Венеция. Прекрасный город - Питер Акройд

Самый явный знак неизменности – и самый знаменитый. Гондолы курсируют по каналам города тысячу лет с минимальными изменениями конструкции и вида. В XVII столетии Джон Ивлин описывал их так: «Очень длинные и узкие, нос и корма из стали… Некоторые украшены резьбой, другие крыты бархатом, обычно черным… Гребец стоит во весь рост на самом краю лодки, нагибаясь вперед, как если бы бросался в море, и одним веслом с невероятной ловкостью гребет и поворачивает».

Гондолы впервые упоминаются в документе конца XI столетия, но, должно быть, к тому моменту они существовали несколько десятков лет. Слово допускает много вариантов происхождения, к примеру, от латинского cymbula или от греческого kuntelas (оба слова означают – лодочка, челнок). Прототип самой лодки находили на Мальте, в Турции и, что совершенно невероятно, в Авиньоне. Характерную форму, и по сей день не устаревшую, она приобретала постепенно. Первоначально она была короче и шире, чем сейчас, с кабинкой посредине, зачастую закрытой шторами или занавесками. Это был вид транспорта, используемый патрициями города, которые могли держать на жалованье в своем хозяйстве много гондольеров.

К XVII веку felzi (кабины гондол) сделались местом интриг и тайных свиданий, добавив в легенду о Венеции то, что это город запретных удовольствий. В 1930-е годы кабины убрали. Было еще одно видоизменение. В середине XVIII столетия левый борт гондолы сделали на двадцать четыре сантиметра выше правого; это усовершенствование повысило скорость и маневренность лодок. Гондола плыла сквозь столетия, удлиняясь и истончаясь, чтобы вмещать все больше туристов. Она по-прежнему остается лодкой для удовольствий, но больше не для удовольствий немногих избранных.

В XVI веке в Венеции было десять тысяч гондол, многие украшали резьба и орнамент. Богатые венецианцы соперничали друг с другом в пышности – не так уж часто им предоставлялась возможность для публичной демонстрации своих трат. Разумеется, это вызывало сопротивление венецианского государства, стремившегося ограничить любой индивидуализм в пользу коллективизма. Поэтому декретом 1562 года украшательство было запрещено. Так гондолы стали черными. Даже при том, что венецианцы не испытывают неприязни к черному цвету, гондолы с тех пор постоянно называют плавучими гробами. Перси Биши Шелли сравнивал их с бабочками, вырвавшимися из куколки гроба. Джеймс Фенимор Купер уподоблял гондолы катафалку. Рихарду Вагнеру, напуганному эпидемией холеры, приходилось делать над собой усилие, чтобы ступить в гондолу. Гете назвал гондолы вместительными похоронными дрогами. А Байрон писал:

И мнится, лодка с гробом проплывает.Кто в нем, что в нем – кто ведает, кто знает?[11]

Байрон описывает любовь, которая могла бы  (или не могла бы) совершиться в уединенной кабинке гондолы. Гондольер, проникающий во внутренние каналы города, наделялся и фаллическим смыслом, таким образом, смерть и секс в Венеции соединились еще раз. Генри Джеймс писал о своих впечатлениях от поездки на гондоле: «Каждое смутное узнавание и каждая непонятная задержка вызывает новое биение чувства, будто ты плывешь навстречу своей судьбе…» Поездка на гондоле может пробуждать очень сильные инстинкты.

Ferro (металлический клюв на носу) имеет запутанную историю. Некоторые полагают, что его шесть зубцов обозначают шесть sestieri города. Также считается, что эта деталь – копия клюва римской галеры; учитывая пристрастие венецианцев к копиям антиков, этому можно верить.

Гондольеры – самые знаменитые из сыновей города. Их униформа – соломенная шляпа с лентой, полосатая футболка, красный или синий шейный платок, темные брюки – на самом деле установилась только в 1920-е годы. Но их braggadocio (хвастовство, бахвальство) имеет очень давнюю традицию. Кажется, они наслаждаются звуком собственного голоса – на суше и на воде. Они кричат; они орут; они поют. Но когда они замолкают и остается только звук скользящей по воде гондолы, воцаряется глубокий покой Венеции.

