Королева из Прованса - Виктория Холт

После смерти Изабеллы не прошло и года, а к Генриху пожаловали его ангулемские братья: Ги де Лузиньян, Гийом Валансский (этот титул достался сыну Изабеллы после смерти достопамятного епископа) и Эмер де Валанс. Вскоре пожаловала и их сестра Алиса. Ей нужен был богатый муж, а ее братьям – богатые невесты.

Генрих обрадовался, что у него столько новых родственников, и постарался каждому угодить. А ведь ангулемская родня привезла с собой целую ораву друзей, приближенных и слуг, и каждый надеялся поживиться за счет королевской казны.

Генрих выдал Алису замуж за богатого графа Уоррена, который был не прочь породниться с семейством Лузиньянов, в чьих жилах текла королевская кровь.

Гийома король столь же быстро женил на Джоанне де Мунчензи, единственной дочери богатого лорда, к тому же ее мать была пятой дочерью Вильяма Маршала и унаследовала от своего отца несметные богатства. Остальным Лузиньянам Генрих пообещал не менее выгодные браки, а Эмеру, носителю духовного сана, – хорошую карьеру в церкви.

Весь этот поток милостей, обрушившийся на иноземцев, вызывал у коренных англичан глухое раздражение.

Дела в стране шли все хуже и хуже. По дорогам было ни пройти, ни проехать из-за обилия разбойников. Симон де Монфор, назначенный губернатором Гаскони, одной из последних заморских провинций английской короны, все время просил солдат и денег. Его ходатайства неизменно оставались без последствий. А между тем многие в Англии понимали, что, если Монфору не удастся навести порядок в Гаскони, с этой провинцией тоже придется распрощаться.

Однако все средства из казны уходили на подарки многочисленным родственникам короля и королевы.

Генрих не знал, где раздобыть столько денег. Единственным источником, из которого он не уставал черпать деньги, была еврейская община, и на несчастных иудеев вновь обрушились гонения.

Заступиться за иноверцев было некому. Ведь евреи не станут бунтовать против короля, как прочие лондонцы. Англичане взирали на притеснения, которым подвергали иудеев, безо всякого сочувствия. Поразительнее же всего было то, что, несмотря на все поборы, еврейская община продолжала процветать. Самый богатый из еврейских купцов, некий Аарон, за каких-то два года внес в королевскую казну три тысячи марок серебра и двести марок золота.

Король становился все более и более непопулярен. Из-за приспущенного века лондонцы прозвали его «Прищуренной Рысью».

Бароны же выжидали, когда ненависть простолюдинов к королю и королеве достигнет критической точки.

Чувствуя, что податями из народа ничего больше не выжмешь, Генрих придумал новый, весьма неприятный обычай: теперь каждый, кто являлся к королю на аудиенцию, должен был приносить с собой подарок, и если подношение, с точки зрения короля, оказывалось недостаточно дорогим, нужно было заменять подарок на более внушительный.

Генрих говорил, что лучше уж давать деньги и подарки своему монарху, чем бродягам и нищим, клянчащим подаяние у церковных врат.

Тем временем Элеанора вновь забеременела и родила сына. Мальчика окрестили Джоном, но это несчастливое имя не пошло ему на пользу, и вскоре малютка оказался в могиле, рядом со своим братом Ричардом.

Два мальчика, и оба мертвы! Королева была в глубокой скорби, и, чтобы утешить ее, Генрих сбивался с ног, выискивая все новые и новые драгоценные подарки. Королева очень любила дорогие ткани и самоцветы, и ей ни в чем не было отказа.

Ричард пытался вразумить брата, но уже не столь рьяно, как прежде. Принц все больше и больше попадал под влияние жены, которая всегда и во всем была согласна с королевой. Элеанора и Санча почти все время проводили в обществе своей матери, гостившей при дворе с многочисленной свитой. Возглавляла эту провансальскую партию сама королева.

Лорды чувствовали, что вскоре наступит их время и вновь повторится история предыдущего царствования.

В конце концов Ричарду удалось убедить короля, что он чересчур щедр с иноземцами и до добра это не доведет. Генрих объявил, что отныне будет экономить. Он урезал жалованье своим слугам и перестал держать дома стол. Вместо этого король теперь трапезничал в гостях у своих подданных. В сопровождении королевы, наследника и огромной свиты Генрих переезжал из замка в замок, и повсюду в его честь устраивали пиры и празднества.

Такая «экономия» не очень-то понравилась вельможам, у которых гостил королевский двор. Каждый из таких дворян, вынужденных оказывать королю гостеприимство поневоле, присоединялся к стану врагов Генриха.

– Будь проклят тот день, когда отец подписал «Хартию Вольностей», – часто повторял Генрих.

Вся страна тоже беспрестанно поминала «Хартию». Люди на улицах Лондона горячо спорили из-за статей этого документа, хотя мало кто видел его собственными глазами. В народе знали лишь, что «Хартия» защищает права простых людей и ограничивает власть короля.

В это время в папском дворце, где хранились государственные акты, произошел пожар, и подлинная «Хартия Вольностей» сгорела.

– Благодарение Господу! – воскликнула Элеанора. – Этот злосчастный документ уничтожен. Теперь можно о нем забыть.

Король тут же под надуманным предлогом обложил лондонцев новой податью, считая, что теперь у него развязаны руки.

В Вестминстер поспешно явился принц Ричард.

– Так нельзя, – сказал он. – У всех на устах «Хартия Вольностей».

– Хартия сгорела! – воскликнула Элеанора. – Ее больше нет. Поистине промысел Божий!

– Вы ошибаетесь, – ответил Ричард. – Сгорел лишь оригинал, но по всей стране хранится немало копий. Если король подписывает грамоту, ограничивающую его права, поступок этот необратим. Пожар ничего не исправил. «Хартия» остается в силе.

– Пора преподать черни урок, – заявила Элеанора.

Принц нахмурился. В прежние времена он непременно переметнулся бы на сторону баронов. С ужасом Ричард осознал, что скоро наступит момент, когда придется выбирать тот или иной лагерь.

– Генрих, – взмолился он, – умоляю вас, объясните королеве. Я никогда еще не видел, чтобы наши подданные были в таком раздражении. Вы ведете себя неразумно, подвергаете всех нас опасности.

Королева выслушала принца и лишь пожала плечами. Народ Англии неблагодарен, заявила она. У англичан такой славный, добрый король, а они все куксятся. А королева! Каких чудесных детей подарила она стране!

– Пускай смотрят на Эдуарда и радуются, – сказала Элеанора. – Он растет не по дням, а по часам. Наш милый Долговязый на голову выше своих сверстников. Бернелл все время говорит, что Эдуард снова вырос из своего платья. Старик ворчит, поругивает принца, но я знаю, что в глубине души он любит мальчика, как собственного сына.