Крест и порох - Андрей Посняков

– Огонь с дымом разжигайте, – сказал Маюни. – Я еще поищу.

Описав вокруг брошенного селения несколько витков, остяк остановился, позвал казаков и указал на след подошвы, самым краем отпечатавшийся во влажной грязи:

– Сир-тя!

Силантий шумно втянул воздух и решил:

– Завтра возвертаемся. Надобно упредить атамана.

Заночевали казаки прямо в селении людоедов. Поутру развели костерок, завалив сырой травой, и отправились в обратный путь. По прямой дошли быстро, еще до вечера оказавшись на берегу моря. Казаки запрыгали, привлекая внимание караульных, Маюни же отправился кружить по ближней тундре. А когда от острога наконец-то приплыла ношва, крикнул сотоварищам:

– Воеводу сюда зовите, да-а! Чего покажу!

Атаман Егоров, сильно озабоченный, приплыл уже через полчаса, да не один, а с Силантием, священником, Кондратом и еще несколькими казаками. Маюни поманил их пальцем и повел всех через мхи и траву ко взгорку в сотне саженей от берега. Поднялся наверх, молча указал на большой прямоугольник примятой травы среди обычной поросли.

– Лёжка! – раздраженно сплюнул воевода, поняв все без слов.

Звери не спят правильными фигурами. Они отдыхают, свернувшись или вытянувшись. После них, понятно, и следы остаются овальные или вытянутые – по телу. А вот люди, постелившие под себя кошму, покрывало, шкуру, циновку или еще чего – другое дело. Люди подстилки делают как раз такие ровненькие, с аккуратными правильными углами.

– Пожухла она вся без света, да-а, – оценил состояние травы молодой охотник. – Дней пять лежали, не менее. Может, и больше, но не сильно. Не белая. Ушли недавно, не поднялась. Может статься, я и спугнул, да-а.

Казаки подняли головы, осмотрели тундру.

– Мы за ними, выходит, следим. А они за нами, – высказался Кондрат.

– Хуже… – прикусил губу Егоров. – Нападение готовят чародеи. Это как в прошлый раз. Местные бояре не управились – вожди куда-то к князьям обратились. Те пришли и разнесли нас в полные брызги! Еле ноги унесли… Ныне, выходит, опять все прежним порядком катится. Мы в трех сечах реку отбили – местные отступили и призвали воинов поопытнее… Мы отступили в холод, куда ящерам ходу нет, так чародеи иных ворогов супротив нас собирают, морозов не боящихся… Менквов, выходит, к себе согнали… Давно согнали, Маюни?

– Дней пять, десять, да-а…

– Пять-десять… А нападения все нет и нет… Не нравится мне это… – И воевода решительно распорядился: – Олекса, беги к немцу, пусть вместе с людьми возвертается. Как бы их не перехватили. Кондрат, пищали, золото и фальнеты, кроме трех, закопай, дабы при худшем раскладе не разорили. Нам пороха все едино от силы на десяток выстрелов хватит. А мы с Маюни до темноты еще погуляем. Может, чего интересного найдем.

Опасность заставила казаков приободриться, снова взяться за улучшение крепости, достраивая стену между западными башнями. Остатки мяса с ледниковых полей они перевезли на ледник в подклеть, сплавали к старому острогу проверить уже подзабытые ловы – и вернулись с полными корзинами рыбы, каковая тоже отправилась вниз, на бывший двор. Вываривать соль временно прекратили, взявшись за пополнение дровяных запасов. Учитывая прошлый опыт, полагаться на пушки, прикрывающие причалы огнем, воины не стали, заволокли незаконченный струг во двор.

– Наступа-а-ают!!! – Раздавшийся наконец-то с башни крик сообщил людям, что старались они не напрасно.

Казачки, что находились на острове за стенами, побежали в острог. Мужчины, глянув на море, отправились к берегу и подняли ношвы, унося лодки под прикрытие стен. Отец Амвросий, перекрестившись перед распятием, запер двери церквушки. Афоня с храмовой утварью убежал перед ним. Именно они двое и поднялись последними на насыпь, вошли по настилу в ворота. Казаки торопливо затянули жердяной мост внутрь и захлопнули створки ворот.

Люди поднялись на стены и оттуда увидели плывущие из устья реки три огромные лодки, битком набитые менквами. Но это было не все – на отмели столпилась еще огромная толпа зверолюдей, подошедшая сюда по берегу.

Лодки направились не к острогу, а к самой дальней оконечности острова, куда из фальконета дострелить, конечно, можно, но вот попасть в цель – маловероятно. Видать, новые враги неплохо представляли себе возможности казачьего оружия. Подготовились.

На заливаемом волнами мысу, в безопасном далеке, высадилась первая сотня врагов, после чего лодки пошли к берегу и в три приема перевезли остальных людоедов. Причем последняя ходка оказалась значительно медленнее предыдущих.

