Большая Засада - Жоржи Амаду

В эти дни торговля у Фадула шла оживленно, как никогда раньше, он изрядно заработал, но зато содействовал общему веселью своей бакалеей и незначительной суммой денег. Тисау поставил в лесу больше ловушек, чтобы дичи хватило на всех, кроме того, дал денег на кукурузу, кокосы и пиротехнику. И конечно, нельзя не упомянуть о помощи капитана Натариу да Фонсеки. Посетовав, что не сможет сам принять участие в празднике, он раскрыл кошелек — от себя, а также от имени Бернарды и Короки. Но вовсе не поэтому две проститутки — да и все остальные тоже — решили не работать в праздничные дни.

Кукурузу и кокос, сахар и соль раздали женщинам, сморщенные женипапу в изобилии валялись под деревьями. Каждый брал на себя какую-нибудь работу, а зачастую и не одну. Дело объединяло людей в оживленные группы: они болтали, шутили, спорили, жаловались, смеялись, опрокидывали рюмочку кашасы, чтобы заморить червячка, мерзкого зимнего червячка: надоедливый дождь и обжигающий холод. Они же не железные!

Не было никаких обязательств, да и графика работы тоже не было. Ни управляющего, ни надсмотрщика, ни хозяина. И если Фадул и Тисау направляли и давали указания, то делали это мягко, ненавязчиво и сами брались за тяжелую работу. Никто никем не командовал. Так пошло с того момента, когда на одном из воскресных обедов Каштор предложил отпраздновать Сан-Жуау.

Увидав, что командная должность вакантна, Педру Цыган занял ее. Его советы напрямую касались разрастающегося праздника, он исправлял недочеты и указывал на недоработки. Отпраздновать Сан-Жуау — прекрасная мысль! Но зачем же ущемлять других июньских святых — они столь же почитаемы и чудес совершили не меньше. Почему не начать с праздника Святого Антонио, покровителя брачующихся, защитника невест, и не закончить днем святого Петра, оберегающего вдов? И не важно, что в Большой Засаде нет ни одной невесты на выданье и ни одной безутешной вдовы — рано или поздно они, с Божьей помощью, появятся. Он, Педру Цыган, готов бесплатно играть на гармошке на танцульках в честь святого Антонио. Они могут разжечь небольшой костер, попробовать немного канжики, промочить горло наливкой из женипапу, поплясать немного коку, польку и мазурку, и это накануне Сан-Жуау станет репетицией главного праздника. Для него в запасе останутся фейерверки и кадриль.

Убедить народ было несложно. В этой одинокой, заброшенной дыре ничто так не пробуждало энтузиазм, как праздник и танцы. Это случалось редко, когда Педру Цыган забредал сюда или когда другой гармонист, скрипач или гитарист оказывались по случаю в Большой Засаде.

Тисау спрашивал себя, как это ему не пришла похожая идея, потому что в Реконкаву июньское веселье стартовало в начале месяца трехдневным празднеством в честь святого Антонио и заканчивалось в ночь с двадцать девятого на тридцатое танцами во славу святого Петра.

Праздник проституток, он таков: костер из соломы — много искр и мало угля. Он начинается внезапно и так же заканчивается, длясь совсем недолго. Он занимается неожиданно, нарастает, достигает апогея, а затем затухает, гаснет и замирает окончательно. И даже дыма не остается.

Потасовка, которую устроили в начале праздника Святого Антонио Эпифания и Далила, ничем сенсационным не обернулась, зато оживила действо. И, как выяснилось позже, распалила Мизаэла, пардавашку[70] приятной наружности и при деньгах, — такой вывод напрашивался исходя из его дерзких и высокомерных манер. Его сопровождали два погонщика скота — старик и парнишка. Они возвращались из Итабуны, где оставили большое стадо, пригнанное из сертана Конкишты. Они были одеты в кожаные куртки, ездили на хороших лошадях, распоряжались оружием и деньгами. Они оказались в Большой Засаде после полудня, ближе к вечеру. Праздник Святого Антонио? Чудно!

Немногочисленные пары танцевали под гармонь Педру Цыгана, когда Эпифания внезапно вырвалась из объятий мастера Гиду и пригрозила расквасить лицо Далиле, которая кружилась с вышеназванным Мизаэлом. Оттолкнув партнера, Далила за словом в карман не полезла:

— А ну давай! Докажи, что ты женщина!

Гиду и Мизаэл встали поблизости, чтобы понаблюдать за этой сценой, — кто ж не любит насладиться женской дракой: каждым выпадом, каждым ударом, каждой оплеухой?

Эпифания начала с плевка. Она метила в левый глаз Далилы и попала прямо в цель. Тут посыпались оскорбления:

— Вшивая негритянка! Засранка!

— Проститутка шелудивая! Вонючка!

