Загадка Катилины - Стивен Сейлор

— Ты так говоришь, словно плюешься ядом, а не приводишь логичные аргументы.

— Ну да, ругай меня за то, что я не обучался риторике! А может, тебя убедит удар кулаком по физиономии?

К счастью, толпа расступилась, и мы пошли дальше, не узнав, чем кончился этот спор. Я наклонился к Руфу.

— Что это за история про места в театре? Ты как-то уже упоминал ее.

— Разве ты ничего не слыхал?

— Нет.

Он широко распахнул глаза.

— Об этом уже несколько месяцев все только и говорят. Легче всего начинать спор именно с обсуждения этой истории. Ты ведь знаешь, как это бывает — незначительный инцидент привлекает всеобщее внимание и становится точкой отсчета для обсуждения вопросов, не имеющих с ним ничего общего. Ну так вот, несколько лет тому назад Луций Росций Отон был трибуном и предложил закрепить четырнадцать рядов в театре за всадниками.

— Да, я помню.

— В свое время это казалось либеральной мерой, по крайней мере в Сенате. Четыре ряда как минимум всегда были закреплены за сенаторами, следовательно, убеждал Отон, почему бы не закрепить ряды и за всадниками? Обеспеченные люди, не могущие пробиться в Сенат из-за своего положения, остались довольны и взяли Отона под свое покровительство. В этом году он претор и настаивает, чтобы места закреплялись на любом празднике. В апреле начался театральный сезон — во время Мегалезианских игр, — и на представлении «Девушки с Андроса» появился сам Отон. Несколько молодых грубиянов зашумели, сказали, что они хотят сидеть на лучших местах, и предложили им передвинуться, если в рядах всадников есть несколько свободных мест. Они стали оскорблять Отона. В ответ на их оскорбления люди, сидящие на местах всадников, наоборот, зааплодировали Отону. Грубияны оскорбились и приняли это как вызов. И вскоре дело едва не дошло до большой потасовки.

Тем временем об этом почти сразу же сообщили Цицерону, находившемуся у себя в доме на Палатине, — ведь у него повсюду есть уши и глаза, и ничто значительное в городе не ускользает от его внимания. Вскоре он сам появился в театре, с вооруженной охраной. Он уговорил всех выйти на площадь перед храмом Беллоны и произнес прекрасную речь, которая закончилась тем, что присутствующие зарукоплескали Отону и вернулись на свои места.

— И что же он сказал?

— Меня там не было, но секретарь Цицерона, Тирон, переписал эту речь, и ты сам можешь ее прочитать, если тебе интересно. Цицерон рта не может раскрыть без того, чтобы Тирон не схватился за письменные принадлежности, словно его господин — оракул. Понимаешь, Цицерон говорит довольно убедительно, когда дело касается привилегий и порядка. По-моему, он обратил внимание на заслуги Отона перед государством и побранил тех, кто смеет ругать такого замечательного деятеля. Затем он защищал привилегии всадников; для него это не составило особого труда — ведь он сам происходит из всаднического сословия, — сказал Руф с легким патрицианским презрением, незаметным даже для него самого. — Насколько я помню, горячие головы не стали дожидаться конца речи и убежали, чтобы где-нибудь в другом месте потратить свои силы, а более смирные вернулись смотреть представление. Цицерон решил, что это его триумф.

— Из того, что мы слышали, следует, что не все согласны с ним.

— Да, споры продолжаются. Такие мелочи всегда привлекают всеобщее внимание. Катилина принял это как вызов. Ведь он якобы защитник униженных и оскорбленных.

Позже я стал свидетелем еще одного спора — на этот раз между оратором, выступающим с импровизированной деревянной трибуны, и слушателем, который не хотел спокойно внимать ему, а все норовил пуститься в обсуждение.

— Земельная реформа Рулла изменит все к лучшему, — настаивал оратор.

— Бессмыслица! — кричал слушатель. — Это наименее обдуманное из всех законодательных предложений; Цицерон прав, что выступил против нее.

— Цицерон всего лишь игрушка в руках оптиматов.

— Почему бы и нет? Пусть Лучшие Люди выступят против этих дурацких планов, предлагаемых Цезарем только ради завоевания популярности среди толпы, — и пусть отправят его в Египет, на настоящее дело.

— С законопроектом выступил Рулл, а не Цезарь.

— Рулл открывает рот, а слова произносит Цезарь.

— Ну хорошо, тогда будем считать, что не Цицерон спорит с Руллом, а Цезарь с оптиматами.

— Совершенно верно!

