Зеркальные очки - Брюс Стерлинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Что я?»
Оранжевые неоновые стрелы с козырька над головой, шипя, сползли по стене на тротуар и попытались обвиться вокруг его ног, утащить в тинглерную галерею. В ее голографических витринах плоть переплеталась с плотью; к нему выплывали груди и задницы, а он, словно подопытная мартышка при виде банана, против своей воли реагировал на визуальный раздражитель классическим образом — стояком в штанах. «Звенит звонок — у собачки течет слюна», — подумал Рикенхарп.
Он оглянулся. Что это там за парень в темных очках? К чему темные очки ночью? Может, он из ВС?
«Не-е-е, чувак. Я тоже ношу ночью темные очки. Расслабься».
Он попробовал было стряхнуть с себя паранойю, но она оказалась как-то завязана на охватившее его сексуальное возбуждение. Каждый раз, как он замечал проститутку или порнографическую видеорекламу, паранойя вновь колола его скорпионьим жалом на хвосте подросткового гормонального взбрыка. Он чувствовал, как нервные окончания выходят из-под кожи.
«Кто я? Толпа?»
Рикенхарп понимал, что после длительного воздержания порог чувствительности к меску у него понижен.
Кармен, увидев что-то на улице, взволнованно зашепталась с Юкио.
— Что случилось? — спросил Рикенхарп.
— Видишь, серебрится? — прошептала она. — Вроде серебристого мерцания — там, над такси… Присмотрись, я не могу показать рукой.
Он оглядел улицу. Такси как раз выворачивало из-за угла. Электрический мотор взвыл: колеса утюжили кучу мусора. Окна машины были настроены на зеркальное отражение. Чуть выше и сзади реяла хромированная птичка, ее трепещущие крылья расплывались, как у колибри. Размером она была с дрозда, а вместо головы торчал объектив камеры. На алюминиевой груди имелся какой-то неразличимый знак.
— Вижу. Не знаю, что это.
— Думаю, ею управляют изнутри такси. Похоже на них. Пошли.
Она юркнула в тинглерную галерею. Уиллоу, Юкио и Рикенхарп последовали за ней. На входе пришлось купить жетоны, по минимуму: четыре на брата. Лысый, не первой молодости чувак с двойным подбородком за стойкой отсчитал их не глядя, взгляд его был прикован к экрану телевизора на запястье. Оттуда миниатюрный диктор вещал металлическим голосом:
— …сегодняшнее покушение на главу Второго Союза, преподобного Рика Крэндэлла… — Далее неразборчиво из-за помех. — Крэндэлл в тяжелом состоянии доставлен в медцентр Свободной зоны, находящийся под усиленной охраной. Неожиданно явившись на встречу в отеле «фуджи Хилтон», Крэндэлл…
Они забрали жетоны и направились вглубь галереи. Рикенхарп услышал, как Уиллоу прошипел Юкио:
— Сукин сын еще жив.
Рикенхарп сложил два и два.
Тинглерная галерея была окрашена главным образом в тона плоти: все доступные вертикальные поверхности заняты эмульгированной наготой, качество фотографий обычно не лучше поляроидных. По мере продвижения от одного фото или голограммы к другой вы начинали замечать, что изображения людей на них то инвертированы, то перекошены, то обработаны так, что в результате получились тысячи вариантов совокупления, как будто ребенок, поиграв в раздетые куклы, оставил их раскиданными на полу. Неяркий красный свет лился из кабинок, подманивал; длина его волны была рассчитана так, чтобы возбудить сексуальное любопытство. Внутри каждой «кабинки уединения» находились экран и тинглер. Последний выглядел наподобие пылесоса двадцатого века с крупной насадкой на конце шланга, похожей на солонку. Предполагалось, что вы будете смотреть на экран, слушать звуковое сопровождение и елозить тинглером по эрогенным зонам, стимулируя соответствующие нервные окончания тонко настроенным электрополем, проникающим под кожу. В душевых фитнес-центров легко было отличить парней, которые злоупотребляли тинглером. После «рекомендованного предела в 35 минут» кожа делалась похожей на обгоревшую под солнцем… Еще пять жетонов, и автомат выдавал кислородную маску со смесью амилнитрата и феромонов.
— Говоря привычными словами, — начал Юкио, — есть тут еще выход?
— Да, — кивнул Рикенхарп, — галерея стоит на углу, логично предположить, что тут два входа, с обеих улиц. Ну и, может быть, задний выход тоже…
Уиллоу тем временем разглядывал рекламную надпись под неподвижным изображением двух мужчин, женщины и козы. Он наклонился чуть ближе, всматриваясь в козу, как будто искал признаки семейного сходства, и кабинка почуяла, что рядом кто-то есть: изображение ожило, фигуры принялись изгибаться, отлизывать и проникать друг в друга, изменяя очертания с неестественно формализованной неуклюжестью; излучаемый кабинкой красный свет стал ярче, она выбросила в воздух приманку из феромонов и амилнитрата, стараясь соблазнить клиента.
