Всего один день - Гейл Форман

— Я планирую уехать в конце июля. Но это только если накоплю к тому времени две тысячи долларов, — сказав это, я провожу подсчет. Если чаевых будет больше ста за неделю, плюс официальная зарплата — вообще-то, может, и получится.

— На машину копишь? — рассеянно спрашивает она и делает еще глоток водки. — Могу свою тебе продать. Не то эта скотина меня прикончит, — у Бэбс древний «Форд Тандерберд».

— Нет. На поездку в Париж.

Она ставит бутылку.

— В Париж?

Я киваю.

— А что там?

Я смотрю на нее. И впервые за какое-то время задумываюсь о нем. В суете кухни он как-то стал абстракцией.

— Ищу ответы на свои вопросы.

Она с таким чувством встряхивает головой, что рыжие волосы вырываются из-под банданы.

— Кто ездит в Париж за ответами? Туда надо ехать за вопросами — ну или, по крайней мере, есть макароны.

— Макаруны? Эти кокосовые штучки? — Я вспоминаю эти ужасные заменители печенья, которые мы едим на Пасху.

— Не макаруны. Макароны. Это печенье из безе пастельных цветов. Съедобные поцелуи ангелов, — она смотрит на меня. — И когда тебе нужно две тысячи?

— К августу.

Бэбс щурится. Глаза у нее всегда красные, хотя, как ни странно, обычно в начале рабочего дня, а к концу они начинают как-то маниакально светиться.

— У меня к тебе предложение. Если ты не против поработать дополнительно в обеденную смену по выходным, я гарантирую, что у тебя будут твои две штуки к двадцать пятому июля — тогда ресторан закрывается, потому что отпуск у меня. Но на одном условии.

— Каком?

— Каждый день съедай там макароны. Но только свежие, так что пачку не покупай, — она закрывает глаза. — Впервые я их попробовала в Париже, во время медового месяца. Я сейчас в разводе, но какая-то любовь — вечная. Особенно если влюбился в Париже.

У меня по шее пробегает холодок.

— Вы действительно так думаете?

Бэбс делает еще глоток водки, глаза у нее вспыхивают, как будто она все понимает.

— Ах, так вот какие ответы тебе нужны. Ну, с этим я помочь не могу, но если ты сгоняешь в холодильник и принесешь пахту и сливки, я отвечу тебе на легендарный вопрос, как сделать идеальный крем-фреш.

Двадцать семь

Июнь

Дома

Вводный курс французского длится шесть недель, по три дня в неделю, с половины двенадцатого до часу — еще один повод поменьше времени проводить в Доме Порицания. Хотя теперь я вечерами в «Кафе Финлэй», а по выходным — целый день, но по будням я хожу только к пяти, а в понедельник и вторник ресторан закрыт, так что все равно полно свободного времени, когда нам с мамой приходится друг друга избегать.

В первый день занятий я прихожу на полчаса раньше, покупаю в киоске чай со льдом, отыскиваю нужный кабинет и начинаю рассматривать учебник. Там много фотографий с видами Франции, в первую очередь Парижа.

Потом начинают подтягиваться и другие ученики. Я думала, тут будут ребята из колледжа, но все остальные скорее ровесники моим родителям. За соседний стол садится женщина с мелированием на светлых волосах, говорит, что ее зовут Кэрол, и предлагает мне жвачку. Я с радостью пожимаю ей руку, но отказываюсь от угощения — жевать на уроке кажется как-то не по-французски.

Большими шагами входит похожая на птицу женщина, седая и с короткой стрижкой. Создается впечатление, что она сошла со страницы журнала: ее обтягивающая льняная юбка-карандаш и простая шелковая блузка идеально отглажены, что кажется совершенно невозможным с учетом того, что на улице влажность девяносто процентов. Более того, на шее у нее шарфик, что при такой погоде тоже странно.

Очевидно, она француженка. Даже если бы шарф ее не выдавал — она вышла перед всеми и заговорила. По-французски.

— Мы что, не туда попали? — шепчет Кэрол. Потом преподавательница подходит к доске и записывает свое имя — мадам Ламбер и название курса — «французский для начинающих» и добавляет то же самое на французском. — Нет, не повезло, — говорит Кэрол.

Мадам Ламбер поворачивается к нам и говорит на английском, но с сильнейшим французским акцентом, что это начальный курс французского, но что лучший способ выучить язык — слушать его и говорить на нем. И все, больше английской речи за следующие полтора часа я почти не слышала.

— Je m’appelle Thérèse Lambert[46], — говорит она, произнося: «Те-рез. Ламб-бер». — Comment vous appelez-vous?[47]

Мы все смотрим на нее с изумлением. Она повторяет вопрос, показывая на себя, а потом на нас. Но все равно никто не отвечает. Учительница закатывает глаза и щелкает зубами. Потом показывает на меня. Снова щелкает зубами и показывает рукой, что я должна встать.

