Управление войсками - Лотар Рендулич

Во второй половине дня русские продолжили свое наступление и на участке 482–го пехотного полка, оборона которого едва не распалась. Повторная атака танков в полосе 36–й пехотной дивизии кончилась для них потерей еще 50 машин. Таким образом, в этот день было подбито более 200 танков. К вечеру накал боя стал спадать. Ширина фронта нанесения противником главного удара увеличилась до 25 км.

В полдень мне сообщили, что к вечеру в мое распоряжение прибудет 8–я танковая дивизия. Это соединение также участвовало в боях за Курск, где потеряло почти все свои танки; большой урон был нанесен и другим ее частям. Учитывая обстановку, сложившуюся в дивизиях, действовавших на второстепенных направлениях, я не без колебаний решил поделить эту дивизию. Дробление органически сложившегося соединения — самая неприятная [180] мера, на которую приходится идти командиру, и от нее следует отказываться, если к этому не вынуждают особые причины. А в той обстановке такие причины были, хотя бы потому, что для ведения танкового боя эта дивизия не годилась. И я решил ее мотопехотный полк перебросить на левый фланг 262–й пехотной дивизии, а 8–й танковой дивизии без этого полка выделить самостоятельную полосу обороны за правым флангом 56–й дивизии. Учитывая слабые силы танковой дивизии, ширина полосы ее обороны была очень небольшой.

Кроме того, мне в подчинение передавались восемь «фердинандов», которые ввиду их ограниченной подвижности от Орла в район боев были переброшены по железной дороге.

Имевшиеся данные об обстановке позволяли мне сделать вывод, что на следующий день фронт наступления противника расширится еще больше и захватит 36–ю и 262–ю пехотные и 8–ю танковую дивизии.

17 июля противник силами десяти стрелковых дивизий и 400 танков наступал на предполагавшемся направлении. В ходе боев, шедших с переменным успехом, 36–я дивизия была оттеснена к населенному пункту Бортное. Справа от 262–й дивизии, которой пришлось отражать ожесточенные атаки противника, образовалась брешь шириной 10 км; здесь не было ни одного человека. В отдельных местах небольшие группы танков противника проникли через нее за наш передний край.

В первой половине дня мне сообщили, что в мое подчинение передаются 2–я и 12–я танковые дивизии. 2–я дивизия прибыла следующей ночью, а 12–я — вечером 18 июля. Обе они понесли большие потери в боях за Курск и имели всего лишь по 20 боевых машин, часть из них составляли танки T‑IV с 75–миллиметровыми пушками, которые могли вести борьбу с танками противника, остальные машины были пригодны лишь для борьбы с пехотой. Подброска подкреплений частями обусловливалась обстановкой, сложившейся под Курском. Переход в этом районе к обороне требовал определенного времени, необходимого для укрепления фронта; войска нужны были под Курском еще и потому, что противник располагал там сильными [181] резервами. Если бы подкрепления были более крупными, командование корпуса имело бы возможность создать резервы. Боевые действия велись бы с более высокой степенью уверенности, а большей части трудностей можно было избежать. Немалую сложность для командования представляло еще и то, что никогда нельзя было знать наперед, прибудут ли новые подкрепления, а если и прибудут, то какие и когда. Все зависело от обстановки, сложившейся севернее Курска.

Во второй половине дня я направился в 36–ю дивизию, где велись особенно тяжелые бои. В ее полосе и в полосе 8–й танковой дивизии не менее 200 батарей противника вели интенсивнейший огонь. Здесь у меня создалось впечатление, что противник так сильно привязан к этому району, что основательного смещения его главного удара на следующий день можно не ждать. Для этого ему понадобилось бы несколько дней.

Возвращаясь с командного пункта дивизии, расположенного в двух часах езды от штаба корпуса, мне удалось уйти из‑под огня прорвавшихся танков противника только благодаря тому, что я быстро свернул с шоссе в лощину, где натолкнулся на стоявшие там обозы. За мной побежали другие. Чтобы навести порядок, потребовалось более часа, и я вернулся в штаб корпуса лишь через два с половиной часа, когда уже стемнело.

За время моего отсутствия поступила масса сообщений. Прежде всего о том, что левый сосед корпуса оттянул назад свой правый фланг, примыкавший к нашей 34–й дивизии. Вечером я приказал отвести левый фланг 34–й дивизии на рубеж, удаленный примерно на 5 км от Оки, а ее правый фланг в течение ближайших двух суток оттянуть на северный берег Оки, так как ожидалось мощное наступление противника на Мценск, а в 56–й дивизии не было резервов. Это привело к отводу на несколько километров левого фланга 56–й дивизии, примыкавшего к 34–й дивизии на Оке. В предвидении очень опасной обстановки иного решения я принять не мог. При всех обстоятельствах нужно было предотвратить прорыв.

