Ай да Пушкин, ай да, с… сын! - Руслан Ряфатевич Агишев

— Иду, черт вас дери, иду.

Зло отбросил тетрадь. Рывком поднялся и направился к двери. Сейчас он выскажет все, что думает.

— Ну?

Лермонтов резко распахнул дверь, уверенный, что увидит глуховатого истопника с дровами.

— Что вам, сударь?

За дверью стоял крепкий незнакомец в партикулярном платье, держа в руке большой серый пакет.

— Корнет Лермонтов Михаил Юрьевич? — поэт настороженно кивнул. — Вам просили передать пакет.

Незнакомец протянул посылку.

— Мне? Пакет? От кого?

Корнет взял пакет, с недоумением оглядывая его. Лермонтов не ждал никаких посылок или извещений. Рукопись с новой поэмой «Бородино» тоже ещё никому не отправлял. Может из полка прислали какие-то бумаги? Тогда почему их принёс какой-то штафирка [презрительное наименование сугубо гражданского человека, никогда не носившего военную форму]?

— От кого сей пакет? — ещё раз и уже с нескрываемым нетерпением спросил Лермонтов. — Что же молчите, сударь? Если вы пришли с какими-то глупости или иными малоприятными намерениями, то берегитесь…

Незнакомец в ответ насмешливо фыркнул, что было более чем странно.

— Меня прислал господин Пушкин Александр Сергеевич, — наконец, ответил гость, назвав всем известную фамилию. — Вы удовлетворены ответом?

Лермонтов ошеломленно кивнул.

— Что? От самого Пушкина? Мне? — бумажный пакет мял руками с таким видом, словно ребенок подарок от Деда Мороза. — Это точно?

Поднял взгляд на незнакомца, на того уже не было. Незаметно вышел.

— Мне… самолично Пушкин написал…

На губах поэта появилась глупая улыбка, придававшая его лицу какое-то детсковатое выражение.

— Подумать только, сам Пушкин?

Лично ни разу не встречавшийся с великим поэтом, Лермонтов конечно же слышал о Пушкине, и с восхищением читал все, что издавалось или появлялось у друзей и знакомых. Тот же «Евгений Онегин» давно уже стал его настольной книгой, а её главный герой, Онегин, немало повлиял на его Печорина из «Героя нашего времени».

— Господи, не поверит же никто… Сам Пушкин…

Тряхнул головой, сгоняя оцепенение. Жадно схватил пакет, разрывая его верхушку и осторожно доставая оттуда пачку листков, заполненных неровным почерком.

— Доброго здравия, дорогой друг. Я ведь могу вас так называть? Ведь, снова и снова перечитывая ваши творения, я все больше убеждаюсь в нашем духовном родстве, — медленно, то и дело останавливаясь, читал Лермонтов, чувствуя как его охватывает небывалый восторг. Ведь, его, по сути дела только-только делавшего первые шаги на литературном поприще, признал своим сам маэстро, сам великий Пушкин. — Боже, я должен об этом написать бабушке. Немедленно…

Лермонтов уже повернулся к столу, но так и остался стоять, с головой погрузившись в чтение.

Проходили секунды, минуты, а он, забыв обо всем, продолжал читать.

— Это же настоящий человечище! — с фанатично горящими глазами бормотал поэт, отрываясь лишь на мгновение, чтобы растереть уставшие глаза. — Предложить такое…

И правда, удивительно. Его кумир думал не о том, как заработать больше на своих стихотворениях и поэмах. В послании Пушкин подробно излагает свои соображения о том, как поддерживать поэтов и писателей в тяжелой ситуации. Более того, Александр Сергеевич сообщает о готовности пожертвовать в своеобразный фонд свои собственные средства.

— Настоящий атлант… На своих плечах держит целый мир а не как эти…

Его взгляд упал на валявшийся на полу гусарский ментик, расшитый сверкающими золотыми шнурами. Богато украшенная и бесполезная по сути куртка прямо кричала о неуемной роскоши, обвиняла в расточительстве и стяжательстве.

В памяти тут же услужливо всплыли воспоминания о вчерашней попойке, больше похожей на древнегреческую оргию с вином и гетерами. Перед глазами проплывали яркие живые картины с льющимся рекой шампанским, гогочущими пьяными гусарами, визжащими цыганками в цветастых сарафанах, кучей мятых ассигнаций на игральном столе. Лицо у Лермонтова в один момент вспыхнуло.

— А он обо всех нас думает, — стиснув зубы, прогудел Лермонтов. — О судьбе русской поэзии, о будущем…

И совсем «добила» его последняя страница послания, где Пушкин предлагал организовать всероссийскую премию по литературе и присуждать ее самым лучшим из лучших. Причем делать это нужно было в торжественной обстановке, с приглашением репортеров, важных персон столицы, чтобы премия особо ценилась.

— Грандиозно! Соберутся лучшие литераторы империи и совершенно открыто выберут того, кому и будет присуждена премия по литературе.

И чем больше поэт обо всем этом думал, тем больше у него захватывал дух от открывающихся перспектив.

— Это по-настоящему честно, справедливо.

Лермонтов облизнул внезапно пересохшие губы. Теперь-то он точно знал, чего хочет больше всего на свете. Хочет не эти гусарские золотые тряпки, не эту показную пьяную лихость и продажную любовь, а эту самую премию.

— Хочу… сам… всем докажу…

Глава 18

И где тут мой парадиз? Что это за ды…

* * *

с. Михайловское, Псковская губерния

Чем ближе оказывалось Михайловское, тем большее нетерпение охватывало Пушкина. Ведь, это было не просто село, место его повторной ссылки. Любой мало-мальски знакомый с русской поэзией знал, что именно здесь великим поэтом было написано более ста самых разных произведений, составляющих золотой фонд русской классической литературы. Среди них такие жемчужины, как драма «Борис Годунов», поэма «Граф Нулин», поэма «Цыганы», несколько глав романа в стихах «Евгений Онегин», стихотворения «Деревня», «Я помню чудное мгновение», «Пророк», «Под небом голубым».

— Господи, я же в Михайловском, — улыбка сама собой появилась на его губах. С каким-то мальчишеским нетерпением он метался от одного окошка повозки к другому, с жадностью вглядываясь в открывавшиеся виды. — Не будь его, не было бы и Бориса Годунова, Евгения Онегина бы не закончили. Про «Я помню чудное мгновение» и говорить нечего… Это же настоящие пушкинские места…

У него внутри все отзывалось детским восторгом, милыми сердцу воспоминаниями. В памяти проплывали такие пасторальные картинки, что аж слезу прошибало. Вот из трубы баньки к небу тянется узенькая струйка сизого дыма, пахнет горьковатым дымком, березовыми дровами, ароматным кваском. Где-то внизу у холма извивается синяя лента речушки, берега густо заросли ромашками, здесь же бродят пятнистые буренки.

На какое-то мгновение Александр стал тем самым Пушкиным, у которого с Михайловским были связаны очень светлые, теплые, а подчас и интимные воспоминаний. Устав метаться от окошка к окошку, откинулся на спинку сидений. Закрыл глаза, вновь накатили воспоминания… Дурманящий аромат пирожков с капустой, только что вынутых из печи. Необычный вкус теплого парного молока, белой каймой остававшегося на губах. Негромкий говор няни, что-то бормочущей у старинной закопченной иконы. Мягкие губы сенной девицы Ольги,