«Если», 1993 № 11-12 - Рэй Нельсон

Почему-то здесь были одни мужчины — неопределенного возраста, одетые в вечерние костюмы темных тонов, и только некоторые — поярче и помоднее. Когда я двинулся вдоль комнаты, их взгляды последовали за мной, не отрываясь. Откуда-то возник высокий субъект с зализанными седыми волосами и как-то ненавязчиво пристроился рядом. Мне оставалось либо заговорить с ним, либо отодвинуть локтем. Я постарался улыбнуться как можно более открыто:

— Не подумайте, что я случайный гость. Ли правда ни с кем не знаком, но тоже интересуюсь монетами.

— Понимаю, сэр, — промурлыкал он. Углы его губ чуть-чуть приподнялись в улыбке. — Вы, видимо, любитель, вольный стрелок?

— Да, наверное, так. Собственно говоря, мне хотелось бы знать мнение специалиста по поводу монеты, попавшей ко мне не так давно… — С этими словами я выудил из кармана свою добычу. Она сверкнула при свете ламп.

— Может, это и подделка, — продолжал я, словно не придавая особого значения этому факту, — но вдруг вы сможете сказать мне что-либо определенное? — Я протянул ему монету. Он не взял ее в руки, однако смотрел, не отрываясь. Протокольная улыбка исчезла, на лице залегли морщины.

— Не беспокойтесь, я не прошу бесплатной консультации, — поспешил заверить я, — понимаю, что мнение эксперта стоит дорого.

— Н-да, — ответил он. — Не соблаговолите ли вы, сэр, пройти со мной ненадолго к одному господину? Я попрошу его взглянуть на вашу… находку.

У него был какой-то легкий акцент и немного странная интонация. Он повернулся и направился к выходу. Я последовал за ним. Спустившись по ступенькам, мы оказались в маленькой гостиной, словно предназначенной для приватных бесед.

— Будьте любезны на минуту присесть, — предложил мне седой, указав на очень низкое мягкое кресло, и исчез за дверью. Я остался стоять, зажав монету в ладони. Наверное, она из чистого золота, уж больно тяжела. А может, через минуту меня ждет разочарование. Какой-нибудь дока с презрительной улыбочкой переведет надпись на монете: «Каждую минуту в мире рождается простофиля» — или что-нибудь в этом роде. Зажав монету между зубами, я слегка прикусил ее и почувствовал, что на металле образовалась вмятина. Если это золото, то абсолютно чистое.

Дверь открылась у меня за спиной, и я вздрогнул, как человек, слишком долго и напряженно чего-то ждавший. Мой провожатый вернулся с маленьким полноватым мужчиной; взгляд его был беспокойным, а тщательно уложенные черные волосы напоминали парик.

— Познакомьтесь с мистером Заблуном, — сказал Седой. — Он с удовольствием взглянет на монету мистера…

— Филберта, — подсказал я. — Меня зовут Джимми Филберт, я проживаю в штате Монтана.

Короткая шея мистера Заблуна дернулась как-то резко, на прусский манер. Подойдя ко мне, он протянул сразу все свои пальцы, сколько у него их было. Я вложил в них монету, и он быстро поднес ее к глазу таким манером, словно был ювелиром и смотрел через лупу. Потом, прищелкнув языком, нацелил на объект другой глаз.

После этого он обменялся взглядом с Седым. Я протянул руку за монетой, но мистер Заблун направился к боковой двери.

— Приглашаем вас, мистер Филберт, последовать за нами, — сладко пропел Седой. Он сделал изящный жест, указывая направление, и я потащился вслед за ними по узкому коридору. Потом мы оказались в комнате с низким потолком, в которой стоял простой стол, а над ним чертежная лампа. Заблун быстро открыл один из ящиков стола, вытащил оттуда какой-то прибор, набор линз и начал колдовать над моим трофеем.

Седой стоял рядом с застывшим лицом и не говорил ни слова.

Наконец Заблун выпрямился и произнес как-то равнодушно:

— Монета настоящая. Это золото, проба двадцать девять. Чеканка.

— Вам раньше такие попадались? — спросил я.

— Не такая уж редкость.

— А откуда она?

— Несколько лет назад подобные экземпляры появились на Крите. Не такие новые, как ваша; эта еще не была в обращении.

— Монета греческая?

— Точное происхождение неизвестно. А где вы ее достали? — Он спрашивал все это с каменным лицом, как дежурный полисмен, снимающий показания по стандартному протоколу.

— Я выиграл ее в покер в Потаен, недели две назад. Боялся, что меня надули. Кстати, какова ее стоимость?

— Могу предложить вам пятьдесят долларов сразу, мистер Филберт, — вмешался Седой.

— Мне не хотелось бы продавать ее прямо сейчас, — ответил я. — Это красивый сувенирчик. — Протянув руку, я взял монету со стола. — Просто хотел знать, нефальшивая ли.

— А если я предложу вам сто долларов?..

— Дело совсем не в цене. — Я беззаботно улыбнулся. — Она мне досталась за десятку. Подержу у себя, может, она счастливая? Недавно я остался в живых, а в наши дни это уже везение.

Я направился к двери. Седой, обогнал меня, указал дорогу обратно в зал с кремовым ковром.

— Сколько я вам должен? — спросил я, доставая бумажник и непринужденно улыбаясь.

— Да что вы! — Седой отмахнулся от денег, — но если все же вы передумаете…

— Я вам первому сообщу, — пообещал я. Он наклонил голову, а я продефилировал в сторону лифта. Уже у дверей я обернулся: в большой комнате, где шел прием, стали гасить свет. В лифте я снова вынул из кармана золотой кружок и внимательно его осмотрел: вмятина, оставленная моими зубами, исчезла. Заблун подменил монету.

4

Бизнес и любопытство для Сэла Анзио — вещи, исключающие друг друга. Пятидесятидолларовая бумажка, перешедшая к нему, обеспечила мне беспрепятственный доступ в никем не занятый номер на двадцать девятом этаже, что находился в пустынном северном крыле отеля. Отсюда был виден абсолютно весь западно-восточный блок, тем более что Сэл снабдил меня и сильным биноклем, который позаимствовал в бюро забытых вещей. Еще десятку стоили мне услуги парня, нанятого следить за каждым шагом Седого, жившего в отеле под именем Р.Сэтис.

В первую же ночь я заказал ужин на 12 ночи и съел его в темноте, наблюдая за деятельностью «нумизматов», которых видел в освещенные окна занимаемых ими двух этажей. Не могу сказать, что это было захватывающее зрелище. Мистер Заблун что-то вещал группе людей, а они слушали его с безразличием монументов. Входили и выходили какие-то мужчины, двигаясь неторопливо и с достоинством. Я не видел, чтобы нумизматы ели или пили, женщин тоже не наблюдалось. Не заметил я, признаться, и каких-либо занятий нумизматикой.

Через несколько часов бесплодных наблюдений я покинул пост, прошел в свой номер и лег в кровать. Перед сном я успел подумать, что вряд ли Заблун присвоил монету ряди золота. Уж очень странно он держался. Тут все сложнее.