Другое сообщение поступило от воздушной разведки в конце дня, вскоре после моего отъезда из 36–й пехотной дивизии. В промежутке между 36–й и 262–й дивизиями летчик обнаружил скопление примерно 100 танков противника. Данные воздушной разведки подтверждались наземной. [182] В мое отсутствие начальник штаба корпуса полковник Штедке еще засветло принял необходимые меры. Он снял с позиций четыре оказавшихся ненужными подразделения подвижной противотанковой обороны и направил их в район, где в них больше всего нуждались. Туда же он перебросил и только что прибывший танковый батальон 2–й танковой дивизии. Я одобрил эти мероприятия, но, так как управление столь разнородной по составу группой, которая могла быть создана лишь в течение ночи, было бы слишком трудным для командира, специально для того назначенного и не знающего обстановки, я поручил командование этой группой моему начальнику штаба, который прибыл в корпус из одной танковой дивизии.

Прибывшая 2–я танковая дивизия уже ночью получила приказ занять выделенную ей полосу обороны за правым флангом 56–й пехотной дивизии, которая, сократив теперь свой фронт обороны, высвободила силы для предстоящих боев.

Фронт боевых действий растянулся на 120 км.

Разговаривая вечером с летчиком разведсамолета, я узнал от него, что, кроме ранее замеченных 100 танков, он никаких признаков изменения предполагаемых замыслов противника не обнаружил — весь район сражения был усеян лишь подбитыми танками. Какого‑либо передвижения войск он не наблюдал.

Ранним утром 18 июля противник продолжал свое наступление, нанося главный удар по 36–й пехотной и 2–й танковой дивизиям. На этот раз наступление поддерживали уже 600 танков — наибольшее число за все предыдущие дни сражения. К вечеру противник овладел в общем всеми нашими позициями, потеряв при этом 220 танков. Расход боеприпасов возрос, но наличные транспортные средства успешно справлялись с их подвозом, так как станция снабжения Архангельское находилась сравнительно близко.

Обнаруженные ранее 100 танков нанесли удар в стык между 36–й и 262–й дивизиями, и их действия не зависели от общего наступления. Как выяснилось позже, в их задачу входило овладеть железнодорожной станцией [183] Архангельское, откуда осуществлялось снабжение трех дивизии южного крыла корпуса. Танки противника натолкнулись на сгруппированные на фронте и флангах силы полковника Штедке, которые, подбив 43 машины, сорвали эту вылазку. Полковник Штедке командовал очень умело, и его осмотрительные мероприятия, предпринятые в самый разгар боев, увенчались успехом. Ситуация была очень напряженной, ему часто приходилось принимать смелые решения, проявлять инициативу и находчивость. Дело, конечно, было намного сложнее, чем оно представляется в этом кратком изложении. Благодаря действиям группы полковника Штедке корпусу удалось избежать серьезных тактических осложнений и предотвратить большую угрозу, нависшую над важной базой снабжения. В истории войны едва ли найдется еще один такой случай, когда начальника штаба корпуса за личное руководство боевыми действиями награждали рыцарским крестом.

Отвод 56–й пехотной дивизии и ввод в бой 2–й танковой дивизии поставили корпус перед рядом проблем, требовавших срочного решения. Во второй половине дня я выехал на командный пункт 56–й дивизии, куда были вызваны также командиры 2–й и 8–й танковых дивизий. Здесь был решен вопрос о распределении полос обороны этих трех дивизий.

Отвод 56–й дивизии был произведен без каких‑либо осложнений. Более или менее сильное давление русских ощущалось лишь в отдельных местах. Ввиду того что широко растянувшиеся дивизии не имели сколько‑нибудь значительных резервов и занимали позиции, совершенно не защищенные естественными препятствиями, их возможность отразить мощные атаки противника вызывали у меня очень серьезные сомнения. Поэтому предполагалось, что при необходимости 56–я пехотная и 2–я танковая дивизии будут отведены за Оку, а оборону позиций на восточном берегу — до подхода 12–й танковой дивизии — возьмет на себя 8–я танковая дивизия. Новую дивизию предполагалось использовать для ведения обороны на реке Оптухе.