Поднебесная - Гай Кей

Пусть женщины постарше, которым необходимо каждый день тратить время на закрашивание морщин и пытаться найти способ удержать внимание клиентов, аплодируют и улыбаются пьяному чтению стихов, держа пипу на стратегически выгодном месте перед своими обвисшими грудями. А Эмбер знает, что достаточно встать определенным образом, а потом просто посмотреть на мужчину через всю комнату.

Однако в данный момент почти что летней ночи, в большой, искусно освещенной приемной Белого Феникса, полной разных людей и надушенных женщин, обстановка совсем другая.

Никто не смотрит на Эмбер, хотя она расположилась возле своей любимой лампы под аркой и знает, что ее волосы сегодня ночью очень красивы.

Даже один из ее постоянных клиентов, кавалерийский офицер, на счет которого у нее свои планы, стоит среди людей на центральном возвышении. На нем сильно пьяный мужчина — плохо ухоженный, с мягким животом, уже довольно пожилой, читает стихи о — насколько могла разобрать Эмбер — жене и ее отсутствующем муже.

Эмбер сильно подозревает, что они возмутительны.

Чтение идет медленно — отчасти потому, что поэт прерывает его после каждых нескольких строчек, чтобы выпить. Это стихотворение (увы!) — не одно из коротких, официальных стихов. Это, объявил чтец (голос у него не низкий, но звучный), — баллада. Интересно, что это такое?

Ну, Эмбер знает только одно: это проклятое стихотворение очень длинное.

Тут она заставляет себя улыбнуться. Никто не замечает этого. Одна из девушек, у которой был такой вид, словно она на самом пике экстаза, выдохнула слово «бессмертный», когда этот поэт недавно пришел к ним.

Изгнанный Бессмертный.

Это смехотворно! Эмбер хочет рассмеяться, но понимает, что, если сделает это, у нее будут неприятности. Там, откуда она родом, бессмертный, низвергнутый с небес по какой бы то ни было причине, должен гораздо больше походить на человека, умеющего обращаться с мечом, который сейчас лежит рядом с поэтом. И, несомненно, он должен иметь чувство собственного достоинства, которое не позволит ему так явно демонстрировать неспособность удержаться от того, чтобы пить чашу за чашей их лучшего виноградного вина.

Пока этого не произошло, но она ждет, что его речь скоро станет неразборчивой — если он умудрится устоять на ногах. От этого мужчины будет мало толку, когда девушка отведет его наверх, — и ему самому, и девушке, думает Эмбер. Иногда, если мужчина слишком пьян и не может использовать девушку, как положено, он оставляет даже больше денег, чтобы та держала язык за зубами насчет его конфуза.

Впрочем, Эмбер кажется, что этому мужчине, этому «бессмертному» в пыльной, залитой вином одежде, глубоко плевать на условности.

Он продолжает декламировать стихи в неестественно тихой комнате и по-прежнему выпивает по чашке вина после каждых нескольких строк. По крайней мере, этим он производит большое впечатление, признает Эмбер. Две девушки, стоящие возле возвышения, явно взволнованы и торопливо по очереди доливают ему вина в чашку. Интересно, думает Эмбер, твердые ли у них соски? Ее одолевает искушение изобразить приступ кашля или перевернуть лампу, так ее раздражает это зрелище. Никто не смотрит на нее, никто не разговаривает, даже шепотом, никто не уводит ни одну из женщин в соседнюю комнату, а хозяйку, похоже, это ничуть не беспокоит.

Эмбер едва верит своим глазам, когда видит у некоторых девушек — и у многих мужчин — слезы. Слезы! Красавица Эмбер родом из страны, прославившейся конями и женщинами и мужчинами, которые полуобнаженными дерутся на кинжалах и гордятся своими шрамами.

Ей семнадцать с половиной, она уже прожила в Белом Фениксе немного дольше двух лет. Но, если честно, думает она, она может прожить среди этих катайцев до тех пор, пока не высохнет, как виноградина в конце осени, согнется дугой, как колесо телеги, запряженной быками, но так и не поймет их, как и того, почему Небесная империя правит тем миром, который они знают.

Она размышляет об этом в ярости и обиде, когда другой мужчина тихо входит в комнату через открытую дверь вслед за женщиной по имени Лотос. Лотос теперь только дежурит у входа, приветствуя гостей, она слишком стара, и мужчины больше не приглашают ее в отдельную комнату. Ее руки скрючены и болят в дождь и ветер, она даже не может играть на пипе как следует. А когда-то она была лучшей из всех.

Эмбер видит, как Лотос кланяется этому мужчине, так низко, как только может, дважды, пятясь назад, на крыльцо. Конечно, это обычный знак для них всех: это важный гость, с деньгами.

Никто, кроме Эмбер, даже не смотрит.

Она быстро проводит ладонью по светлым волосам, проверяет шпильки, удерживающие их. Готовит улыбку на тот момент, когда его взгляд найдет ее возле лампы.

Но он не смотрит на нее. Он замирает на месте. Открывает рот. Он пристально смотрит — это ее тоже огорчает — на поэта на возвышении. Лицо вновь прибывшего полно благоговения, он не верит своим глазам.

Лотос подала сигнал, что у него есть деньги. Он молод, прилично одет. Можно даже назвать его красивым (необычные, глубоко посаженные глаза). Эмбер хочет, чтобы он смотрел на нее с таким же потрясенным выражением, когда она распустит свои золотистые волосы и медленным, дразнящим движением сбросит шелковые одежды в отдельной комнате, а потом грациозно опустится на колени, чтобы обслужить его.

У нее вырывается проклятие, и даже не очень тихое. Две старшие женщины сердито оглядываются на нее. Эмбер отвечает им наиболее подходящим в данный момент жестом: она высовывает язык.

Из учения о Пути, которому Тай пытался следовать, хоть и не всегда, он знал, что совпадение, случайную встречу, следует воспринимать сдержанно.

Если эта встреча зловещая или неприятная, ее следует понимать как урок, который нужно усвоить. Если приятная, то это дар, который нужно принять со смирением.

Иногда нет очевидных признаков, склоняющих часу весов в ту или иную сторону, а просто этот момент, событие, поражает своей неожиданностью.

По этому поводу между учителями существовали разногласия. Некоторые говорили, что задача путника — трактовать значение этого момента, как он сумеет, и действовать соответственно. Другие учили, что в жизни бывают моменты, которые позволяют понять их только гораздо позже. Такие моменты, советовали они, нужно просто проживать, а осознавать — лишь по истечении времени.

То, что Сыма Цянь, Изгнанный Бессмертный, самый почитаемый поэт империи, оказался в приемной дома удовольствий Белый Феникс в Чэньяо, где читал одну из поэм, которую Тай любил больше всех, он сразу же воспринял как один из моментов, смысл которых не поддается пониманию. Не было смысла даже пытаться. «Останься в этой комнате, — сказал себе Тай. — Прочувствуй все это. Впитай в себя».