Грозные годы - Джурица Лабович

Ребята, чтобы установить, кто прав, решили разузнать о силе пушки у деда Михайло. Они подбежали к нему, и Миланче попросил:

— Дед Михайло, расскажи нам о пушке...

Старик вытащил из кармана потрепанного пиджака старенький фонарик, включил его и, направив на Миланче, строго спросил:

— А ты что, собираешься в артиллеристы?

— Нет, просто они не верят, что пушка-мортира может разрушить гору, — ответил мальчишка, показывая на приятелей, сидящих у бочки.

— Правильно не верят, сынок. Пушка — она только землю копнет, и больше ничего.

Где-то за домом раздался взрыв. С потолка посыпался песок. Закричал на руках у матери грудной ребенок. Она стала укачивать его, но это не помогло. Старик, морщась от детского крика, продолжал:

— Видите, ребята, снаряд же не разрушил дом. А грохнул вроде бы довольно близко. Какая уж там гора! — Дед махнул рукой и встал, чтобы размять затекшие ноги.

— Просто это была не мортира. А если бы она?.. — упрямо продолжал Миланче.

— То же самое было бы, и отстань от меня. Что ты такой упрямый? — рассердился старик.

— Упрямый как осел! Теперь все ясно, и можешь не хвастать своим дедом! — кричал Микица, ликующе глядя на Миланче.

Годовалый ребенок просто зашелся от плача на руках у матери, которая качала его и причитала:

— Ох и хлебну я горюшка с этим крикуном! И угораздило же меня его родить в такое проклятое время!

— Не тужи, Анджа, плач ребенка — это еще не беда. Главное, чтобы с узкоколейки не пришли черные вести, — встревоженно проговорила старуха Марта. Ее единственный сын Столе недавно ушел в партизаны.

Марта беспокойно теребила захваченный из дому узелок, часто крестилась и шепотом молила Спасителя. Мальчишки с любопытством глазели на нее и, ухмыляясь, подталкивали друг дружку локтями. Дед Михайло направил на них луч фонарика, и они сразу втянули головы в плечи и притихли.

Ожесточенная стрельба, казалось, никогда не кончится. Дед Михайло начал волноваться. Он осторожно выглянул наружу, но увидел только светящиеся ракеты, взлетавшие далеко за холмами. Так и не поняв ничего толком, он озабоченно проговорил:

— Придется здесь заночевать. Во всем селе нет надежнее укрытия. Надо только притащить соломы, чтобы можно было лечь.

— Соломы! Какой соломы?! Да не дай бог, придут душегубцы, они мне дом в два счета спалят! — воспротивилась Анджа и даже перестала качать ребенка.

— Не шуми, Анджа! Немцы сюда не придут. Зачем, ты думаешь, наши ушли в долину? Чтобы там с ними разделаться, — постарался успокоить ее дед Михайло.

Мальчишки натаскали соломы из стога за домом и постелили на полу в подвале. Самые маленькие заснули первыми. Взрослым не спалось, как, впрочем, и мальчишкам, улегшимся возле бочки. В глубине души они все-таки побаивались, что партизанам не удастся задержать вражеских солдат и те придут сюда. Лишь дед Михайло был спокоен. Он много повидал на своем веку и знал, что в таком бою на быструю победу рассчитывать не приходится. Он только опасался, как бы снова не начали палить пушки и не разбили дом.

— Всем спать нельзя. Не мешало бы кому-нибудь покараулить наверху, — предложила Марта, сдерживая зевоту.

— Там, чего доброго, подстрелят! — неуверенно ответил дед Михайло.

— Пушки замолчали, — заметила Марта.

— Ладно, я погляжу. Вы спите спокойно, — решился дед. Шагнув в угол, он поднял с пола заржавевшие вилы, потрогал их затупленные зубья и уныло пробормотал: — Да, против карабина с этим не попрешь!..

Вздохнув, он, хотя и без большой охоты, полез наверх. Михайло долго ходил взад и вперед по пустому двору, поглядывая в сторону узкоколейки, откуда доносились беспорядочные выстрелы. Стреляли и в другой стороне, там, где темной громадой высилась гора.

— Везде уже заваруха. Это смахивает на всеобщее восстание, — с гордостью прошептал старик.

Лицо ему стали сечь холодные капли дождя. Вытирая их рукавом, дед Михайло поспешил под навес. И тут на него напал приступ кашля. Обессиленный, он спустился обратно в подвал. От него ожидали каких-либо новостей, И деду пришлось оправдываться:

— Годы берут свое... Ноги быстро устают, да еще кашель навалился.

Женщины сочувственно заохали. Анджа посмотрела на своего ребенка, который наконец занялся соской, и сказала:

— Если бы не этот чертенок, я бы сама пошла!