Атаман Егоров вскинул зрительную трубу, настроил резкость, долго наблюдал за ворогом, потом тихо ругнулся:

– Поумнели, однако, чародеи! Ни одного не вижу, замаскировались.

– Чего делать станем, воевода?! – громко спросил его Штраубе.

– Ничего, Ганс, ничего. Пороха мало, побережем. Может, для чего важного еще заряды пригодятся. Покамест просто посмотрим. Странное там чего-то… Вроде как три лодки было, а теперь четыре лежат.

Толпа на дальнем конце острова взвыла и понеслась вперед, все четче и четче прорисовываясь в деталях. Как было и в прошлый раз, сир-тя гнали зверолюдей на бойню общей массой, и самок и самцов, не делая между ними разницы. Как в прошлый раз, многие менквы были одеты в грубо состряпанную из шкур одежду. Однако теперь в руках у них имелись тяжелые дубины величиной с человеческую ногу.

– Вот почему колдуны так задержались с нападением! – догадался Егоров. – Вооружали людоедов и учили их этой штукой пользоваться. Теперь, почитай, не звери это уже, на людей похожие, а настоящие воины, мало отличимые от зверей.

С воем менквы врезались в стену острога, принялись колотить ее, обтекая со всех сторон, а убедившись в бесполезности своих стараний, полезли наверх, цепляясь за трещины в бревнах и подталкивая друг друга.

Митаюки от такого зрелища испытала неприятный холодок – однако, забравшись на высоту в два-три человеческих роста, зверолюди неизменно срывались, не найдя нужной трещинки, опоры для ноги, соскользнув по влажной древесине, и падали на своих собратьев. Несколько раз после этого между менквами вспыхивали драки – невидимые чародеи плохо удерживали дисциплину. И еще до начала сражения среди врагов уже появились первые потери.

– Пойду-ка я струг дальше шить, – внезапно заявил со скучающим видом Ондрейко Усов. – Это надолго. Кто со мной?

Еще несколько казаков отошли от края стены и двинулись вслед за ним.

Часа через три первый штурм закончился. Сир-тя, поняв, что так просто внутрь влезть не получится, успокоили зверолюдей, и те просто бродили вокруг острога, недовольно порыкивая на собравшихся наверху казаков.

– Может, стрелу пустить? – с надеждой спросил Брязга.

– Их тут сотни три, – покачал головой воевода. – У нас наконечников меньше, чем у сир-тя менквов. Побереги, может пригодиться, коли чародей себя выдаст. Или их тут несколько?

Примерно полусотня зверолюдей отправилась на дальний конец острова, уныло взяла там одну из лодок, потащила к острогу. Вскоре стало понятно, что это вовсе не лодка, а огромное бревно с корневищем, все мокрое и склизкое. Похоже, лодки волокли его вплавь.

– Нашим опытом пользуются, – пробормотал себе под нос атаман. – Не тащили, а сплавляли.

Менквы остановились, погудели, поднимая бревно на плечо, разбежались, с ходу ударили им в стену. Острог мелко вздрогнул, а бревно выскользнуло из рук людоедов, развернулось и грохнулось оземь, сминая зверолюдей.

– Еще минус пять, – тихо отметил число раненых Егоров. – Однако, все равно, умнеют язычники, умнеют. До тарана уже додумались, скоро и пользоваться научатся.

Осаждающие, порычав и подравшись, опять взялись за таран, теперь удерживая в руках, разбежались, ударили. Бревно опять выскользнуло, но теперь просто упало вниз, никого не зацепив. Однако зверолюди его подняли, разбежались, ударили. Уронили. Подняли, разбежались, ударили.

– Так потихоньку и утрамбуют, – кивнул Ганс Штраубе.

Всеобщее спокойствие передалось и юной шаманке. Митаюки даже перешла к тыльной стене, выглянула вниз. Там несколько корабельщиков, насверлив коловоротом дырок в досках и каркасе, теперь пытались привязать тесину к борту с помощью тонкого и гибкого соснового корня. Получалось плохо. Казаки давили, пыхтели и ругались, но доска упрямо не изгибалась.

А снаружи мерно доносилось: бум… бум… бум…

Потеряв интерес к таранщикам, атаман стал рассматривать в зрительную трубу берег, реку и горизонт. Что-то явно искал. А что – поди угадай.

Митаюки простояла на стене еще довольно долго, но в течении войны ничего не изменилось. Замерзнув на ветру, она махнула рукой и отправилась болтать с Тертятко, что с самого утра пыталась сшить торбасы из обрезка старой шкуры товлынга. Скроить сапожки у девушки более-менее получилось, но вот проколоть прочную кожу удавалось с трудом. И для нее это стало куда важнее случившейся вокруг острога битвы.