Охота на красавиц - Елена Арсеньева

– Нет, – нехотя ответила Кира. – Есть еще один человек. Мы начинали практически одновременно и почти одинаково, но на некотором этапе он пошел по ложному пути. Вернее, по более долгому. Но я не собираюсь брать его за ручку и возвращать на тропу!

– У, какая! – усмехнулся Максим. – Боремся за приоритеты, да?

– Разумеется, особенно если речь идет о приоритетах российской и американской медицины.

– О, так наш соперник за бугром! И какие у него шансы обрести истину без твоей моральной поддержки?

– Очень средние. Скажем, если он вдруг не увидит какой-нибудь вещий сон, то лет этак через пять, может быть, и дотелепается до смысла «Галатеи»: создать не просто протез, а новый самовозрождающийся орган. Тогда у американцев будет то, что есть у нас. Пока они способны делать лишь псевдоживые муляжи.

– А что нужно этому парню, чтобы быстренько выправиться, – кроме твоего доброго совета, разумеется?

– Сорок листочков в пластиковой папке – мои методики. Или то же самое на дискете. И пару пробирок с «Галатеей».

– Я надеюсь, все это охраняет как минимум взвод автоматчиков?

Кира вытаращилась на него, потом увидела улыбку, прятавшуюся в уголках губ, и расхохоталась от всей души:

– Нет, ну что ты! «Галатея» живет у меня дома, в холодильнике, в особом таком миниатюрненьком термостате, который моя матушка фамильярно называет термосом. А папка хранится в сейфе, в лаборатории.

– В единственном экземпляре?

– В двух.

– А второй где?

Кира медленно поднесла указательный палец ко лбу:

– Вот здесь. Все вот здесь.

– Ах ты, разумная головушка, – ласково сказал Максим. – Однако, если твои наработки каким-то образом попадут за океан, к тому дяденьке, он… он одним махом станет миллиардером! Представляешь, сколько сможет отсыпать какой-нибудь эмиратский султан за свое восстановленное зрение? Да разве он один? И Нобелевская премия от тебя… ту-ту…

– Ну, чепуха, – отмахнулась Кира. – Существует масса моих публикаций, довольно широкому кругу лиц в той же Америке известно, кто здесь Колумб. Скажем, есть такая медицинская корпорация – «Моррисон, Сэлвидж и K°» – очень известная, специализируется как раз в области офтальмологии, – так нам с Алкой они даже американское гражданство предлагали. Хотя у них есть этот Сэмюэль Эпштейн.

– Который протезы ваяет?

– Вот-вот.

– Ну а открытие твое, я надеюсь, запатентовано? – с надеждой спросил Максим.

Кира сморщила нос.

– Да нет, знаешь, – наконец сказала она сконфуженно. – Пока руки как-то не дошли. Вернее… у нас тут разногласия с Алкой получились. Первый безупречный опыт нам удался как раз во время поездки в Америку, в марте этого года, ну и когда Мэйсон засуетился – Мэйсон Моррисон, глава корпорации, я имею в виду, – и начал нам сулить златые горы и реки, полные вина, Алка и говорит: давай запатентуем «Галатею» в Америке! Тут Мэйсон вообще костьми лег: и тебе институт, и баснословные суммы на исследования, и американское гражданство…

– И неужто вы от этого так вот хладнокровно отказались?! – с комическим ужасом спросил Максим.

– Конечно, это очень заманчиво все, – Кира пожала плечами. – С ума сойти, до чего заманчиво! Ведь здесь нам в лабораторию дают такие крохи – слезы одни. Исследования мы проводим практически на случайные деньги: что Алка у спонсоров выбьет. У нее поразительные способности деньги выбивать… в смысле, были способности…

Кира опустила голову, вдруг ужасно устав от всего этого разговора.

Конечно, она любила свою работу, жизни без нее не мыслила, а все-таки с каждым словом все более безумной и фантастичной казалась мысль о том, что происходящее имеет отношение к лаборатории и «Галатее». Нет, пожалуй, поторопилась она отмести версию о глыбинских контактах. Ведь могло быть…

Ба-бах! Все мысли вылетели у нее из головы. Максим затормозил так резко, что Кира лишь чудом не врезалась в ветровое стекло.

Она возмущенно глянула на Максима, однако тот напряженно смотрел вперед. Кира приподнялась на сиденье и сумела разглядеть через довольно длинный хвост автомобилей, вытянувшийся перед ними, милицейское оцепление, окружившее «КамАЗ» с брезентовым фургоном и перекрывшее дорогу.

– Что за фокусы? – озадаченно пробормотал Максим. – Не наш ли друг Фридунский снова вышел из тумана, вынул ножик из кармана? Кстати, о ножике. Где пистолет?

– Какой пистолет? – испугалась Кира, за время рассказа успевшая накрепко оторваться от деталей своего теперешнего бытия. – Ах, Мыколин… Ну, я на всякий случай утопила его в том бочажке, около которого мы ночевали.

Максим уставился на нее, как на чудо природы:

– И с чего?

Хороший вопрос! Кира вильнула глазами в сторону. С чего, главное. Не скажешь ведь ему: «С того, что мне приснилось, будто в тебя из этого пистолета стреляли!»

– Да, впрочем, какая разница, – сказал вдруг Максим. – Слава богу, что утопила. Когда эти тамбовские ухари начали потрошить твой рюкзачок, я, признаться… – Он махнул рукой и вдруг, чуть ли не до половины высунувшись в окошко, вцепился в какого-то мужчину, который с унылым выражением лица возвращался к своей машине от места затора: – Эй, мужик! Что там за беда?

– Мужики в поле пашут и на «Москвичах» ездят, – вяло огрызнулся тот. – Крантилла полная, друг, вот там что такое. Как бы зимовать нам тут не пришлось.

– Он шел на Одессу, а вышел к Херсону, да? – ухмыльнулся Максим. – В смысле в дерево врулил?

– Eсли бы! – простонал не-мужик. – У какого-то дальнобойщика крыша поехала. Остановил, понимаешь, его гэбэд… гидэбэ…

– Да ты по-русски говори: гаишник, – спокойно посоветовал Максим. – Чай, на этом ГИБДД язык сломишь.

– Во-во! – кивнул возбужденный собеседник. – Что хотят, то и делают! Словом, несся он с превышением со стороны Нижегородской области. Тормознул его мент, а у дальнобойца нашего ни документов, ни доверенности на управление. Ну, слово за слово, как водится, и довел мент парня. Тот выскочил из машины, встал на середину дороги, облился бензином и, размахивая зажигалкой, стал грозить инспекторам, что подожжет себя!

– Иди ты! – недоверчиво ахнул Максим.

– Сам иди! – опять обиделся не-мужик. – От него, от этого психа, оказывается, жена недавно ушла, потому что зарплата маленькая, а хозяин груза, такой гад, не побеспокоился выдать ему документы на машину.

– А сам он вчера родился, что о них не побеспокоился?

– Может, в шоке был из-за жены, хрен его знает, – сердито дернул плечом не-мужик. – Одно знаю точно: нам тут куковать до скончания веков, потому что к этому типу сунуться боятся: он вот-вот в олимпийский факел сам себя превратит.