— Je m’appelle Thérèse Lambert, — медленно выговаривает она, хлопая себя по груди. — Comment t’appelles tu?[48]

Я на миг застываю, мне кажется, что я снова вижу перед собой Селин, которая болтает что-то на своем языке и смотрит на меня с презрением. Мадам Ламбер еще раз повторяет вопрос. Я понимаю, что она спрашивает, как меня зовут. Но я же не говорю по-французски. Если бы говорила, меня бы тут не было. Это же курс для начинающих.

Но она просто стоит и ждет. И не собирается разрешить мне сесть.

— Je m’appelle Allyson?[49] — пробую я.

Преподавательница довольно улыбается, словно я ей только что рассказала о предпосылках французской революции на этом языке.

— Bravo! Enchanté, Allyson[50].

После чего она обходит весь класс, знакомясь подобным образом со всеми остальными.

Это был первый раунд. После него идет второй: Pourquoi voulez-vous apprendre le français?[51]

Она повторяет новый вопрос, записывает его на доске, некоторые слова обводит, подписывая их значение на английском. Pourquoi: почему. Apprendre: учить. Voulez-vous: вы хотите. А, ясно. Она спрашивает, почему мы хотим учить французский.

Однако я понятия не имею, как отвечать. Я поэтому сюда и пришла.

Но она продолжает:

— Je veux apprendre le français parce que…[52] Je veux: я хочу. Parce que: потому что. — Она повторяет это трижды. А потом показывает на нас.

— Я могу сказать, я знаю это слово из фильма, — шепчет Кэрол и поднимает руку. — Je veux apprendre le français parce que, — говорит она, спотыкаясь на каждом слове и с ужасным акцентом, но мадам лишь смотрит на нее, ожидая. — Parce que le divorce![53]

— Excellent[54], — говорит мадам Ламбер, слово точно такое же, как и в английском, но на французском оно звучит еще лучше. Она записывает. Le divorce. — Развод. La même[55], — говорит она. И подписывает: «то же самое». Потом записывает «le mariage»[56] и объясняет, что это антоним.

Кэрол наклоняется ко мне.

— Когда мы с мужем развелись, я пообещала себе, что позволю себе растолстеть и выучу французский. Если с языком пойдет так же хорошо, как с весом, к осени я буду говорить уже свободно!

Мадам Ламбер опять обходит весь класс, и все сбивчиво объясняют, почему решили выучить французский. Двое собираются провести во Франции отпуск. Кто-то собирается учить историю искусств, для чего не помешает хоть немного знать этот язык. Кто-то считает, что он красивый. Мадам записывает все нужные слова, перевод и антоним. Отпуск: vacances. Работа: travail.

В прошлый раз я была первая, в этот раз последняя. Я к этому времени уже начинаю паниковать, стараясь придумать, что сказать. Как по-французски будут «случайности»? Или что я предполагаю, что совершила ошибку. Или из-за «Ромео и Джульетты». Или найти то, что потеряла. Или потому, что не хочу соперничать, а просто говорить по-французски. Но я не знаю, как это все сказать. Если бы я знала, я бы тут не сидела.

Потом я вспоминаю Уиллема. «Нутеллу». Про разницу между влюбленностью и любовью. Как он говорил? Как по-французски будет «пятно»? Sash? Tache?

— Эллисон, pourquoi veux-tu apprendre le français?

— Je veux apprendre le français, — начинаю я, повторяя кусок, который произнесли уже все остальные. Я его записала, — Parce que… — я задумываюсь. — Le tache, — наконец говорю я.

Странное заявление, если я сказала то, что нужно. Из-за пятна. Ничего не понятно. Но мадам Ламбер строго кивает и записывает на доске «la tache». И подписывает перевод: «задание». Я, наверное, что-то не то вспомнила. Она смотрит на меня и видит, в каком я замешательстве. И записывает еще одно слово. La tache: пятно.

Я киваю. Да, это оно. Антонима она не записывает. У пятна его нет.

Когда сказали все, мадам улыбается и хлопает.

— C’est courageux d’aller dans l’inconnu[57], — говорит она и записывает. Потом заставляет нас переписать это предложение и разобрать его со словарем. Courageux — это «смелый». Dans — это «в». L’inconnu — «неизвестное». D’aller. У нас уходит минут двадцать, но наконец мы понимаем: заходить на неизвестную территорию — смело. Справившись с задачей, мы так же горды, как и мадам.

Тем не менее в первую неделю занятий я все время нахожусь в каком-то полуужасе, что меня спросят — потому что нас всех спрашивают часто; учеников всего шестеро, а мадам любит, чтобы все работали активно. Когда мы начинаем робеть, она напоминает: «C’est courageux d’aller dans l’inconnu». В конце концов, мне как-то удается себя преодолеть. Я все время допускаю грубые ошибки, я знаю, что я коверкаю слова, что произношение у меня ужасное, но мы все в одной лодке. Чем больше я говорю, тем меньше стесняюсь, и становится легче делать попытки.