Остальные женщины не выказали никакого желания идти караулить. Они пригрелись на своих соломенных постелях, разморенные дремотой. За бочкой что-то зашуршало, и показалось заспанное лицо Микицы.

— Дедушка, мы могли бы последить. Мы уже не маленькие. Ты только скажи, как надо караулить.

— Ах вы мои хорошие! Это совсем не трудно.

Показались головы остальных мальчишек. Дед Михаиле испытующе посмотрел на них и сказал:

— Если что увидите или услышите подозрительное, сразу бегом сюда. Караулить будете по двое. Так надежнее.

В первую смену дед Михайло назначил Микицу и Миланче.

Миновала полночь. Потом прокричали первые петухи. Два паренька прислушивались к выстрелам и нетерпеливо ждали смены. Неожиданно они вздрогнули и прижались друг к другу.

— Что-то шуршит, — прошептал Микица.

— Шуршит и вроде как ползет, — ответил Миланче.

— Бежим в погреб, разбудим деда. — Микица потянул друга за рукав.

— Тсс, подожди! — оттолкнул его Миланче. — Если он подлезет ближе, я его вилами.

— А если он пальнет из винтовки?

— Не пальнет. Слышишь, бой далеко.

Они пригнулись к земле и еще отчетливее услышали шуршание в траве у забора.

— Ползет сюда, бежим! — вскочил Микица.

— Ни за что. Я подползу и проткну его вилами, — храбро заявил Миланче.

— Ты сдурел!

— Идешь со мной?

— Ну уж нет!

— Тогда оставайся здесь.

Миланче двинулся вперед с бьющимся сердцем, твердо решив проверить, что там шуршит в траве. Он полз на коленях, не жалея штанов. Неожиданно перед ним возникло что-то черное. Послышался треск. Он в ужасе зажмурился, взмахнул вилами... и тут раздались визг и хрюканье.

Миланче оглянулся посмотреть, где Микица.

— Ты где? — крикнул он. — Это чей-то поросенок!

Ответа не было. Миланче решил, что его друг убежал, и сердито закричал:

— Разве часовой может покинуть свой пост?

— Неправда, я поста не покидал! — послышалось издали.

— Не покидал... только убежал подальше, — продолжал злиться Миланче.

— Я хотел позвать деда Михайло. Потому что ты из себя стал героя строить. Тетка Марта тебя убьет, когда узнает, что ты сделал с ее поросенком.

— Заткнись! И если будут расспрашивать, молчи. Я его вроде не сильно поранил, он вовремя отскочил.

— Ладно, я ничего не скажу.

Они опять стали прохаживаться перед домом и вскоре заметили, что на востоке уже начинает алеть край неба.

— Скорей бы рассвело, — зевнул уставший с непривычки Микица. — Все спят, и никто нас не сменяет.

— А мне нравится. Одну ночь можно не поспать! — выпятив грудь, проговорил Миланче.

Их разговор прервали чьи-то голоса. Они доносились издалека, от околицы села.

— Беги, Микица, разбуди деда Михайло!

Микица бросился к погребу, распахнул дверь и закричал:

— Дед Михайло, идут какие-то люди!

Старик очнулся от сна и зажег фонарик. Женщины тоже вскочили, подхватили детей и запричитали:

— Что же нам делать? Они ведь нас всех перебьют. Дед Михайло нахмурился и сердито бросил:

— Перестаньте выть! Это, наверное, наши возвращаются.

— Конечно, наши! — подхватила Марта, сразу успокоившись. Она достала откуда-то восковую свечу, зажгла ее и поставила в нишу в стене. Потом начала что-то тихо шептать.

— Что это она? Зачем ей огонь? — удивленно спросила Анджа.

— Перестаньте шуметь! Я пойду на дорогу, посмотрю, кто это идет, — бросил дед Михайло.

Голоса были молодые и звонкие, то и дело слышался смех. Михайло, который решил не отходить далеко от парнишки, стоявшего у калитки, сказал:

— Наши возвращаются! Раз спокойно разговаривают, значит, опасности нет.

Микица перескочил через ограду, просунул голову в подвальное окошко и весело закричал:

— Наши идут! Ура! Выходите встречать!

Женщины стали по очереди выбираться из сырого подвала. Дед Михайло распахнул калитку и пошел навстречу группе людей, среди которых был и партизанский командир Радоня.

— А, дядя Михайло! А мы пленного ведем.

— Добрый улов! — ответил дед и, отбросив вилы, поздоровался со всеми за руку.

В это время на улицу высыпали женщины. Начались объятия и поцелуи. Мальчишки бежали рядом с командиром и дедом Михайло.

— Взорвали узкоколейку? — спросил дед.

— В нескольких местах.

— Значит, за нашим селом больше не будут громыхать фашистские поезда?