Владыка Ивери - Вадим Еловенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В обед нас подняли, как мы и просили. И сразу накрыли на стол.
Никогда не мог есть спросонья. Кусок в горло не лез, но я себя заставлял. Кто знает, когда еще поедим? Игорь в последний момент сказал:
– Я еще раз все обдумал. Ночью. Это неоправданный риск. Я не хочу из-за одного влюбленного дурака терять свободу и жизнь. Не пойми меня превратно, Вить. Ну, глупо это.
Я кивнул. Потом положил ему руку на плечо и сказал:
– О’кей. Давай так сделаем. Сейчас я полечу по своим делам, а ты пока подумаешь над другим вариантом решения проблемы. Хорошо?
– Нет другого варианта, – убежденно сказал Игорь. – Я уже всю ночь думал. Давай отвезем его адмиральше – пусть подавится, раз такая кровожадная.
– А ты все-таки подумай, – настаивал я, сильнее сжимая ему плечо.
Глядевшая на нас Ролли понимала, что что-то происходит, и беспокойно поглядывала на нас со своего места за столом. Я ей подмигнул и сказал Игорю:
– Возьми жену и езжайте в горы прогуляйтесь. Вы черт-те сколько вместе нигде не появлялись. Посетите Рол. Встретьтесь с ремесленниками. И пока катаетесь, подумай, Игорь. А у меня дела. Извини.
Я отпустил его плечо и пошел к себе в комнату. Там я вытащил из сундука свой костюм, который заказал еще в тюрьме на Земле. Помнится, Ивери уже присвоили статус графства, а я уже стал графом, и геральдический совет утвердил ее цвета, герб и прочие атрибуты. Девиз сначала не хотели пропускать, но потом плюнули и разрешили. Теперь под изображением герба или на щите всегда писалось: «Demon est Deus inversus!» Распаковав костюм, я стал медленно в него облачаться. Строгий черный фасон, и лишь на рукавах были серебряной нитью вышиты буквы Ивери – IR – в плетеном орнаменте. Туфли, которые тогда были впору, теперь казались мучительно узкими. Растоптался я, как тогда подумал. Наконец я осмотрел себя в зеркале. Именно в этом костюме я был на заключительном собрании трибунала. Именно в нем я прыгал в Амазонку. Именно в нем Матка, сжигая саму себя, потащила меня прыжком к Ивери, удивляя землян тем, чего они раньше о своих врагах и не знали. Ну, спрашивается, кто бы в трезвом уме и здравой памяти стал воевать с противником, обладающим пусть и затруднительным для него и опасным, но практически мгновенным перемещением? Тогда-то и начал остывать накал страстей вокруг поражения Земли. Скажите спасибо, что как вид оставили существовать.
Я критично осмотрел себя. Ну, граф как граф… граф с проседью. Это когда у меня седые волосины появились? И почему мне не доложили? Ну ладно, я просто внимания не обращал, но ведь могли бы и сказать…
Такой вот весь – сама скромность – я вышел из своих апартаментов и нос к носу столкнулся с Ролли и ее охраной. Охрана, как я отметил, была вооружена до зубов.
– Ты куда? – спросила с ходу Ролли.
Я, оглядывая ее и указывая на охранников, сказал:
– Милая, сейчас не самое удачное время для переворота.
Она поняла мой юмор и приказала охране покинуть нас.
– Ты куда? – повторила она вопрос.
– По делам, – сказал я, совершенно не желая вдаваться в подробности.
– А точнее?
– Ролли, тебя это не касается. Это даже твоего мужа не касается. – Видя, что она не даст мне пройти, я ляпнул: – Я на свидание еду, понятно? Видишь, вот приоделся.
– С кем? – не унималась Ролли.
Я усмехнулся:
– С женщиной, конечно! А ты, с кем, подумала?
– Я тебе не верю, – заявила она, прижимая меня к двери и смотря мне в глаза.
Я стал серьезным:
– Ты думай, как ты себя ведешь. Девочка. У тебя хороший муж, но и он не долго думая сломает хребет тому, к кому так его жена прижимается. Извини, если обидел. Мне надо идти…
Оставляя ее за спиной и спускаясь по лестнице, я думал, что за Ролли я бы тоже хребет переломал. Господи, какие мы идиоты… На душе было паршиво до невозможности. Проблемы Алекса становились мне ближе и понятнее.
Разрешение на посадку дали не сразу. Я болтался в зоне поражения ракетной артиллерии базы и думал, отчего они тянут. Весь путь я вел капсулу в очках-«визорах». Не спеша пролетал я над селениями и городами. Реками и озерами. Над холмами и равнинами. Вот и сейчас, ожидая разрешения, я рассматривал лес под собой. Появившееся передо мной лицо адмирала меня, не скрою, напугало внезапностью.
– Здравствуйте, Виктор. Зачем пожаловали? Я вроде вас не вызывала.