Обе были негритянками и проститутками, вшивыми и вонючими, но при этом оказались красотками, самыми модными шлюхами селения, местными принцессами. В Большой Засаде, чтобы прослыть модной красоткой, чтобы занять место принцессы или трон королевы — трон Бернарды, — многого не требовалось. Не нужна была выдающаяся красота или изысканное воспитание, принимая во внимание компанию заштатных шлюх местечка — кучу жалких отбросов. В любом случае эти две выделялись, возбуждая ревность и зависть.

Далила протянула руку — ту самую, которой вытерла глаз, — и заехала прямо в лицо Эпифании. Они вцепились друг другу в волосы, последовал обмен зуботычинами. В ход пошли ногти и отборная брань. Вокруг образовалась кучка возбужденных зрителей, которые своими шутками раззадоривали соперниц.

— Ставлю на жопастую, — заявил Мизаэл, защищая честь своей дамы.

— Ставлю два тостана. — Гиду, не менее галантный, принял вызов. Не переставая играть, Педру Цыган встал с длинной деревянной скамьи, сработанной Лупишсиниу, где сидел в компании Зулейки, и присоединился к зрителям. Нужно отметить, что все это время, даже когда девицы совсем пошли вразнос, его пальцы не переставали бегать по ладам — это было своеобразное музыкальное сопровождение спектакля. Гармонист, хотя и был на мели, все же рискнул и поставил один крузаду на Эпифанию — так он был уверен в исходе поединка. Баштиау да Роза покрыл его ставку из чистого спортивного интереса, ради соревновательного духа, не питая иллюзий относительно получения этих четырехсот рейсов: Педру Цыган задолжал Господу Богу и половине белого света.

И согласно решению Гиду, ставки были естественным образом аннулированы, когда Зулейка вступила в схватку, удивив всех, кроме Короки. Казалось, Далила уже была на грани поражения: одним ударом Эпифания сорвала с нее ситцевую юбку — старую, потому что новую она припасла на Сан-Жуау, — выставив зад соперницы на всеобщее обозрение, к вящей радости зрителей. Не зная, что делать, Далила — похоже на то — неизбежно должна была покинуть поле боя. И в этот момент, вскочив со скамьи, откуда она наблюдала за перипетиями потасовки, Зулейка накинулась на Эпифанию с пинками — у нее было преимущество в виде таманку. Почувствовав поддержку, Далила, покачивая голым задом, снова налетела на соперницу. Зрители зааплодировали, послышался свист и крепкие словечки.

— Две против одной, во дают бабы! Ставлю на двух!

Но Эпифания не осталась в одиночестве: маленькая Котинья поддержала ее, ввязавшись в драку и выказав неожиданную храбрость. Все четверо катались по полу сплетясь: помимо задницы Далилы проглядывали груди Эпифании — расстегнулся ее баиянский халат.

С вмешательством Зулейки стала очевидной истинная причина скандала — у бабенок был повод для праведного, если не сказать высокого, негодования: негр Каштор Абдуим да Ассунсау собственной персоной, самая большая их слабость.

По нему они вздыхали, из-за него ругались и дрались — сходили с ума. И эта банальная правда жизни быстро подтвердилась: подойдя к куче катающихся в грязи полуголых тел, царапающихся и плюющихся, Тисау — вот хвастун тщеславный! — приказал, не повышая голоса:

— На сегодня хватит, девочки, давайте веселиться.

Звук гармошки нарастал шумно, буйно, неотвратимо. Повернувшись спиной к скандалисткам, неблагодарный кузнец протянул руку Меренсии, приличной замужней женщине, которая осуждала весь этот сброд, и вышел с ней танцевать. Далила натянула юбку и вернулась к Мизаэлу, а Эпифания — к Гиду. Фадул вытащил танцевать Котинью — Турок был еще больше, чем брат Нуну де Санта-Мария, но размер не мог напугать ту, что была воспитана в служении Господу. Все с тем же смирным и заторможенным видом, как обычно, будто и не дралась вовсе, Зулейка приняла приглашение Баштиау да Розы — обладателя золотой бороды, и сняла свои таманку. На глинобитном полу они плясали босые, легкие, блестящие и вонючие от пота.

Не переставая перебирать кнопки на гармошке и притопывая в такт, Педру Цыган танцевал среди других пар посреди амбара. И никому даром был не нужен знаменитый гармонист Лулу Санфона. Праздник Святого Антонио начал оживляться.

Ой, она даже слишком оживилась, эта вечеринка Педру Цыгана. Беспорядки не ограничились обменом оплеухами и оскорблениями между проститутками — случилось кое-что похуже, горе и несчастье. Страсти накалились, дело приняло серьезный оборот, но в самый драматичный момент послышался неожиданный призыв. Исходил он от араба Фадула Абдалы, но чувство, продиктовавшее его, было общим для всех присутствующих, за исключением погонщиков в кожаных куртках, полных дерзости и наглости. Эти простые слова — в должный час станет известно, какие именно, — оказались начертаны кровью.