостя — Фемистокла, Алкивиада, Платона, о приезде которых в Олимпию знали точно, или других, о чьем прибытии не сообщалось. Геродот читал там свою «Историю» под аплодисменты собравшихся, которые, по свидетельству Лукиана, назвали девять книг произведения именами девяти муз. Софист Горгий из Леонтини вызвал восторг своим красноречием, и в память об этом его внучатый племянник воздвиг статую, которую позже мог узреть Павсаний. Совместно проживая в течение нескольких дней, участвуя в одних и тех же жертвоприношениях, в равной степени волнуясь за участиников, люди со всех концов греческого мира лучше узнавали друг друга. Несмотря на различие интересов и на столкновение амбиций, свойственных разным городам, они осознавали свою глубокую солидарность. Это было конкретное выражение самого понятия об эллинизме. Это чувство значительно усиливалось во время таких крупных регулярных религиозных сборищ, которые греки называли панегириями. Именно об этом великолепно сказал Исократ, великий афинский ритор IV века, в своей речи, которую он произнес в 380 году по случаю сотой Олимпиады и которую поэтому называют панегириком: «Заслуженно хвалят тех, кто учредил общеэллинские празднества за установленный ими обычай заключать всеобщее перемирие и собираться вместе, чтобы, свершив обеты и жертвоприношения, мы могли вспомнить о связывающем нас кровном родстве, проникнуться друг к другу дружелюбными чувствами, возобновить старые и завязать новые договоры гостеприимства. Собравшись вместе, эллины получают возможность приятно и с пользой провести время, одни — показывая свои дарования, другие — глядя на их соперничество, причем все остаются довольны: зрители могут гордиться тем, что атлеты ради них не жалеют сил, а участники состязаний рады, что столько людей пришло на них посмотреть»[24].

Другие крупные панэллинские игры были поводом для подобных панегириев. Пифийские игры в Дельфах были основаны в честь Аполлона после первой священной войны в 582 году. Постепенно они дополнялись теми же атлетическими состязаниями, что и в Олимпии. Но их своеобразие заключалось в том, что существенное место отводилось музыкальным соревнованиям, традиция которых в Дельфах была очень древней: известно, что Гомер и Гесиод хотели принять участие в этих соревнованиях, но были исключены: один — поскольку был слепым и не умел играть на кифаре, другой — поскольку, будучи отличным поэтом, не достаточно хорошо аккомпанировал себе на кифаре. История рассказанная Павсанием, скорее всего недостоверна, однако она отлично показывает, что Аполлон, бог искусства, проявлял одинаковый интерес и к музыкальными композициями, и к атлетическими соревнованиями.

Празднества происходили каждые четыре года, на третий год после олимпиады, то есть через два года после Олимпийских игр, ближе к концу лета (август-сентябрь). За некоторое время до игр дельфийцы отправляли делегации, теоры (или те ары, как говорили в Дельфах), в разные концы греческого мира для официального оповещения об открытии пифий. Во время этого религиозного посольства теоров принимали и размещали в каждом независимом полисе официальные лица, в обязанности которых входило облегчить их миссию и которые назывались теородоками. Список этих теородоков высекался в святилище, и до нас дошел один фрагмент, относящийся к концу V века, большой кусок конца III века и несколько фрагментов середины II века. Это очень ценные источники для исторической географии и ономастики. Как и в Олимпии, наградой в этих играх был простой венок из листьев лавра — любимого дерева Аполлона, ветки которого срезались в особых условиях, согласно религиозным требованиям: ребенок, чьи отец и мать были живы, должен был отправиться за этими ветвями в долину Темпеи, в Фессалии. Авторитет Аполлона, известность его оракула повышали привлекательность игр и приводили в Дельфы толпы, сравнимые с теми, что собирались в Олимпии.

Истмийские и Немейские игры проходили каждые два года, в отличие от Олимпийских и Дельфийских, то есть на второй и четвертый годы после каждой олимпиады. Первые праздновались в честь Посейдона в его святилище на Истме, остатки которого частично исследуются. Эти игры организовывали коринфяне, но привилегированное место среди всех гостей занимали афиняне. Проводились игры весной (апрель-май). О них объявлялось официально, и по этому случаю объявлялось священное перемирие, которое сохранялось даже в самый разгар Пелопоннесской войны: Фукидид упоминает об этом, говоря об играх 413 года. Победителям поначалу присуждался сосновый венок, замененный вскоре, с началом эпохи Пиндара, на венок из сельдерея. Из сельдерея делались венки и для Немейских игр, проходивших в святилище Зевса в Немее, в Арголиде. Их организация лежала на плечах жителей небольшого соседнего полиса Клеоны, вплоть до эпохи Пиндара, однако аргосцы, чье влияние распространилось на весь Пелопоннесский регион, вскоре их вытеснили. Хотя воспоминание о знаменитом льве, убитом Гераклом, останется привязанным к небольшой Немейской долине, но именно Зевса почитали здесь на участке, усаженном кипарисами. Соревнования напоминали Олимпийские, и, как и в Олимпии, судьи состязаний назывались элланодиками. Признанный панегирией всех греков, праздник также инициировал священное перемирие.

Особо сильное восхищение вызывали победы на великих играх, когда один и тот же атлет получал венок в цикле из четырех праздников: он назывался в таком случае периодоником, или «победителем цикла». Слава об этих чемпионах переходила из века в век и в некоторых случаях причисляла их к рангу богов. Пример Теогена из Фасоса это прекрасно иллюстрирует. Сын жреца Геракла, он считался сыном самого бога — легенда, объяснявшая обряд иерогамии, как мы уже видели. Непобедимый на протяжении двадцати двух лет борец, он коллекционировал победы: девять раз он побеждал в Немеях, столько же — в Истме (и еще один раз в панкратии на том же празднике), трижды победитель Пифийских игр (в один год на которых ни один из соперников не рискнул с ним сразиться), апогеем его карьеры стали победы в Олимпии в 480 году в кулачном бою и в 476 году в панкратии. Ему воздвигли статуи в Олимпии, в Дельфах и на острове Фасос, его родине. Основания этих статуй были найдены в более или менее целостном виде: на постаменте в Дельфах можно прочесть полный список побед Теогена, а также эпиграмму из двенадцати строк, восхваляющую исключительные заслуги чемпиона, который мог гордиться победами в 1300 соревнованиях! Память об этом жила долго: в III веке до н. э. эпиграммист Посидипп из Пеллы сообщал, что удивительный аппетит этого кулачного бойца позволял ему съесть целого быка в одиночку… Во II веке н. э. ритор Дион Хризостом, философ Плутарх, а позже путешественник Павсаний много говорили о Теогене, его вспыльчивом характере и подвигах.