— Так где же другой выход? — прошипела Кармен.
— Что-что? — Рикенхарп рассеянно взглянул на нее. — Ой! Извини, я тут… даже не знаю. — Он глянул через плечо и, понизив голос, сообщил: — Алюминиевая птичка внутрь за нами не полетела.
— Электрическое поле тинглеров мешает управлению птицей, — пояснил Юкио. — Но мы должны быть на шаг впереди.
Рикенхарп огляделся: лабиринт черных кабинок и розовых плакатов, казалось, скручивался в спираль, как будто сливался в кубистскую канализацию…
— Я сам найду другой выход, — решил Юкио.
Рикенхарп благодарно последовал за ним, ему хотелось наружу.
Они быстро прошагали по узкому коридору между рядами кабинок. Посетители задумчиво или с показной беззаботностью расхаживали от одной двери к другой, читали рекламу, разглядывали ролики, пытались найти в фетишистском индексировании свой код либидо, не смотрели друг на друга — разве что искоса, старательно соблюдали границы личного пространства, как будто боялись потревожить дремлющую сексуальную гибкость.
Откуда-то доносилась музыка — с подвыванием, с экстатическим оханьем. Красные огни напоминали о том, как просвечивают кровеносные сосуды в руке над яркой лампой. Негласные правила, регулирующие работу заведения, с кальвинистской неумолимостью складывались в своего рода полосу препятствий. Тут и там, в изгибах жарких узких коридоров, между рядами кабинок, усталые охранники в штатском, покачиваясь на каблуках, указывали праздно шатающимся: «Проходите, пожалуйста, не останавливайтесь. Жетоны вы можете приобрести при входе».
Рикенхарпу наглядно представилось, что галерея вытягивает его сексуальность, что пылесосные шланги в каждой кабинке сговорились высосать его оргонную энергию,[66] сделав его безвольным мерином.
«Пора отсюда уебывать», — решил он.
И тут, увидев надпись «ВЫХОД», они ринулись к ней и выскочили за дверь.
И оказались в переулке. Оглядывались вокруг, ожидая увидеть птичку. Но птички не было. Лишь серые пересечения пенобетонных плоскостей, шокирующе монотонные после жадного разноцветья тинглерной галереи.
Они вышли из переулка, помедлили секунду, рассматривая струящуюся в обе стороны толпу. Как будто встали на берегу бурлящей реки. А затем вступили в нее, Рикенхарпу казалось, что ноги мокнут от обратившейся в жидкость человеческой плоти, на одном инстинкте он следовал к цели: к «Хижине Гейти».
Сквозь черные облупившиеся двери из прессованного картона они ворвались во влажный мрак вестибюля «Хижины Гейти». Рикенхарп отдал Кармен свою куртку, чтобы она прикрыла голые груди.
— Тут только для мужчин, — пояснил он, — но если ты не будешь светить сиськами, может, и пустят…
Кармен натянула куртку, очень осторожно застегнула молнию; еще Рикенхарп выдал ей темные очки.
— Эй, Картер! — Рикенхарп постучал в окно перегородки рядом с запертой дверью.
За стеклом кто-то оторвался от экрана телевизора.
— Привет, — улыбнулся Картер.
Сам себя он называл «модным педрилой» и одет, соответственно, был в отороченную белым корабельносерую флексикожу под минимоно. Но реальные М&М с презрением отвергли бы его за светящуюся сережку, на которой то и дело промелькивало зелеными буковками: «Иди… на хуй… если… тебе… не… нравится… Иди… на хуй… если…» Они сочли бы подобное непозволительно медийным. Да и широкая жабья рожа Картера никак не укладывалась в стандарты минимоно.
— Девчонкам нельзя, Харпи. — Он заметил Кармен.
— Это трансвестит, — оправдался Рикенхарп и протянул сложенную двадцатку ньюбаксов в окошко. — О'кей?
— О'кей, под ее ответственность, — согласился Картер, засовывая двадцатку в темно-серые бикини.
— Конечно.
— Слышал о Гиэри?
— Не-а.
— Нагероинился вусмерть, от зеленых писек.
— Ой, бля!
У Рикенхарпа мурашки по телу забегали. Паранойя снова поднимала голову, и, чтобы успокоить ее, он сказал:
— По-любому, я не собираюсь тут ничего никому отлизывать. Мне Фрэнки нужен.
— Этот дебил? Здесь он, держит совет или что-то в этом роде. Но тебе все же придется заплатить за вход, дорогуша.