Я оправился и сообщил:
– У меня к вам личный разговор, адмирал.
Она с сарказмом заметила:
– То-то я думаю, что не узнаю вас. А вы, оказывается, по личному делу… У вас сегодня праздник? Я раньше вас столь элегантным не видела.
Я, начиная злиться, проговорил:
– Да, у меня сегодня праздник. Возможно, последний. А потому, госпожа адмирал, дайте приказ, чтобы разрешили посадку. Под прицелами ваших ПВО мне несколько неудобно вести личную беседу.
Улыбнувшись, она исчезла, и скоро капсула поймала «приглашение». Уже не задерживаясь и не тормозя, я потянул корабль к океану.
Оставив капсулу на указанной мне диспетчером площадке на песке, я вышел и с наслаждением вдохнул свежий морской воздух. Мне всегда с трудом давались описания вкуса, запаха, цвета. Я иногда жалел о том, что ленился, когда гувернер обучал меня рисованию. Я еще мог изобразить что-то на бумаге, но так и не научился, как моя сестра, подмечать в обычных цветах невероятные оттенки. Иногда на меня находило, конечно, и я различал, что в голубоватой дымке горизонта можно заметить зеленоватые оттенки или даже белые мазки. Но только иногда. В остальное время мне хватало однозначных цветов. Разве что, работая на спектроскопе, я старался проявлять те навыки, что привил мне в далеком детстве гувернер.
С запахами было у меня еще сложнее. Я еще мог с трудом отличить условно «сладкий» или «кисловатый» запах… Но я абсолютно не понимал, как запах может быть «теплым» или «холодным». С усмешкой я вспоминал, как на резкий аромат цветника я однозначно ругался, называя его вонью. Для меня все сильные запахи казались тогда вонью. Мама за голову хваталась от моего неумения чувствовать прекрасное, утонченное.
А уж насчет вкуса чего-либо… Нет, я не об эстетике говорю. С эстетическим вкусом у меня, слава богу, все не так запущено. Любой пилот, да и просто тот, кто много времени проводит в космосе, должен отвыкнуть от вкуса настоящей пищи. Должен позабыть наслаждение от хорошо приготовленных блюд. Основное питание в космосе – это концентраты. И хотя химики-пищевики придавали концентратам по возможности какие-то более приятные вкусовые качества, большинство питательных смесей были практически одинаковы в своей основе. Главное преимущество, которым должен обладать продукт в космосе, – это не вид и не цвет, а питательность и безопасность при длительном хранении. А еще желательно – возможность его производства на борту. Неважно – с помощью синтеза или переработки биологических отходов.
Когда я впервые узнал, что даже экскременты идут в дело при производстве концентратов НЗ, я нисколько не удивился, и меня даже не передернуло. Я знал, куда и на что шел, становясь пилотом. Космос требовал экономить на всем и перерабатывать все, что попадалось на пути, для жизнеобеспечения человека. Многие капитаны не гнушались для пополнения питьевой воды собирать в космосе ледяные глыбы и месяцами проводить их деактивацию. Если уж такая «грязь» шла в дело, то что говорить о человеческих отходах, освобожденных от солей и прочего путем перегонки и очистки? О таких вещах не рассказывают девочкам на танцплощадках, но после них любое блюдо из натуральных продуктов кажется вкусным.
Конечно, на кораблях, особенно в начале длительных походов или на коротких перелетах, старались питаться обычным образом, но надолго такого питания не хватало. Самыми последними на концентраты переходили командиры экипажей. Когда это происходило, начиналась настоящая служба. Раздраженные командиры отрывались за свои лишения в полновесных тренировках ни в чем не повинного личного состава…
Стоя на берегу, я подумал, что и герцогиня Орни наверняка ничем от тех командиров, кого я знал, не отличалась. И когда ее начинали кормить концентратами, она тоже начинала изгаляться над своей эскадрой.
К адмиралу меня вели под охраной аж целых двух десантников. В ее кабинете они встали по краям дверей, и я нисколько не сомневался, что меня сожгут при первом резком движении, невзирая на мой классный костюмчик. Жалко будет. Он стал мне как талисман.
– Зачем пожаловали? – сказала адмирал, откидываясь в кресле.
– По личному вопросу, – сказал я.
– Говорите при десантниках, – махнула Орни рукой. – С некоторых пор у меня нет к вам доверия.
– А раньше вы всецело доверяли человеку с печатью Орпенна на груди? – съязвил я.
Она посмотрела на меня укоризненно и сказала:
– Вы можете меня по-человечески понять? Я вас отпустила, хотя должна была гноить в тюрьме до суда по делу о мятеже. Я вас даже не ущемила в правах. А вы, этакий неблагодарный мальчишка, прилетаете ко мне сюда и начинаете меня злить. Это чревато, Виктор Тимофеев, граф Иверский. Или вы меня путаете с институтскими девочками? Так я сейчас…