— И тогда нужно признать, что если законопроект вступит в силу, то можно будет дать землю тем, кто в ней нуждается, не прибегая к насильственным мерам.

— Ерунда! Ничего не выйдет. Какой дурак поедет из Рима в провинцию, когда здесь цирки, праздники и хлебное пособие?

— Так думают те, кто губит Республику.

— Республику губят римляне, потому что они обленились. Вот почему оптиматы должны управлять всеми землями.

— То есть наложить на них руки. Но лучше было бы, если бы обычный, рядовой гражданин взялся своими руками за плуг.

— Смешно — посмотрите на суматоху среди ветеранов Суллы в Этрурии. Едва ли один из десяти стал приличным хозяином. Все они теперь разорились и только и ждут, когда этот демагог Катилина прикажет им действовать огнем и мечом.

— Значит, вам не нравится земельная реформа, не нравится Катилина…

— Я презираю его! Его и его приспешников — избалованных безответственных дилетантов. У них была возможность вести достойную жизнь, но они разорились, влезли в долги. Вся эта его схема распределения благ ни к чему простым людям — она на руку только тем, кто хочет пожить за чужой счет. Если такие, как Катилина, все больше беднеют, то они этого заслуживают. А если у избирателей нет здравого смысла и они поддаются влиянию безумцев…

— Ну ладно, не будем сейчас обсуждать Катилину. Но мне кажется, что и к Цезарю вы относитесь несправедливо.

— А как к нему еще относиться, если он весь в долгах? Неудивительно, что они оба присосались к этому миллионеру, Крассу. Катилина и Цезарь как близняшки у него на груди! Ха-ха-ха! Как Ромул и Рем возле волчицы!

Спорящий издал губами чмокающие звуки. Окружающие засмеялись или зашипели, в зависимости от того, позабавило или оскорбило их это святотатство.

— Ну хорошо, гражданин. Ты оскорбляешь Катилину, оскорбляешь Цезаря и Красса. Может, ты стоишь на стороне Помпея?

— Зачем мне стоять на его стороне? Все они словно дикие кони, стремящиеся обогнать друг друга и ломающие колесницу. Они не заботятся о всеобщем благе.

— А Цицерон заботится? — усмехнулся оратор.

— Да, заботится. Катилина, Цезарь, Красс, Помпей — все они хотят стать диктаторами и посносить головы недовольных. Но о Цицероне этого не скажешь. Он выступил против диктаторства во времена Суллы, когда только очень смелые люди могли себе это позволить. Ты зовешь его игрушкой, но кому же должен подчиняться консул, как не тем, кто входит в Сенат, кто создал Республику и управляет ею со времен падения царей? Нам нужна не власть толпы или диктатора, но спокойное и мудрое правление достойных людей.

Тут несколько вновь прибывших заворчали, и спор перешел в перебранку. К счастью, проход освободился, и мы двинулись далее. Метон серьезно посмотрел на меня.

— Папа, я не могу уловить их аргументы.

— Мне это удается, но с трудом. Земельная реформа! Популисты всегда обещают земельные реформы, но не могут провести их в жизнь. Для оптиматов же это стало неприличным словом.

— А что за предложение Рулла, о котором они говорят?

— Законопроект, который предложили в этом году. Я помню, как наша соседка Клавдия высказывалась против него. Но я не помню подробностей, — признался я.

К нам повернулся Руф.

— Одна из идей Цезаря, выработанных в сотрудничестве с Крассом, довольно замечательная. Итак, проблема — найти в Италии землю для тех, кто в ней нуждается. Решение: продать завоеванные Римом земли и на вырученные деньги купить наделы беднякам в сельских провинциях. Не конфискация, не распределение земель, которые предлагает Катилина, а просто расходование общественных средств на благо граждан.

— А почему он вспомнил о Египте? — спросил Метон.

— Заморские земли включают в себя и египетские владения, которые покойный Александр II завещал Риму. Законопроект предполагал составление комиссии из десяти человек-наблюдателей, включая администрацию в Египте…

— И одним из них должен был быть Цезарь, — заметил Муммий сухо, вступая в разговор. — Тогда бы он легко получил его себе — как если бы сорвал финик с дерева.

— Как хочешь, — уступил ему Руф. — Красс тоже входил бы в комиссию, поскольку смог бы обеспечить ее средствами. И тогда бы они противостояли влиянию Помпея на востоке. Ты бы решил, что оптиматам это подошло, поскольку они спасают Помпея. Но Помпей далеко, а Красс и Цезарь здесь, под боком.