Гондольеров прославляли в песнях и балладах с XVI века. Их превозносили за благоразумие. Когда гондолы использовались как место любовных свиданий, гондольеры не выдавали клиентов; если гондольер доносил на даму ее мужу, его могли утопить его же коллеги. Гондольерам доверяли доставлять любовные письма. Иностранные гости часто осуждали их за сквернословие, жульничество и сводничество, но это с лихвой компенсировали восхваления соотечественников. К примеру, в комедиях Гольдони они выступают положительными героями. Вот типичный эпизод из пьесы «Честная девушка»: «Два гондольера прибыли одновременно с противоположных сторон… Каждый настаивает, что другой должен уступить ему путь, сдав назад». И далее следует обмен угрозами и оскорблениями, в прежние времена известный каждому путешественнику по Венеции. Но их вспыльчивость была частью атмосферы города. Они воплощали волю к жизни и выживанию в водной стихии.

Крики и песни гондольеров без конца записывались. Рёскин в «Камнях Венеции» первое приложение назвал «Крик гондольера». Так можно бы назвать оперу. Premi!  (Проходи справа!) Stali!  (Проходи слева!) Sciar!  (Остановка!) Гондольеры любили перекликаться над водой, хотя сейчас их морское остроумие выглядит так же театрально, как пение Osolemio или Torna a Sorrento. В городе они по-прежнему могучая и подчас разрушительная сила, но теперь они по большей части превратились в отраду туристов. В более широком смысле – они стали частью сознательного маньеризма современной венецианской жизни, в своих костюмах, почти карнавальных. Говорят, ни один венецианец в жизни не сядет в гондолу, разве что за исключением тех, что используются как паромы, соединяющие два берега.

Сейчас в городе работает только четыре сотни гондол. В год строится лишь четыре. Лодка не может служить вечно. После двадцати лет службы деревянная конструкция коробится и расшатывается. Тогда ее доставляют на остров Мурано, где дерево идет в огонь стекольного производства. Она становится частью другой городской промышленности, ее энергия преобразуется в венецианское стекло.

Глава 20

Правосудие

У одного из трех открытых внешних углов Дворца дожей находится скульптура, представляющая суд Соломона. У западного фасада дворца стоит фигура Правосудия с поднятым мечом в руке; здесь же написано слово Venecia. Венеция и Правосудие объединены в вечный образ с надписью: «Сильна и справедлива я на троне, ногами попираю неистовство морей». Над Порта делла Карта, в том же комплексе общественных зданий, находится изображение Венеции в образе девы на троне и Правосудия с мечом и весами в руках. Венчающие дворец фигуры также представляют Правосудие. Венецианское правосудие – один из основных мифов Венеции. Оно считается древним. Оно считается вдохновленным богами. Оно считается, в своей идеальной форме, юридическим спасением человечества.

Фактическая сущность венецианских законов менее чудесна, но, пожалуй, более интересна. Как и остальные аспекты Венецианского государства, они имеют смешанное происхождение. В их основе лежат элементы римского права и византийского законодательства. Другие элементы были взяты из ломбардских и франкских сводов законов. Не имея твердого территориального фундамента, Венеция была вынуждена заимствовать и адаптировать традиции других народов. Можно сказать, что венецианцы создали пеструю систему, смешивающую разные правовые принципы, гибкую и приспосабливающуюся к любым обстоятельствам. Венецианские законы были прежде всего эффективны. Нация, чья жизнь целиком проходит на море, в первую очередь должна позаботиться о своем спасении.

Первый свод законов был опубликован в конце XII века, а в следующем столетии законы были собраны на страницах пяти огромных книг. Большинство законодательных актов, как и следовало ожидать в городе купцов, касались вопросов собственности и имущества. Коммерческое законодательство было самым объемным. Эти пять книг воплотили меркантильное отношение к законам. Несмотря на уважение к обычному понятию правосудия, венецианская практика была в основном эмпирической и прагматичной. Законы зачастую представляли собой лишь подтверждение того, что уже случилось на практике. Обычное право, неписаное и подчас анекдотическое, имело исключительное значение. Провозглашалось даже, что обычай может перевешивать писаный закон. В какой-то мере это свидетельство купеческого духа, не доверяющего юридическим придиркам и уверткам. Правонарушитель должен заплатить за оскорбление Бога и неуважение к городу. Вот что важно.

Принято считать, что венецианцы больше любят говорить, чем делать. Во всяком случае, ни один другой город-государство не выпустил столько законодательных актов. Содержание этих законов зачастую было путаным, непоследовательным и противоречивым. Они принимались и не вводились в действие. Они выпускались и перевыпускались, в то время как точно такие же законы имелись в действующем кодексе. Вожди Венеции издавали очень много законов. В подборе юридических формулировок был элемент фантазии или недостаточной соотнесенности с реальностью. Иногда на Большом совете вспоминали  (или думали, что вспоминают) какой-то конкретный закон. Когда выяснялось, что на самом деле его не существует, его разрабатывали и вводили. Говорили: «Семи дней достаточно, чтобы венецианский закон стал непонятным».